Золото Калифорнии

ГЛАВА XV

Под вечер того же дня, в который произошли столь знаменательные события, через реку Арканзас переезжал большой паром с двумя гребцами, гигантами неграми, направляясь из Питсбурга на другой, южный берег реки. На пароме, кроме гребцов, находился только один белый человек с лошадью. Расплатившись с неграми, он пустил свою лошадь на берег, предоставив ей полную свободу, которой она тотчас же и воспользовалась, принялась щипать свежую, сочную траву.

- А что, масса, - спросил белого всадника один из негров-перевозчиков, родом с берегов Конго, имевший, благодаря сильно выдававшимся скулам, толстым губам и приплюснутому носу, довольно зверский вид, - ведь здесь нет поблизости никакого жилья. Где же вы остановитесь?

С этими словами он стал тщательно укладывать в свой кожаный кисет плату за перевоз.

- На семь миль в окружности, - продолжал он, - нет ни одного домика, где бы вы могли провести ночь. А ведь скоро, пожалуй, и дождь соберется.

- Я это прекрасно знаю, - отвечал всадник. - Но ведь недалеко отсюда должна находиться хижина, в кото-рой жил фермер, переселившийся из Иллинойса. Разве он там уже не живет?

- О, масса, эта хижина давно уже пуста! - отвечал негр. - Его жена и двое детей померли, а сам он уехал оттуда.

- Но хижина-то, значит, стоит по-прежнему?

- Так-то так, но, масса…

- Что ж, крыша обрушилась, что ли?

- Нет, масса, и крыша цела, но только… там, говорят, происходят дела… которые…

- Дела? Что вы хотите сказать? Какие дела?

- Говорят, что жена фермера, похороненная в саду… говорят, она…

- Говорят, что она приходит в дом? Так, что ли? - спросил незнакомец.

- Да, да! - боязливо зашептали оба негра, таинственно покачивая головами, причем глаза их выражали самый непритворный страх.

- Что за дурак рассказывает подобные небылицы? - изумился всадник, готовясь сесть на лошадь. - Ведь до сих пор, кажется, никто не видел этого привидения!

Негры отрицательно замотали головами, давая понять, что были свидетели появления ужасной женщины. Старший из них даже сообщил предположение окрестных жителей, что фермер, должно быть, сам убил свою жену, а затем и обоих детей, чтобы те не могли рассказать об убийстве. Потом, говорил негр, фермер уехал на пароходе, продав землю одному из жителей Питсбурга. Когда труп вырыли, оказалось, что он весь покрыт ранами, а на другой день пропали трупы детей.

Рассказав столько ужасных вещей, негр испугался темноты и надвигавшегося с берега тумана, в котором ему, вероятно, померещилась убитая женщина; он вскочил обратно на свой паром и, не дожидаясь ответа путешественника, с помощью товарища живо погнал паром обратно.

Браун, это был он, несколько времени смотрел вслед удалявшемуся парому, скоро скрывшемуся в тумане, сел на лошадь и направился к скалистому подъему, ведшему от берега реки к гористой части Арканзаса.

Достигнув конца подъема, Браун замедлил ход лошади, давая ей возможность передохнуть. Перед молодым человеком открывался довольно печальный вид: вся равнина была усеяна сплошным слоем песка, и только в одном месте зеленел небольшой клочок земли, остаток поля, некогда возделанного ирокезами.

К этому полю примыкала маленькая хижина, о которой наговорил так много страшного негр-перевозчик. Браун поехал прямо к этому жилищу. Наступила темная ночь.

Хижина ничем не отличалась от массы подобных же построек, столь часто встречающихся в Северной Америке. Это был скорее временный барак или сарай. Забор, окружавший сад, частью сгнил, частью был сожжен. Рядом с хижиной стояло другое полуразвалившееся здание, вероятно кухня или кладовая. Все ясно говорило, что жилище давно покинуто.

Такая картина запустения неприятно подействовала на Брауна, и он уже подумывал, не лучше ли будет провести ночь на свежем воздухе, под открытым небом. Вдруг налетел порыв западного ветра, обдавший путника туманом, холодным и пронизывающим до костей, как зимний дождь. Колебаться не приходилось. Браун скрепя сердце слез с лошади и стал устраивать для своего верного животного навес, затем вытащил торбу с маисом и, высыпав корм в валявшееся на дворе корыто, подставил лошади.

Браун вошел и был приятно изумлен, найдя в камине оставленные кем-то недавно бывшим здесь горячие еще уголья и золу. Живо собрал охапку хвороста - и скоро в камине запылал огонь.

Браун сходил на двор за своим плащом и седлом, которые и разложил перед камином, намереваясь здесь устроить себе постель на ночь. Поужинав куском дичи и маисовой лепешкой, молодой человек растянулся на своем жестком ложе, как будто это была самая мягкая и покойная кровать.

Греясь перед ярко пылавшим огнем камина и наслаждаясь ощущением покоя после долгой езды, Браун предался своим размышлениям, в которых главное место занимала, конечно, Марион.

Мало-помалу образы стали расплываться, мысли туманились, и Браун заснул, шепча имя любимой девушки.

Браун проснулся около полуночи от порывов холодного ветра, врывавшегося в каминную трубу, огонь уже погас. Он перенес постель в противоположный угол, думая проспать там еще несколько часов. Но едва он успел отодвинуться в темный угол, как снаружи раздались чьи-то голоса. Браун не верил, конечно, рассказам негров, но все-таки приготовился к всевозможным случайностям, зарядив ружье и вынув нож. Затаив дыхание, он чутко прислушивался, но все было тихо.

Вдруг дверь в хижину распахнулась, и кто-то произнес:

- Черт бы побрал эту проклятую развалину, я никак не мог найти ее в темноте! Что за убийственная погода! Вот самое подходящее время для наших предприятий.

- Да, - отозвался другой голос, - благодаря этому дождю наши следы окончательно пропадут.

- Тем не менее этот проклятый дождь промочил меня до нитки. Не развести ли огонь?

- Это будет трудно сделать без сухого хвороста и топора. Днем, уходя отсюда, я оставил под золой горячие уголья, а теперь они так же сыры, как и земля. Однако нам нельзя долго оставаться здесь, я должен к утру быть у своей фермы.

- А вы не думаете, что было бы лучше привести наших лошадей сюда? - спросил опять тот же голос.

- Нет, мне бы не хотелось оставлять здесь лошадиных следов!

Браун, несмотря на подозрительные слова о дожде как о благоприятной погоде дня каких-то «предприятий», хотел выйти из своего убежища, но последние слова заставили его изменить решение. Зародилось подозрение, не конокрады ли это.

Браун приготовил нож, он знал, что бандиты, если откроют его, ни в коем случае не станут церемониться.

- Когда вы думаете вернуться?

- А, право, не могу сказать точно. Вероятно, недели через три. Я отправляюсь теперь очень далеко.

- Не забудьте сделать то, о чем я вас просил, когда будете у маленького ручейка, протекающего около моего дома. Если Регуляторы найдут около моей фермы следы, они ее тщательно обыщут, а это крайне неприятно будет и вам, и мне.

- А мне-то почему?

- Ну, раз они что-нибудь найдут, тогда прощай наши лошади, а следовательно, и ваши барыши, да заодно, пожалуй, и наши головы!

- А, ну то-то, я было подумал кое-что другое. Полно, не бойтесь! Все предосторожности будут, конечно, приняты. Когда я сведу в нужное место лошадей, вернусь, и тогда мы поделим добычу. Хотя вы должны полностью доверять незнакомцу, который придет к вам от меня за лошадьми, однако денег у него не берите, я лучше после сам их получу.

- Хорошо, а что, этот человек знает дорогу к моему дому?

- Конечно. Он же мне и указал ее!

- Но как я узнаю, что это именно тот человек?

- Когда он подойдет к вам, то спросит: «Дорога в Фурш-ла-Фав?», а вы ему отвечайте: «Река протекает мимо моего дома». Затем он скажем вам: «Хороши ли окрестные пастбища?» Наконец, когда он попросит у вас «дать ему стакан воды», вы можете больше не сомневаться, что это именно и есть тот человек.

- Вот и прекрасно! Лишние предосторожности не помешают. Ведь у меня могут в это время быть не только соседи, но и моя воспитанница, которая не должна ничего знать. О наших тайнах знает только моя жена, да и то я нахожу это опасным. Итак, прощайте, дружище, спокойной ночи. Мне пора. Как это вы рискуете оставаться в доме, про который рассказывают.

- О, это детские сказки, не больше!..

- Но что с вами? Чего вы насторожились?

- Мне послышался топот лошади.

- Этого не может быть! Наши лошади привязаны больше чем за четверть мили отсюда. Ну, теперь, кажется, дождь перестал, идем!

В хижине воцарилась мертвая тишина. Браун ломал голову над вопросом, что это были за люди и какие они вели дела. Наконец он решил получше воспользоваться оставшимся временем, накрылся с головой одеялом и заснул. Ему опять приснилась Марион. Она, казалось, избегала объятий своего жениха, а тот употреблял все усилия, чтобы поймать ее. Наконец он схватил молодую девушку, которая, придя от этого в ужас, кричала о помощи среди темной ночи и бури.

Браун, полуочнувшийся от страшного сна, сбросил с себя одеяло и встал. Он все еще недоумевал, действительно ли слышал крик или это ему приснилось.

Начинало рассветать.

Браун вышел из хижины, оседлал лошадь и немедленно тронулся в путь.

Первые признаки утра, бодрящий предрассветный ветерок и быстрота езды вернули прежнее расположение духа.

Вдруг из-за поворота тропинки Браун лицом к лицу столкнулся с каким-то человеком.

- Ассовум! - воскликнул он. - Как я рад вас видеть! Куда вы идете?

- Теперь я уже пришел! - ответил индеец, пожимая руку Брауна.

- Так, значит, вы шли ко мне навстречу? Что случилось?

- О! Очень много! Разве брат мой ничего не слыхал?

- Нет, нет, говорите скорее!

- Неужели вы не знаете, что случилось?

- Клянусь вам, ничего! - весело воскликнул Браун. - Ведь вы же знаете, что я был по ту сторону Арканзаса, откуда же я могу знать, что здесь случилось?

- Но ведь это случилось до вашего отъезда!

- А, так вы говорите о моей ссоре с Гитзкотом?

- Гитзкот убит! - строго произнес Ассовум, пристально глядя в глаза Брауну.

- Неужели? - искренне удивился тот. - Это ужасно!

- Еще ужаснее то, - подхватил индеец, - что виновником убийства считают вас, мой друг. Конечно, никто не думает обвинять вас за это, находя, что вы были вправе убить Регулятора после его угроз…

- Ассовум! - решительно возразил молодой человек. - Ассовум, клянусь честью, я не виновен в этом! С тех пор как я расстался с Гитзкотом у Робертсов, я больше его не встречал. Неужели и вы считаете меня убийцей?

Индеец только улыбнулся.

- Ассовум, - сказал он, - не имел бы своим другом убийцу и грабителя!

- Что?! Так, значит, меня еще и в этом обвиняют!

- Да, некоторые злые люди говорят это про вас. Но Гарпер и Робертс не допускают такой мысли.

- Дай Бог, чтобы все разъяснилось! - воскликнул Браун.

- Я сейчас осмотрю вашу ногу, - сказал индеец, вытаскивая томагавк.

- Зачем? - удивился Браун. - А, вы измерили следы убийцы?

- Да, - ответил краснокожий, прикладывая рукоятку томагавка к подошве сапога Брауна. - Так и есть! - радостно воскликнул он. - Ваша подошва на три четверти дюйма длиннее!

- Но не забудьте, Ассовум, - сказал Браун, - что во

время отъезда на мне были мокасины, а не эти сапоги. Там, на месте убийства, значит, были только следы сапог?

- Да, да, - отвечал Ассовум; лоб его наморщился от раздумья, и он какое-то время молча стоял около своего белого друга, что-то соображая.

- Ну ладно, - сказал он. - Теперь пора вам возвращаться домой. Ваш дядя от пережитого волнения захворал. Брату моему нужно поскорее оправдаться от возводимого на него обвинения.

- Так идем скорее, дорогой Ассовум! - отозвался Браун.

Индеец молча кивнул головой и пошел обратно по той же дороге. Брауну чуть не рысью пришлось ехать, чтобы не отстать от быстро шагавшего Ассовума. Тот рассказал спутнику все подробности находки и убийства Гитзкота. Краснокожий сообщил еще, что утром того же дня встретил какого-то всадника на высокой лошади, но не мог разглядеть его лица, скрытого под полями широкой шляпы.

- Вероятно, это был один из тех людей, - сказал Браун, - разговор которых я слышал в хижине.

По дороге путники завернули на ферму Сингера, чтобы захватить у него лодку: река сильно вздулась и бурлила и вброд через нее переправиться было бы нелегко. Фермер с готовностью предложил им свою лодку, обещая на следующий день прислать лошадь Брауна со своим сыном прямо на ферму Гарпера.

- Будьте только поосторожнее, - предупреждал фермер, - река сегодня очень неспокойна, а моя ореховая скорлупка легко может перевернуться.

- О, вам на этот счет нечего беспокоиться: я сам недурной пловец, а Ассовум лучше всех здесь в окрестностях умеет управляться с лодкой.

- Ну хорошо, а лошадь вашу я завтра пришлю к мистеру Гарперу, вашему дяде. Вас также зовут Гарпером?

- Нет, я - Браун.

- Браун? - удивился фермер. - Надеюсь, не тот Браун, который, как говорят…

- Про которого рассказывают, что он убийца Гитзкота, хотите вы сказать? - спросил Браун. - Да, это я! Но это говорили, когда меня здесь не было. Я сумею доказать свою невиновность.

- О, я и без того ютов вам поверить, видя ваше открытое и честное лицо, - отозвался фермер.

- Ассовум, нам пора ехать! - сказал Браун, прощаясь с фермером.

- Я готов, - отозвался стоявший у дверей индеец.

Путники дошли до берега и уселись в лодку. Ассовум правил рулем, а Браун греб. Вскоре легкая лодка, управляемая ловкой рукой краснокожего, скрылась за излучиной реки. К концу дня путники достигли более широкого и безопасного места реки. Браун бросил работать веслами, а Ассовум продолжал править. Начало темнеть.

Вдруг Ассовум заметил на берегу какой-то огонь, мелькавший между кустами.

- Странно, - сказал Браун, также заметивший этот огонь. - Кто это мог его развести здесь? Нет ли тут поблизости какого-нибудь дома?

- Да, - отозвался индеец, - это заброшенная хижина, в которой Алапага должна была провести ночь. Здесь мы остановимся.

Через минуту лодка была привязана к ветвям навис-шеи над водой ивы, и оба путника выскочили на берег.