О книге Иоле Станишича «Упрямые скалы» («Советский писатель», 1966)
Борьба за Свободу (именно с большой буквы) испокон веку считалась обязанностью поэта. И чаще всего поэты подлинные считали эту обязанность для себя безусловной. В этом отношении книга Станишича продолжает лучшие традиции мировой поэзии. Слово Свобода встречается чуть ли не в каждом его стихотворении.
...Гибнут поэты у гнезд орлиных,
чтоб не погибла песня свободы...
...Свободу прикрыв собою,
он смерть убил, умирая...
...Вот, посмотрите, идет Свобода,
со шрамом на щеке, прихрамывая...
Это не риторика и не абстракции. Речь идет о вполне конкретной борьбе за свободу человека. В аннотации так сказано о биографии поэта: «За его плечами нелегкий жизненный путь — война, партизанские костры на суровых скалах Черногории, годы мучений за колючей проволокой фашистских лагерей смерти».
Борьба с фашизмом породила в странах Европы поэзию Сопротивления. В Сопротивление пришли поэты, разные по творческим методам и политическим взглядам. Их объединяло, а ныне объединяет для читателя их стихи, стремление освободить человека от физического и морального унижения рабства.
Где начинается рабство? Там, где иссякает воля к активному сопротивлению злу:
Если ты не вонзаешь шпагу в сердце
хозяев преступных —
Ее ты вонзаешь в сердце нищих
и неповинных.
Так писал крупнейший поэт французского Сопротивления Элюар. С чего начинается духовный распад? С предательства. Элюар писал:
Они превозносили палачей,
Они нас злом, как грязью, облепили,
Они ни разу не сказали правды.
В книге Станишича исследованию этих проблем посвящено огромное, в несколько сот строк, стихотворение «Вопли камня». Камень — могучий, но безразличный материал. Он годен на все.
Веками беспокойный человек
убежище для мысли ищет в камне.
Из камня строит дом. Из камня
высекает
свой образ.
Но время меняется, и вот уже
Когтистые стервятники выводят
в моих морщинах новых стервенят.
Безразличный, инертный камень уступает насилию:
Я, сломанный, другим ломаю кости.
И дни меня боятся, потому что
застенки воздвигают из меня...
...Я — кладбище свободы и убийца,
и утро убегает от меня.
Так пассивная масса становится орудием активного насилия и предательства. В романтических стихах Станишича предательство не может остаться безнаказанным. Отмщение приходит прежде всего изнутри. От осознания причиненного зла.
Когда б со дна убитые восстали
и мертвые подняли б кверху руки, —
на мне бы вырос белый лес костей
и каждая волна могилой стала б, —
остались только б проволока, море
и я — преступник...
...Я одинок.
Мне нет покоя, Вечность!
На мне гудят безумия шаги.
Борьба в оккупированном врагом тылу в моральном отношении сложнее, чем на фронте. В странах Европы, где фашистским войскам активно помогали их местные единомышленники и беспринципные трусы, борьба с коллаборационизмом была не менее важна, чем борьба с оккупантами. Проблемы гражданского мужества, нравственной цельности, моральной чистоплотности стояли особенно остро. Поэзия Сопротивления — поэзия максималистская. Предательство и пассивное малодушие равны для нее. Тот, кто осмеливается усомниться в торжестве справедливости, — уже достоин позора.
Стихам Иоле Станишича этот нравственный максимализм свойствен в высшей степени.
При чтении книги бросается в глаза одно знаменательное совпадение. Вот стихотворение «Развяжите мне глаза» — монолог казненного. Вот «Песня погибших» — она начинается фразой: «Мы погибли». Сразу вспоминается Твардовский: «Я погиб подо Ржевом...»; Мандельштам: «Да, я лежу в земле, губами шевеля...»; Слуцкий: «В пяти соседних странах зарыты наши трупы...» Это не случайные совпадения. И не заимствование приема. В переломные, роковые минуты истории, когда лучшие гибнут первыми, поэтам свойственно отождествлять себя с погибшими. Ибо поэзия — совесть мира. И смерть погибших — на совести поэтов. Погибшие гибелью доказали свою честность. Они могут судить живых. Живые нуждаются в их поддержке. Сверяют по ним свои действия.
Но если мертвые молчать не в силах —
Живым молчанье незачем хранить, —
говорит Элюар.
Станишич вторит ему в стихотворении «Голос убитых»:
Слушайте ж голос из тьмы погребенья...
Там, наверху, погребают Свободу,—
ищет убийца признания, лавров почета.
Если говорить о лирическом герое книги Станишича, то можно сказать, что герой этот — поэтическая эмоция, романтическое переживание действительности. Это определяет и стилистические особенности книги — непрерывно нагнетаемую метафоричность, напряженность голосовых связок стиха.
Для стихов Станишича характерен перенос с себя на природу. Поэт перепоручает свои функции оратора — «Вопли камня», «Монолог явора», «Волны стонут», «Память лимонных деревьев». Для Станишича этот прием плодотворен. Он дает возможность еще больше расширить эмоциональные возможности стиха. Дает возможность обобщений. Природа в стихах Станишича эквивалентна романтическому сознанию поэта. Пользуясь традиционными фольклорно-романтическими образами, Станишич, благодаря особенностям своей этической программы, переосмысляет их. Испокон веку ворон в романтической поэзии играл вполне однозначную роль — он олицетворял зловещие силы, являлся провозвестником смерти. У Станишича сложнее: ворон пресыщен злом, он расклевывает нож, который поил его кровью, ему опротивела его извечная роль, природа не приемлет больше зла. Павшие борцы становятся как бы частью ее:
Давным-давно он принял честный бой.
Нет для него ни голода, ни страха:
он наскочил на пулю головой,
и в черепе теперь гнездится птаха.
Течет луна по листьям медуниц,
птенцы угомонились понемногу.
И смотрят из расширенных глазниц
таинственные звезды на дорогу.
В стихотворении Станишича нет четко обозначенных персонажей: стихи представляют собой сгусток эмоций, облеченных в жестокие, отвлеченно романтические образы:
За ночь одну покрывает здесь волосы иней.
И самому палачу не хватает дыханья.
Яма страданий здесь глубже пучины холодной
и синей.
Кажется пролитой кровью закатов пыланье.
Ночь в кровавой рубашке приходит к рассвету
и стонет.
Ужас яму копал в этом гибельном месте.
День окровавленный череп приподнял здесь
на ладони.
Если взять это стихотворение изолированно от других, то будет непонятно, о ком идет речь. Кто палачи, кто жертвы? Непонятность эта возникает оттого, что информация о событиях в стихотворении заменяется информацией о чувствах, вызванных событиями. Движение сюжета полностью заменяется нарастанием эмоционального и метафорического напряжения. Стихи Станишича приобретают полный смысл и звучание только в общей системе цикла, книги.
Книга Станишича по основной своей тенденции жестокая, но справедливая книга. Когда-то рыцарь-поэт Ульрих фон Гуттен восклицал: «Приди, благородная свобода!» В стихах Станишича мне слышится тот же призыв.