Золото Калифорнии

ГЛАВА XV

Промывочный снаряд остался наверху в палатке, так как в нем еще не было надобности. Оба золотоискателя вскинули на плечи лопатки и кирки, а старик взял еще в левую руку жестяную миску, и спустились к горному ручью, намереваясь выбрать там свободное место, на котором могли бы начать работы.

В этом месте река образовывала несколько изгибов и, глядя сверху, они видели в каких местах почва была изрыта по всем направлениям.

- Там внизу дело неладно, - сказал Георг; - вдоль всей ложбины ручья нигде нет даже кусочка нетронутой земли; они уже всюду рыли. Будь там золото, они бы эти места не бросали.

- Ты ошибаешься, - возразил старик. - Рудокопы очень нетерпеливый народ и копают то здесь, то там, и если тотчас не найдут золотоносную жилу - бросают и идут дальше, выбирая себе новое место. Ни один из них не обладает достаточным терпением.

- Золотоносную жилу? - изумленно переспросил Георг. - Да разве золото лежит в горах жилами?

- То есть, нельзя сказать чтобы вполне правильными жилами. Но, во всяком случае, в давние времена оно было смыто с гор вниз, потому его и находят в совершенно чистом виде, и называется оно: аллювиальное золото. Когда поток низвергся вниз, то течением унесло тяжелый металл в долину по руслу потока. Но так как металл вследствие тяжести опускался на дно, он и остался среди каменных пород или в мягкой глине, образовавших ложбину реки. В позднейшие столетия наносилась земля в ложбину, затем появилась на ней роскошная растительность, и теперь мы должны разыскать там узкую полоску, по которой проходило смытое с верха золото - вот это именно и называется жилой.

- Но если бы там внизу действительно была подобная жила, то ее нашли бы уже те, кто так давно роется. Ведь везде и всюду видны ямы.

- Это, разумеется, верно отчасти, но ты должен обратить внимание на то, - сказал старик, - что золото не спускалось вниз по прямой линии, а по чрезвычайно извилистой, описываемой в те отдаленные времена стремившимся вниз потоком. Всякая река, по прошествии меньшего или большего числа лет, вследствие тех или других причин изменяет свое русло, будь это величайшая река в мире или даже маленький ручей, конечно, за исключением тех случаев, когда она течет в ложбине, окаймленной высокими скалистыми берегами. Если течение стремится вдоль скалистой стороны, то оно все же уносит много хряща и песка. Все это задерживается на каком-либо первом попавшемся выдающемся утесе, затем нанос становится все выше и выше, образует значительную отмель и вынуждает реку изменить течение и направиться другим путем. Если эта песчаная отмель за некоторое время пообсохнет, тогда, вследствие нанесенных на нее листьев, трав и вообще всякого рода растений, на ней, по прошествии некоторого времени, появляется почвенный слов, на котором имеется достаточно питательных веществ для того, чтобы занесенные ветром семена деревьев воспроизвели значительные поросли. Через каких-либо сто лет узнать невозможно, что когда-то это было, быть может, самым глубоким местом реки, но окажется это только тогда, когда покопают глубже и доберутся до наносного хряща и песка.

Таким образом, так как золото вследствие этого отлагалось и оседало по направлению зигзагами, понятно, что его трудно найти. Весьма возможно вырыть четыре-пять ям чрезвычайно близко одна от другой в такого рода ложбине реки и все-таки не попасть на надлежащее место. А между тем вслед за копавшими придут другие и, выкопав новую яму, вплотную к прежним, весьма возможно, тотчас же найдут много золота, тогда как их предшественники, копая недели и месяцы, едва-едва зарабатывали на ежедневное пропитание. Вот почему никогда нельзя наверное рассчитать, где действительно залегает много золота. Если нам предстоит найти его, то найдем мы его там, где другие Бог знает как давно и долго копали. А потому бодро и поскорее приступим к делу, во всяком случае мы накопаем золота столько, чтобы иметь возможность просуществовать здесь в ожидании письма, а если нам посчастливится, то добудем его и на покрытие расходов для поездки в Сан-Франциско. Теперь пойдем, а все остальное ты сам сообразишь и поймешь, работая; начнем как раз там, где уже копали до нас другие.

Старик бодро зашагал вперед, спускаясь по склону вниз и, согласно высказанному мнению, избрал тотчас же одно местечко, казавшееся ему наиболее подходящим. Сложив на землю принесенные инструменты и миску, они энергично принялись копать.

Эта работа была не из легких, так как вообще земляные работы утомительны. Вначале земля копалась легче, так как верхний слой был несколько размягчен недавними дождями, но когда они выкопали почти фут, то все, что выбрасывалось лопатой, приходилось предварительно разбивать кирками.

Как и всем новичкам, воображавшим, что в Калифорнии можно найти золото даже в самом верхнем слое почвы, Георгу очень хотелось протрясти и освидетельствовать выкопанную землю. Однако старик тотчас доказал ему, что он заблуждается, так как в угоду ему проверил две полные лохани земли и в них не оказалось ни малейшего следа золота. Когда они, копая, углубились еще на шесть футов и все-таки ничего не нашли, Георг потерял терпение и выразил желание рыть в другом месте, но старик восстал против такого намерения:

- Вот видишь, ты такой же, как и другие, желающие всюду найти, но нигде не желающие искать; пока мы не доберемся до каменных пород или до твердой глины, мы не можем рассчитывать найти золото, потому что, за весьма ничтожными исключениями, здесь, в Калифорнии, золото именно там и залегает. Когда мы докопаемся до твердой породы и все же не найдем там золото, только тогда с чистой совестью мы можем покинуть это место.

Усердно рыли они все глубже и глубже и только во время обеда часик отдохнули после непривычной тяжелой работы. Только к вечеру добрались они до твердой глины, и старик подверг исследованию две лохани, наполненные землей. По его словам, в них было некоторое содержание золота, но не настолько значительное, чтобы стоило тратить время на промывку. Но тем не менее, эту землю они отложили и продолжали раскопки, пока солнце не зашло. Тогда только они прекратили работу и пошли наверх в свою палатку поужинать и отдохнуть от напряженного труда за сегодняшний день.

Со своими соседями они еще не были знакомы, да и интересовало их это очень мало. Между тем едва они успели развести костер, как к ним подошел один из соседей, оказавшийся ирландцем, горько жалуясь на Москито.

По его словам, это был негоднейший осел, постоянно бродящий по всему лагерю, по-видимому, совершенно брезгующий сладкой, горной травой, так как в то время, как все люди работали внизу около ручья, он подкрался к одной из ближайших палаток, приподнял полотно с одного края, разыскал мешок с мукой и до тех пор возился и тянул его к себе, пока не всунул в него свою морду. Нажравшись вволю, он ушел и стоит теперь в ста шагах от палатки своего господина, под деревом. Вся морда у него в муке, уши низко опущены и стоит невинным агнцем, как ни в чем не бывало, скорчив смиренную и глупую рожу.

Ирландец требовал вознаграждения за пожранную ослом муку и, хотя не поймал его на месте преступления, но морда Москито вполне подтверждала совершенное им преступление. Однако, так как только нос Москито оказался действительно в муке, а на всей же морде следов ее не было, старик Ложный нашел возможным дать совет ирландцу на будущее лучше охранять свою палатку, но вознаграждение пока обещать не может, так как пока осел находится только на подозрении. Но если осел будет уличен в краже, тогда вознаграждение обязательно будет уплачено.

Ирландец рассердился. Но так как старый американец твердо стоял на своем, а также и другие соседи, подошедшие к костру, не только не поддержали, но еще и осмеяли ирландца, последнему пришлось уйти с пустыми руками, но он поклялся, что всадит пулю в живот проклятому ослу, если только поймает его около своей палатки.

Слышал ли Москито эту угрозу или, может быть, муку припрятали лучше, так, чтобы Москито не добрался до нее, но дело в том, что в эту ночь он держался как можно дальше от ирландцев, однако попытался сделать почти удавшееся нападение на мешок с мукой, находившийся в палатке его собственного хозяина. Но это не удалось, благодаря бдительности Гектора.

Когда оба золотоискателя, истомленные напряженным трудом целого дня, крепко уснули, снова проголодавшийся Москито очень долго шнырял вокруг палатки и наконец разыскал место, где лежал мешок с мукою. Но в данном случае палатка сама по себе представляла весьма серьезное препятствие, так как притянута была вплотную к земле глубоко вбитыми в землю кольями. Но Москито с железной настойчивостью так долго и усердно возился над одним из этих кольев, что наконец выдернул его из земли и мог свободно просунуть нос под полотно палатки. Все остальное представлялось уже пустячным делом, так как мешок он мог легко схватить своими крепкими зубами, а Георг и старик спали так крепко, что все равно ничего бы не услыхали. Тем временем Гектор, знавший отлично, кто там возится около палатки, тихонько подполз вплотную к мешку и осторожно лег около него, бесшумно поджидая. Как только ничего не подозревавший Москито всунул под полотно свой темно-каштановый нос, несмотря на темно ту отлично рассмотренный Гектором, как тот схватил осла за нос и не выпускал его, цепко впившись зубами. Понятно, Москито испугался и пытался освободиться, но Гектор не уступал и оба тянули каждый в свою сторону, причем подняли такой шум, что старик и Георг внезапно проснулись и опасаясь какого-либо нового нападения, быстро схватились за винтовки.

Однако, вскочив с постели, Георг нечаянно наступил Гектору на ногу и этим вынудил его выпустить из зубов нос вора. Этим с быстротою молнии воспользовался Москито. Достаточно смышленый, чтобы сознавать, что за такое поведение его по головке не погладят, он бесшумно, но быстро прокрался в чащу и даже утром вблизи палатки не показывался.

Но старому охотнику и не нужно было слышать его голоса, достаточно было увидеть следы похождения осла, чтобы узнать, что здесь происходило. Убедившись, до какой степени жаден был Москито до муки, его хозяин решил не вводить осла в искушение и на следующее утро, отобрав из мешка сколько было нужно для дневного потребления, привязал его к своему лассо и повесил на ближайшем дубу настолько высоко, чтобы Москито не мог достать. Только таким образом можно было предохранить себя от воровских проделок Москито.

Тотчас после завтрака оба товарища отправились на работу и, пожалуй, в этот день с особой охотой и любовью они занимались делом, так как имели основания надеяться, что сегодня должны пожать то, что посеяли вчера, то есть: промывать сегодня ту землю, которую вчера целый день отбрасывали в сторону.

Вот почему они сегодня взяли с собою снаряд и поместили его у самого ручья, где была проточная вода. Георг должен был приводить в движение снаряд, следовательно, исполнять легкую работу, а старик, несмотря на свои седые волосы, еще сильный и бодрый мужчина, подносил ему ведром землю, в которой предполагалось известное содержание частиц золота. Поначалу Георгу эта работа казалась очень мудреной, и руки болели от непривычного движения. Однако это длилось недолго и вскоре он так с этим освоился, что протряхивал и раскачивал, подливая при этом постоянно воду в решето, так ловко, как будто он с детства только этим и занимался.

Работа золотоискателя, хотя она тяжела и требует напряженного внимания, все же имеет много привлекательного, так как он всегда ждет и надеется, никогда не зная наперед, что он найдет. Каждое ведро, наполненное землею, выкопанной им, может содержать в себе целое сокровище и вознаградить его за потраченный труд, а если в одном это не найдется, то может оказаться в другом, за ним следующем, ведре. Каждая яма, над которой он трудился, скрывает в себе, как он надеется, тяжелое золото, и, постоянно обманутый в своих надеждах, он все же не теряет надежды, что если не здесь, так в другом месте он найдет то, что здесь тщетно искал. Да разве это не яркое изображение всей нашей земной жизни?

Все мы работаем и стараемся, как только достигаем возраста, когда сами о себе вынуждены заботиться, и пробуем свои силы то над тем, то над другим, то на одном, то на другом месте, и хотя часто разочаровываемся и покидаем начатое, но все же не теряем надежды, что когда-нибудь нам повезет, если не в одном, так в другом. Эта уверенность в благоприятном исходе, называемая нами надеждой - представляет собой самый лучший и благотворный дар, ниспосланный нам Небом. Пользуясь счастьем, мы в надежде не нуждаемся, но когда нас преследуют несчастья, страдания и неудачи, - она тотчас становится около нас и ласково протягивает нам руку. Надежда - это наш прочный посох на жизненном пути, и на него мы опираемся всегда, когда утомимся и сомневаемся в достижении цели.

Георг не относился к своей работе с такими ясно определенными ощущениями. Он слишком еще мало знаком был со значением денег в жизни, чтобы в нем пробудилась жажда золота. В нем гораздо сильнее проявлялось простое любопытство, желание удостовериться, действительно ли они нашли что-либо, чем стремление к заработку. Когда старик промыл землю, чтобы проверить, что вышло из их трудов, он стоял около него, подперши руками бока, и, смеясь, посматривал на снаряд.

Старик пошел к ручью, чтобы еще раз протрясти и отбросить прочь легкие камни, промыть землю и выпустить воду.

Наконец на две показался содержащий железо и потому очень черный и тяжелый песок, постоянно опускающийся вместе с золотом наиболее глубоко, и в нем виднелись отдельные маленькие крупинки и пластинки желтого цвета с золотым блеском, такие же точно, как уже всюду видел их Георг при уплате за покупки.

Да! Это было золото! Но, конечно, несравненно меньше того, сколько надеялся добыть Георг.

- Да, мой милый, - сказал старик, - не думай, что мы сразу выработаем этой машиной все, что нам нужно. Мы здесь перемыли земли около тридцати ведер, доверху наполненных, а между тем в этой лоханке имеем золота едва ли больше, чем на три доллара. Если мы будем и дальше продолжать добывать столько же, так это, во всяком случае, недурной поденный заработок, и эту добычу именно надлежит рассматривать, как плату за поденный труд. Если, в среднем, будем зарабатывать не менее этого, мы можем быть очень довольны, и тысячи людей в Калифорнии благодарят Бога, зарабатывая столько же.

- В таком случае нужно очень долго копать, чтобы разбогатеть, - смеясь, ответил Георг, - потому что при громадных ценах на еду трудно что-либо отложить про запас.

- А все же кое-что можно сберечь, - возразил его спутник; - но при этом мы все-таки должны иметь в виду и то, что, вырыв иной раз глубокую яму, мы ровно ничего в ней не найдем или, если и найдем, то очень мало, что не стоит и промывки. Все это дело счастья. Впрочем, в Калифорнии замечательно еще то, что здесь самые дрянные и ленивые люди, притом работавшие несравненно меньше других и тотчас пропивавшие то, что находили, и до сих пор еще удивительнейшим образом оказывались счастливее других: куда бы они ни сунули лопату, всегда были уверены в богатой добыче. Однако это им нисколько не помогает. Золото уходило так же скоро, как его промывали, и попадало в карманы виноторговцев и игроков, а им приходилось снова приниматься за копание и промывку.

- Ну да с нами ничего подобного не случится: мы ведем дело иначе, - возразил мальчик.

- А все же ты с того и начал, что сразу, в одной и той же палатке, оставил все свое состояние, - засмеявшись, сказал старик. - Это было хорошее начало жизни в Калифорнии.

- Но я нисколько в этом не виноват, - оправдывался Георг. - Однако обидно то, что такой отъявленный негодяй не только ускользнул от наказания, но даже достиг своей цели. Где же справедливость на свете, если такие негодяи гуляют безнаказанные и подвергают опасностям честных людей.

- Нет, мой милый юный друг, - внушительно сказал старик. - Пути Божьи неисповедимы, но Бог, в конце концов, все приводит к лучшему. Многое случается здесь на земле, совершенно непонятное для нас, жалких, недальновидных смертных, и уразуметь причины мы не в силах. Только по следствиям мы большей частью убеждаемся, что все совершалось, как и надлежало. Ты еще молод, Георг, и твой жизненный опыт весьма незначителен, но если ты призадумаешься над прошлым, то многое, что прежде казалось тебе несчастьем, предстанет теперь перед тобой совершенно в ином свете. Многое из того послужит к лучшему, а, между тем, как раз те несчастья были тому причиною.

- Ах, Боже мой! Да оно, отчасти, и правда; однако, все же, что хорошего могло произойти от наводнения в Арканзасе? Чуть тогда не погибли мама и сестренка, а теперь я совершенно их потерял и никогда уже с ними не увижусь.

- Да, милый мой, - возразил старик; - это, пожалуй, правда. Но все же мы теперь видим в этом только худшее, видим только причину, но, кто знает, может быть, со временем это самое несчастье послужит к счастью.

- А эта низкая хитрость негодяя в игорной палатке? Разве она тоже принесет хорошие плоды?

- Никто из нас этого не знает, - сказал старик. - Кто знает те невидимые пути, те нити, которыми Господь Бог направляет и управляет нашей судьбой? Мы должны только с полным доверием относиться к нему, и если нам теперь многое кажется непостижимым - он все направит так, что оно, со временем, окажется лучшим. Но теперь, Георг, - внезапно прервал он свою речь, - нам нельзя терять дорогое время в разговорах. Мы далеко еще не заработали того, что израсходовали на сегодняшние и вчерашние продукты. Итак, бодро и скоро примемся за работу, и следующий промывочный снаряд, быть может, даст нам лучший заработок, нежели первый.

Оба снова принялись энергично за работу и после кратковременного обеденного отдыха опять работали до захода солнца и промыли еще золота, пожалуй, на один доллар. Конечно, это весьма скудная поденная плата для двух человек за два дня работы при таких ценах на продукты, как в Калифорнии.

Что касается Гектора, он не очень-то был доволен работой. Вначале это его забавляло, и он рыскал по лесу вблизи от раскопок своих хозяев. Но так как молодой хозяин его подолгу не вылезал из глубоких ям и никакой речи не было о стрельбе и охоте, это дело ему порядком надоело, он улегся, свернувшись на том месте, где Георг клал свое верхнее платье, и все время спал.

Когда они вечером возвратились к своей палатке, Москито стоял вблизи ее, но, по-видимому, был чем-то очень раздосадован и недоволен. Как они узнали впоследствии, он приближался к двум отдельным палаткам, полагая там удовлетворить свои наклонности и заняться воровством, за что и был основательно избит владельцами. Вслед за тем он усердно занялся подвешенным на дерево мешком с мукой, но все его попытки оказались тщетными. Однако же об усердии его свидетельствовало неопровержимое доказательство, так как вся земля вокруг дерева оказалась сильно изрытой копытами.

Кроме того, очень близко от своей палатки застали они в этот вечер маленькое индейское племя, впрочем, состоявшее только из двух отдельных семей, выпрашивавших у белых, если возможно, спиртных напитков и немного хлеба для женщин.

Несомненно было, что эти индейцы очень часто входили в сношения с европейцами или американцами, но ни в одном случае это не принесло им пользы. Насколько были горды и полны достоинства дикари, которых встречал Георг в лесах, настолько же навязчиво и униженно вели себя эти; от некоторых сильно несло водкой.

Как мужчины, так и женщины были отчасти наряжены в европейскую одежду, в то, что им удалось случайно добыть. Как она сидела на них и где помещалась, они, по всей очевидности, не обращали на это ни малейшего вни-мания; важно было только то, чтобы это было нечто чужестранное.

Когда такого рода люди перестают носить свою национальную одежду или, вернее, начнут одеваться (так как калифорнийские индейцы большей частью ходят голыми) и вздумают надевать одежду другого народа, они всегда предпочитают пестрые и яркие цвета. В особенности любят все племена дикарей ярко-красный и желтый цвета. Однако выше всего они ценят мундиры. За голубой мундир, а еще лучше красный мундир с эполетами, светлыми блестящими пуговицами и золотыми погонами, можно все что хотите от них получить, а тот, которому удалось приобрести такое сокровище, выступает в своем народе горделивее любого короля.

Среди этой маленькой ватаги был такой счастливчик, наряженный в ярко-красный, истрепанный мундир барабанщика Бог весть какой страны, и хотя он ему был несколько узок и стеснял его движения, но выступал он в нем так важно, как будто в руках его был маршальский жезл и командовал он целым войском. Это не мешало яркому камзолу быть покрытым отвратительнейшими коричневыми пятнами, на локте было разорвано, а половина пуговиц отсутствовала. Но на такие пустяки дикарь не обращал ни малейшего внимания. Эка важность! Ярко-красный цвет далеко виден в кустах; солнце ярко отражалось на фальшивом золоте погон и пуговиц, а товарищи смотрели на него с невыразимой завистью и жадным восхищением.

Помимо мундира, крайне узкого для него, так что невозможно было застегнуть его на голой коричневой груди, на парне были еще серые изорванные штаны, подтяжки которых надеты были сверху мундира. Все убранство завершалось старой соломенной шляпой, утыканной всевозможными перьями, и сверх того красовался светло-голубой султан, несомненно, украшавший во время оно какую-либо шапку. Теперь он висел на шнурке, перекинутом на шее дикаря.

Другие индейцы были одеты по разному: одни только в рубахи, на других были только штаны, без рубахи, а некоторые только в сюртуке. Из женщин две были в европейских женских платьях, добытых неведомыми путями. Эти ситцевые тряпки отвердели от грязи и, уже несколько недель таскаемые по лесам, изодраны были во многих местах колючками кустарников.

Тем не менее мужчины вооружены были луками и стрелами, без которых они никогда не появляются в лесу. Это единственное оружие, которым они могут убивать дичь. Все они, очевидно, были очень голодны, потому что жадно пожирали куски сухарей, которые удалось им выпросить в разных палатках.

Эта ватага подошла также к палатке старика, и когда они увидели, что он налил себе маленький стаканчик из бутылки с водкой, начали к нему приставать, чтобы он их угостил из той же бутылки. Наряженный индеец предлагал даже за это одну из своих пуговиц. Но Ложный не пожелал удовлетворить их просьбы, хотя все же подарил им немного хлеба и обещал дать им много больше, если они соберут и принесут ему хворост для топлива.

На это индейцы хотя и согласились, но пожелали послать на эту работу только женщин; старик возразил против этого и потребовал, чтобы они исполнили это сами, а если не хотят поработать, то ничего не получат. Это индейцам пришлось не по сердцу, и наряженный в мундир, выступив вперед, обратился к старику с длинной речью, окончив которую, он полагал, что вполне убедил белого. Однако старик, хотя и выслушал его спокойно, но отрицательно покачал головою и попросил ватагу убраться прочь.