Золото Калифорнии

ГЛАВА XVIII

Когда возвратились в палатку, старик прежде всего взглянул на бутылку с водкой, в которую был всыпан рвотный камень. Едва он взглянул на нее, как воскликнул: - Вот посмотри, Георг. Этот плут уже наведался сюда и занялся нашей водкой, и, по всей вероятности, воспользовался именно тем временем, когда все были заняты спасением тех несчастных, засыпанных обвалом. Ну, вот видишь, я был прав, когда заподозрил в этом деле ирландца. Когда я прибежал сюда обратно за солью и нашатырным спиртом, он пробирался, прячась за деревьями и убегая от нашей палатки; ну, точно так, как Москито, когда его поймаешь на воровстве. Нет сомнения, что он был здесь. Если бы я десятью минутами раньше пришел сюда, пари держу, накрыл бы его на месте!

- Да разве он отпил? - спросил Георг.

- Еще бы не отпил! Посмотри, сколько не хватает с сегодняшнего обеденного времени! Ну да и жадный же на водку этот негодяй! Жаль только, что мы теперь не можем узнать, что с ним делается, потому что раз он убедился, что дело неладно, то будет прятаться в лесу и не возвратится в лагерь, пока не почувствует себя лучше. Но я убежден, что завтра он будет очень бледен, а теперь не может быть сомнения в том, что его страшно тошнит.

В тот момент, когда старик ставил бутылку обратно в угол, за палаткой кто-то сказал:

- Здравствуйте, джентльмены!

- Здравствуйте, сэр! - отвечал старик, несколько приподняв парусину у входа в палатку. - Что вам угодно?

Это оказался один из золотоискателей, которого он раньше несколько раз встречал здесь на приисках, но знаком с ним не был.

- Видите ли, - сказал пришедший, - я недавно заметил, что у вас имеются лекарства, и вы умеете с ними обращаться. Осмелюсь спросить, не доктор ли вы?

- Ну, это, положим, нет! - смеясь, отвечал старик. - Но, прожив столько лет, невольно познакомишься с разными домашними средствами, которыми можно помочь в случае нужды. Да вы разве больны?

- Нет, сэр! Я-то не болен, но вот один из наших товарищей по палатке так странно заболел, что мы решительно недоумеваем, чем это объяснить. Сегодня утром он был здоровехонек, плотно пообедал и вдруг ему сделалось так скверно, и чувствует он такие рези и боли в желудке, точно он чем-то отравился.

- Вот как! - пробурчал старик и, повернув голову в сторону Георга, ухмыльнулся, взглянув на него. Вслед за тем тотчас же повернулся к пришедшему и, совершенно серьезно смотря на него, сказал спокойным тоном:

- Вероятно, ничего нет опасного; как вы сами сказали, он слишком много поел.

- Гм… нет, не думаю! На это не похоже. Он мучится ужасно и, по-видимому, его сильно тошнит; он стонет и охает так, что и камень мог бы разжалобить. Я уже четверть часа тому назад хотел было прийти к вам, но как только ему сказали об этом, он сильно воспротивился и ни под каким видом не соглашался, чтобы я шел, уверяя, что ему уже лучше. Но за эти четверть часа ему стало гораздо хуже, и теперь он лежит в палатке на животе, бледный, как полотно; пот выступил у него на лбу, он охает и стонет, уверяя, что отравлен и что ему придется умереть в ужасных мучениях.

- Да каким же образом мог попасть в него яд? - спросил серьезно старик, не поведя даже бровью.

- Об этом ведает один только Бог! - отвечал посетитель, в котором по акценту тотчас можно было признать ирландца. - Надо полагать, что он в этом проклятом лесу попробовал какой-нибудь корень или ягоды. Пожалуйста, пойдемте к нему со мною. Быть может, вы еще успеете оказать помощь этому бедняге, и мы, конечно, заплатим за ваше беспокойство.

В Калифорнии было общепринято, чтобы всякий труд оплачивался и никто не работал даром, а в особенности доктор.

- Ну, что касается платежа, об этом успеем еще поговорить впоследствии, - смеясь, возразил старик, - а осмотреть вашего товарища я согласен. Но в состоянии ли я буду ему помочь, это другой вопрос. Значит, он вам ничего не говорил о том, что, по его мнению, было причиной болезни?

- Ровно ничего. Вообще он плохо языком ворочает. Бог его знает, что с ним.

- Ну, пойдем посмотрим, что с ним, - сказал старик. - Только погодите, я кое-что возьму с собой, оно ему поможет, во всяком случае, облегчит. Ты тоже, Георг, можешь с нами пойти.

С этими словами старик положил в карман два порошка и стеклянный пузырек, моргнул мальчику и пошел вслед за ирландцем в его палатку, находившуюся не более чем в двухстах шагах от их жилья.

Там они нашли ирландца, которого старик часа два тому назад видел вблизи своей палатки совершенно бодрым и здоровым. Теперь же он корчился, словно червяк, стонал и охал, уверяя, что умрет в ужасных мучениях. Однако, взглянув на старика, он испуганно вздрогнул и хотел что-то промолвить, но тотчас же скорчился, повернулся к нему спиной и, прижавшись животом к земле, снова заохал и застонал.

Товарищи его убедительно просили помочь чем можно, потому что для того, чтобы разыскать настоящего доктора потребовалось бы очень много времени, да и Бог весть где его искать.

- Как-нибудь, вероятно, в него попал яд, - сказал один из них после того, как старик тщетно пытался добиться какого-либо ответа от больного. - Ничего другого быть не могло!

- Да откуда же? Каким образом? - спросил старик. - Я сам в своей палатке имею яд, и даже быстродействующий, так что если в течение часа не принять противоядие, так смерть неминуема. Но ведь моего яда он никоим образом не мог попробовать, а кто же другой мог тут иметь что-либо подобное?

- У вас есть яд в палатке? - спросил один из ирландцев. - Но для чего же он вам?

- Я его держу для втираний, - ответил старик. - Я считаю, то ваш больной попросту объелся, и больше ничего. Выспится спокойно за ночь, и к утру будет совершенно здоров.

Сказав это, старик повернулся и направился к выходу из палатки. Но в эту минуту судорожно выпрямился больной. Он был мертвенно бледен; крупные капли пота выступили на лбу; воспаленные глаза глубоко запали.

- Сэр! - крикнул он вслед старику. - Могу ли я сказать вам несколько слов наедине? - Слова эти он произнес с неимоверным усилием.

- Конечно, друг мой, почему же нет. Не хотите ли пройти со мною несколько шагов подальше от палатки?

Больной со страшным усилием поднялся и, поддерживаемый стариком, прошел в ближайшие кусты, где снова бросился на землю под деревом. Там он несколько минут что-то очень тихо говорил старику, по окончании этой таинственной беседы вынувшему из кармана порошок и потребовавшему немного воды.

- Вот, выпейте это; как раз вовремя; еще немного, и было бы уже поздно.

Больной с жадностью проглотил лекарство.

- По всей вероятности, - продолжал старик, - вас после этого будет тошнить еще сильнее, но это ничего: потом все пройдет и вы почувствуете себя хорошо. Когда стемнеет, я снова зайду.

Старик возвратился один, без больного, в палатку ирландцев, изумленных и недоумевавших, о чем это мог говорить со стариком их больной товарищ. Успокоив их, старик тотчас вместе с Георгом отправился обратно в свою палатку.

- Ну что же, он действительно отпил из бутылки? - спросил старика мальчик, когда они отошли несколько подальше.

- Понятно, пил! - смеясь, ответил старик. - Но он бы в этом никогда не сознался, если бы не услышал мой рассказ об имеющемся у меня сильнодействующем яде. Тогда им овладел ужасный страх за жизнь, и там, под деревьями, он умолял меня ничего не рассказывать об этом товарищам. Это я ему обещал, так как бедному негодяю и так уже порядком досталось.

- Бедный малый! Должно быть, он хватил уж чересчур много!

- Избави Бог! - смеясь, ответил старик. - Напротив, очень мало. Средство было недостаточно сильно. Я и теперь дал ему то же самое, тот же рвотный порошок, но в большей дозе, и он быстро поставит его на ноги.

Действительно, так оно и случилось. Когда старик, которого с этого времени вся маленькая колония золотоискателей прозвала «доктор», перед тем как лечь спать, зашел узнать о состоянии больного, он застал его крепко спящим, плотно завернувшимся в одеяло. На следующее утро больной, хотя еще немножко бледный, был уже совершенно бодр и здоров. С этого дня, встречаясь со стариком, он смущенно опускал глаза и не только оставил водку «доктора» в покое, но даже и не показывался вблизи палатки.

В это же утро был погребен несчастный, погибший при обвале. Как только окончилось погребение, никто больше не вспоминал об этом несчастном случае и не говорил о погибшем, за исключением разве только тех, кто спал с ним в одной палатке. Все это были люди, совершенно чужие друг другу, и если из их среды умирал тот или другой, им это было совершенно безразлично.

Оба наших друга продолжали свою работу по промывке золота, хотя и без особого успеха, но и без убытка; при этом старик иногда наведывался в ближайшие городки и справлялся, не получено ли письмо. Однако все ожидания оказывались напрасными.

Во всяком случае, они зарабатывали здесь все им необходимое, хотя и не могли особенно много накопить. Местная жизнь, ее заботы и интересы представляли для мальчика много нового и любопытного. Да и старику здесь, очевидно, нравилось, он чувствовал себя совершенно как дома и при том выказывал, несмотря на свою прежнюю сухость и суровый нрав, такое расположение к Георгу, что он ежедневно благодарил Бога, пославшего ему возможность, тотчас после потери родителей, встретиться со стариком.

Люди, живущие в лесах, лишены многого, в чем мы, живущие в лучших условиях, не отказываем себе. Но те, кому приходится жить в подобных условиях, мало-помалу свыкаются с ними. Да, пожалуй, только привычка служит причиной, в силу которой мы признаем необходимым тот или другой предмет и те или другие условия жизни.

Что касается возможности поохотиться, она не могла быть сколько-нибудь значительной, так как в поисках новых мест для добывания золота по лесу постоянно бродило слишком много людей, а ведь известно, что если дичь постоянно тревожат, она ищет других, более спокойных мест. Только однажды удалось старику застрелить оленя. Но если плоха была охота, зато леса предоставляли им в большом изобилии прекрасные плоды: виноградную вишню, о которой мы уже упоминали, мелкий орех, крыжовник. Даже сахар имелся на деревьях; это была особая порода ели, в высшей степени замечательная. Высокая, великолепная ель с опущенными вниз ветвями, от шести до восьми дюймов длиной, доставляла этот сахар. Он выступал только на пораненных или больных местах дерева, в особенности там, где стволы были повреждены огнем, в виде загустевшей массы темного сока, горького и негодного к употреблению, но вокруг них отлагался белый, хороший сахар. Вот этот-то сахар они собирали и клали его в чай и кофе.

Вообще здесь росло много великолепных деревьев. Сахарные ели все сплошь были более 150 футов вышиною. Но выше всех поднимались деревья, причисляемые к семейству «таксодиев», совершенно неправильно называемые местным населением «Красное дерево». Листва этого дерева похожа на листья той породы кедра, у которого листья вечнозеленые. Чудная кора этого дерева имеет красноватый оттенок, и все дерево, при его могучем росте, производит весьма внушительное впечатление. Вообще там в горах, в особенности к юго-востоку от Сакраменто, встречается много деревьев от 300 до 400 футов вышиною, тогда как наши самые высокие деревья редко достигают высоты от 100 до 120 футов.

Washingtonia Ybhantеа, вследствие исполинской вышины этого рода деревьев, получила в ботанике такое название и вполне заслуживает этого, так как одно из них обломилось и от места перелома до земли было 300 футов при 14 футах в поперечнике в месте перелома. Таким образом 300 футов длины имеет пень до места перелома! Полагают, что вся длина дерева была 450 футов. Некоторые из такого рода деревьев имеют стволы 90 футов в окружности, следовательно, 30 футов в поперечнике. Вот так деревья!

Да если бы даже в этой местности не встречались такие гиганты, все же нередко встречаются деревья, имеющие 250 футов вышины.

Кроме того, растительное царство проявило, в глазах Георга, еще одну особенность, которая ему вовсе в голову не приходила. Вскоре после того, как они поселились в рудниках, вздумал он постирать свой более чем скромный запас белья, а между тем нигде не мог добыть мыла. С раннего детства приученный родителями к опрятности, когда мыло для него было неизбежной потребностью, он уже приспособился тереть рубашки, за отсутствием мыла, речным песком, хотя это весьма вредно отзывается на прочности белья. В эту минуту к нему подошел старик и, смеясь, несколько секунд наблюдал за ним. Наконец сказал:

- Но почему же ты не возьмешь мыло?

- Мыло! - возразил Георг. - Да где же я его возьму, когда его нигде не достанешь? Во всей колонии его нельзя добыть даже за золото.

- В самом деле? - серьезно заметил старик. - Но этого быть не может!

- Да я уже разыскивал мыло решительно во всех торговых палатках! - утверждал Георг.

- И нигде не нашел?

- Ни кусочка!

- Весьма понятно - засмеявшись, сказал старик. - С какой стати торговцы будут привозить сюда то, что здесь само собою произрастает.

- Но я говорю о мыле, - возразил Георг.

- Ну да, я тоже говорю о нем же, - ответил старик. - Да вот сейчас около тебя находится большой кусок мыла.

- Около меня? - удивленно возразил Георг, с изумлением оглядываясь вокруг себя. - Нигде я никакого мыла не вижу.

- Странно! - сказал старик. - До сих пор слепым не был, а теперь вдруг ослеп и не видишь мыла, торчащего около тебя над головою не более как на шесть или семь футов.

Георг посмотрел вверх и увидел только растения с весьма тонким стволом, с верхушками из небольших стручков.

- Уж не об этих ли растениях вы говорите? - спросил он, покачивая головою.

- Разумеется.

- Так это мыло?

- Выдерни одно из них с корнем из земли.

Однако это оказалось совсем не легко. Георг попытался выдернуть, но почва оказалась твердой, и корни держались крепко. Наконец с помощью старика, ножом разрыв немного землю, Георг вытянул из земли луковицу, продолговатую, с кулак толщиной.

- Вот этим ты можешь постирать все, что тебе угодно.

- Этой луковицей? - смеясь, спросил Георг.

Но старик, на это ровно ничего не возражая, преспокойно засучил рукава повыше, оторвал от луковицы длинный стержень, начисто выполоскал луковицу в воде и затем крепко ударил ею о ближайший камень. Когда луковица раскололась, он намочил белье и едва потер его два раза этой луковицей, как оно покрылось толстым слоем пены, совершенно похожей на мыльную. Если даже это не было настоящим мыльным деревом, но все же белье отстирывалось так же быстро и хорошо, как настоящим мылом. Старик объяснил своему молодому приятелю, что мексиканцы и калифорнийцы всегда моются только этой луковицей. Несмотря на то, что в стране имеется очень много материалов, из которых можно варить мыло, они считают такой труд совершенно излишним.

- Так вот и выходит, что я сидел около мыла, нисколько этого не подозревая! - смеясь, сказал Георг.

- Мой милый друг, - возразил на это старик, - в жизни очень часто это случается даже с людьми более сведущими, нежели мы с тобою. Еще тысячи тайн природы окружают нас, и как глубоко мы ни вглядываемся и ни изучаем силы природы, нам остается еще бесконечно много неизвестного и неизученного. Бог до такой степени богато одарил этот чудный мир, что всюду видна его все-могущая рука. Самая ничтожная, по-видимому, вещь в природе сама по себе представляется замечательно изумительной, так что жалок и ничтожен кажется человек, хвастающий произведениями своих рук.

- А все-таки как много злых людей на свете! - сказал Георг.

- Внутри их всегда таится наказание, - внушительно ответил старик. - Довольно уже того, что они не могут смело и открыто взглянуть вверх на голубое небо, и сколько бы они ни накопили сокровищ, все это ничто в сравнении с душевным спокойствием, доставляемым добрым сердцем и чистой совестью. В то время как злой в каждом встречном видит врага или предателя, злобствует и завидует всякому счастливому и всегда озирается со страхом, зная, что там, наверху, существует Бог, перед которым рано или поздно ему придется отвечать, добрый человек идет своим путем совершенно спокойно. Он каждому может смело смотреть в глаза, так как не знает за собой ни лжи, ни скверного поступка, а потому не имеет оснований постоянно опасаться быть преданным или захваченным.

Когда они беседовали, вдоль по долине по направлению к ним шел какой-то человек. Он нес кирку, лопату, шерстяное одеяло на плечах, и на боку у него висела сковорода. Он был еще на порядочном расстоянии от них, но Георг уже узнал его.

- Это тот самый человек, - сказал он, - которого я тогда упрашивал помочь моим родителям, но он требовал вознаграждение деньгами, а у меня их не было. Если бы он тогда согласился помочь мне, ни в коем случае не пришлось бы мне потерять родителей.

- Вот как? - спросил старик, внимательно всматриваясь в идущего. - Так это тот самый человек? Но ведь ты же мне, кажется, рассказывал, что у него возы, волы и при нем семья?

- Все это так и было; но, может быть, они недалеко отсюда в горах, а он пошел вперед.

В это время человек, которого узнал Георг, подошел настолько близко, что можно было вступить в разговор. Не особенно любезно кивнув головой, изобразив что-то похожее на поклон, он вдруг вскричал изумленно, узнав мальчика:

- Здорово, Георг! Откуда же ты здесь появился? Уже добываешь золото! Каким же образом выбрались твои родители из снега?

- Пока об этом, господин Гослик, одному только Богу известно! - печально и угрюмо ответил мальчик, не будучи в силах дружески взглянуть на вопрошавшего. - Когда вы отказали в помощи, мне пришлось долго бродить по лесу, ища помощи, а время уходило, вследствие чего я уже не мог разыскать родителей.

- Гм… вот как! - сказал американец, по-видимому, нисколько не тронутый упреком, который слышался в ответе мальчика. - Ну, не беда; ты их наверное скоро найдешь. Вообще здесь, в Калифорнии, каждый заботится только о себе. Найдется что-либо - ни с кем не следует делиться, а ничего не найдется, так и никакому черту нет до того ни малейшего дела. Со мною как раз в тот день, когда ты меня просил о помощи, приключилось большое несчастье, - добавил он с новым проклятием и ругательством. - Я и теперь как вспомню об этом, в ужас прихожу. Будь она проклята, вся эта Калифорния!

- Разве случилось что-либо с вашей семьей? - порывисто спросил Георг, вспоминая милую, добрую девушку, так сильно желавшую ему помочь, но не имевшую для этого ни малейшей возможности.

- С моей семьей ничего не приключилось, - пробурчал Гослик, - но от этого мне не легче, так как погиб мой воз вместе с быками. В этой проклятой долине я попал на крутой откос, и вот, когда я пробирался дорогой, опрокинулся воз и вместе с волами полетел в поток, и все пропало, все пошло к черту! Боже мой, в какую я пришел тогда ярость! С досады я бежал с того проклятого места, пока не выбился из сил.

- Что же? Это спасло воз и волов? - сухо и насмешливо спросил старик.

Гослик, быстро повернувшись в сторону старика, несколько озадаченный вопросом, отвечал ему смущенно:

- Нет, товарищ; конечно, это не могло помочь, но все же злость берет при виде такого несчастья.

- Да где же вы покинули свою семью? - спросил Георг.

- Она где-нибудь сидит в палатке, там, в горах около Рубы, - со смехом отвечал американец. - Мой зять, тоже один из больших умников, воображающих, что они все знают лучше других, не захотел ехать дальше, пока не будет определенной цели. Посмотрим, как долго он там насидится, поджидая свою цель. А теперь я намерен в горах поискать золото. Что, у вас удачное место?

- Попытайте! - сухо ответил ему старик.

- Да где же? - снова спросил американец.

- Где? Да где вздумаете. Вы, по-видимому, так превосходно все знаете, что было бы очень глупо давать вам советы.

- Убирайтесь к черту! - злобно пробурчал сквозь зубы Гослик, вскинув на плечи свои орудия и, не поклонившись, зашагал вдоль ручья.

- Хорош отец семейства! - покачивая головою, сказал старик, когда американец скрылся за холмом. - Теперь тебе вовсе не следует досадовать на то, что этот человек отказал тебе в помощи; он даже своих, свою собственную семью бросил на произвол судьбы!

- Чего ради отправляется он в горы совершенно один? - с изумлением спросил Георг.

- Вероятно, из зависти и корысти ради. Раз добравшись до золотых приисков, он и тысячи ему подобных людей вполне уверены, что добудут здесь целые сокровища и боятся только одного, чтобы не пришлось поделиться ими с кем-либо посторонним.

- Так рассуждать американец не может, - возмущенно воскликнул Георг.

- Нет, друг мой, к сожалению, это встречается нередко, - возразил старик. - Вообще американцы лесов народ деловой, честный, но и между ними попадается немало бессердечных, жадных людей, которые неспособны переносить близость какого-либо соседа, потому что его скот пасется на лугу вместе со скотом соседа. Такого рода люди завидуют ближнему даже тогда, когда увидят у него во рту жалкий кусок хлеба. Но, слава Богу, такие люди встречаются редко, и всеведущий Бог даже их направляет к известным ему благим целям.

- Хотел бы я знать, как такие люди могут служить целям Бога, - смеясь, сказал Георг.

- Как? Я полагал, что ты сам имел уже возможность вполне убедиться. Если бы тебе тот человек, когда ты его просил, помог своими быками, то мы с тобой никогда не встретились бы, хотя, быть может, это тебе теперь кажется безразличным, но со временем ты убедишься, что это тебе оказалось выгодным. Опять-таки это относится к тому, что я тебе уже раньше говорил, что пути Господни чудесны и неисповедимы, и судить о них мы не можем, а потому многое, что вокруг нас происходит, кажется нам непонятным, нецелесообразным, а между тем в действительности все это предусмотрено Богом.

- А мои родители?

- Имей терпение; не падай духом. Если с ними не случилось какого несчастья, в что я не верю и даже мысли такой не допускаю, то мы их разыщем. Однако мы уже достаточно долго болтали, и со стиркой твоей ты уже покончил, а потому повесим белье, пусть сохнет, а сами пойдем к реке поработаем, чтобы не терять попусту драгоценное время.

- А когда мы снова узнаем о письмах?

- Послезавтра Воскресение, и если я разыщу своего пони, поеду в город Рубу. Что ты на это скажешь, доволен ли будешь?

- Еще бы! - воскликнул Георг. - Доволен, как и всем, что вы делаете; я одного только не понимаю, почему вы с таким участием относитесь ко мне?

- Расчет! - рассмеявшись, сказал старик. - Это очень просто объясняется. Ведь все, что мы найдем, делим пополам. А пока это расчет вполне достаточный.

- Однако что-то плохо мы находим. Если дело не пойдет лучше, мало что придется делить. Впрочем, я совершенно доволен, так как мы имеем уже достаточно для оплаты дорожных расходов, да и немножко останется в запасе на случай нужды. Это уже хорошо.

На новом месте оба горячо принялись за работу. На этот раз старик настоял на том, чтобы не копать новой ямы, а раскапывать часть старой, исследуя не разработанные места. Именно здесь находилось большое число ям, выкопанных прежними золотоискателями, но, очевидно, потерявшими очень скоро терпение и начавшими рыть в новых местах. Во многих ямах даже не добрались до каменистого пласта, так что они были наполнены водою, и можно было попытать счастья.

Много усилий затратили они, вычерпывая воду из этих ям до позднего вечера, однако эта работа не принесла им никакого успеха. Тем не менее на следующее утро они снова принялись за ту же скучную работу.

Но, продолжая работу они почему-то не обращали внимания на одну весьма большую яму, до самых краев наполненную водой. Наконец Георгу пришла мысль предложить старику отвести воду в сторону из этой ямы, выкопав канаву, чтобы не только облегчить свой труд, но и иметь возможность посмотреть скорее, что находится под водой. Старик вполне согласился с мнением Георга, и к обеду узенький канал был уже окончательно готов. Тотчас после обеда принялись они за вычерпывание воды при помощи жестяного таза и ведра. Хотя они вычерпали воду до самого дна, но вода постоянно прибывала вновь, так как на дне ямы оказалось отверстие в палец толщиной, через которое била вода из какого-то ключа, что и явилось причиной, почему эта яма была заброшена вырывшими ее людьми.

Два таза, полные земли и ила, извлеченные ими со дна ямы, после тщательной промывки не имели никаких следов золота.

- Плохие признаки, - пробурчал старик, - напрасно мы провозились; было бы лучше эту яму с водой оставить в покое. Но так как мы уже с ней давно возимся, поработаем над ней еще до вечера.

В течение целого часа старик выбрасывал из ямы землю, а Георг беспрерывно черпал из нее воду, пока наконец в одном углу они добрались до каменного пласта. Но и здесь в земле золота не оказалось.

Чтобы легче было черпать воду и, насколько возможно, высушить остальную часть ямы, Георг взял лопату и копал как раз в том месте, где было отверстие, из которого в яму постоянно проникала вода. Впрочем, и здесь он вскоре наткнулся на каменный пласт и потому отбросил выкопанную там землю в сторону, чтобы впоследствии промыть ее.

- Ну, слава Богу! - вскричал старик, ворочая кучу грунта острием своей кирки, - тут золото, и даже очень порядочный кусок.

Подняв кусочек величиною в лесной орех, старик добавил:

- Следовательно, можно сказать, что мы сегодня успешно поработали, недаром потрудились, потому что здесь, в одном этом кусочке, больше, чем мы могли бы промыть в течение половины дня.

- Вот если бы это тоже было золото! - смеясь, сказал Георг, показывая на только что выкопанную им дыру, в которую уже на восемь дюймов в высоту скопилась чистая, прозрачная вода. - Да, это был бы кусок, которым можно бы похвалиться.

- Где он? - спросил старик, подойдя к мальчику.

- Да вот он, на дне. Блестит отлично, но, вероятно, это колчедан, и ничего больше.

- Да, если бы все было золотом, что блестит! - заметил старик. - Однако все-таки вычерпай оттуда воду. Ведь так ничего нельзя увидеть.

Георг принялся исполнять то, что было ему сказано, а старик смотрел на его работу.

- Вот он опять виден! - сказал Георг, показывая на ил.

Старик, ни слова не говоря, осторожно нащупал ил острием кирки, затем опустил руку в воду и вытащил оттуда желтый кусок величиною в большой кулак и замечательно блестевший.

- Блестит, как настоящее золото! - воскликнул старик.

- Это золото? - воскликнул почти испуганно Георг. - Но ведь это невозможно, чтобы это могло быть золотом!

- А ну-ка взвесь! Погляди, какое оно тяжелое! - смеясь, сказал старик, положив кусок на руку Георга, еще не верящего своему счастью.

- Да разве это возможно? - восторженно воскликнул мальчик.

- Возможно! Почему же не возможно? В этом мире все возможно. Так обыкновенно бывает. Когда люди, исполненные всяких надежд и планов, приезжают в Калифорнию, они нисколько не удивляются, когда в несколько ударов киркою по поверхности шпатового пласта находят кусок золота величиною с голову. Но когда они долго поработают и на горьком опыте поймут, как редко случается докопаться до чего-либо значительного, они необычайно изумляются, когда удастся найти что-либо очень ценное.

- Но ведь какой громадный кусок! - вскричал Георг, все еще не веривший в свое счастье.

- Да, во всяком случае, это крайне редко бывает, - возразил старик, - вот я уже около года роюсь в этих горах и никогда не приходилось найти такой кусище. Долго, очень долго пришлось бы тебе поработать, пока удалось найти еще раз подобный кусок.

- А что он может стоить? - спросил Георг.

- Гм… - задумчиво сказал старик, взвешивая на руке великолепно блестевший кусок, - в нем наверное четыре фунта, если не больше, а так как фунт стоит 200 долларов, следовательно, нам приходится на двоих 800 долларов. Однако, малый, примемся за работу, посмотри, сколько скопилось воды, пока мы разговаривали и не вычерпывали ее; вода быстро прибывает каждую минуту; кто знает, что еще под ней может находиться. Хотя я почти не допускаю мысли, что здесь может находиться еще что-либо значительное, потому что убедился - что около большого куска золота никогда не встречаются мелкие кусочки. Но, во всяком случае, мы это место окончательно разработаем, чтобы потом не упрекать себя.

Так они и сделали. Счастливые золотоискатели с удивительным терпением и энергией промыли все, что еще оставалось в яме. Однако оказалось, что старик был совершенно прав. Кроме двух найденных ранее кусков ничего существенного найдено не было.

Следующий день был воскресение, в которое, по безмолвному соглашению золотоискателей, никаких работ не производилось. Крайне редко этот порядок нарушался какой-либо отдельной личностью, вызывая общее порицание.

На рассвете старик отправился в лес разыскивать своего пони и наткнулся на зверька гизеллу, которую и подстрелил, и, по счастливой случайности, нашел пони поблизости от лагеря; вместе с Москито он пощипывал траву у окраины болотистого места. Через полчаса старик уже ехал рысцою по направлению к рудничному городку, где надеялся просмотреть прибывшую за неделю почту и заодно приобрести кое-что из продовольствия.