День поэзии. Ленинград. 1967

Здесь долинная птица кончает полет,

Здесь крыло леденит ей морозным туманом.

Мост над бездной... Посмотришь — и сердце замрет:

Полусгнивших ветвей и ремней переплет...

По нему только в рай проходить мусульманам!

Перед нами откосы, одетые льдом,

Снег зернистый направо, и бездна — налево...

Близок вечер, а мы все идем и идем,

Все труднее, все круче змеистый подъем,

Как дорога на небо...

5 ноября 1953

Взалкав возвышенного хлеба,

Возжаждав мудрого вина,

Смотри, смотри в ночное небо,

Читай созвездий письмена —

Пока твой дух, доселе пленный

В темнице тела, без огней,

Не отразит в себе вселенной

И сам не отразится в ней!..

Пусть гробницы моей не ищут —

Сам не знаю в каких краях,

На каком убогом кладбище

Положил я мой жалкий прах.

Может, умер я где-то в море,

Может, где-то на берегу —

Всем ученым мужам на горе

Я и сам сказать не могу.

Да и нужно ли знать им это?

Мой скелет, если даже цел,

Разве он драгоценней свету

Несравненных моих газелл?

Разве серый надгробный камень,

Лед и пламень в себе тая,

Может мир одарить стихами

С той же щедростью, что и я?

Разве слов моих изумруды,

Сплав раздумий, мук и страстей,

Мир согласен сменить на груду

Ноздреватых черных костей?

Нет, бессмертье мое порукой,

Что умен я был, хоть и пьян,

Своего бессмертного духа

Оставляя миру чекан!

Кто-то был и богат и знатен,

А Хафиз — гол и нищ хорош!

Кто-то жил в золотой палате,

А Хафиз в чайхане за грош.

Пел Хафиз прекрасные очи,

Пел красавиц, равных луне,

Но свои похмельные ночи

Проводил один в чайхане.

Потому что рваным халатом

Не прельстить красавиц, поверь,

И с похмелья одутловатым

К черноокой закрыта дверь...

Иногда лишь дева базара,

Дочь позора, греха дитя,

За серебряных полдинара

Отдавалась ему шутя.

Без семьи, без родного дама,

Завершил я земной свой круг...

Эта участь слишком знакома

И тебе, мой далекий друг.

Что оставил я миру? Длинный

Список малых моих грехов,

Да кабатчику долг старинный,

Да цветник нетленных стихов.

И кабатчик, за свой убыток

Мне вослед изрыгнув хулу,

Бросил сей драгоценный свиток

В кучу мусора на полу...

Но не жалобою гнусавой

Пусть мой голос летит к тебе,

Мой далекий, и близкий самый,

Мой собрат по земной судьбе.

Потому что — соблазном каждым

Повергаемый в пыль и грязь —

Я, Хафиз, знал иную жажду,

Об иных усладах молясь.

И когда молодой, двурогий

Месяц трогал мою чалму,

Я, Хафиз, слышал голос Бога,

Я, Хафиз, говорил ему, —

О путях караванных, дальних

На Кабул, Багдад и Каир,

О верблюжьих глазах печальных,

Отражающих скорбь за мир.

И когда под моею тенью

Прогибался загробный мост,

Я земли дорогой виденья

И в бессмертье мое пронес!

Я хочу, чтоб сияньем звездным,

Влажным шорохом дождевым

Из своей светоносной бездны

Голос мой долетал к живым!

И когда от звезды летучей,

Рифмы пеня, строфу клубя,

Водопад неземных созвучий

Вдруг низринется на тебя, —

От восторга в тот миг сгорая,

Знай, ты, слов ловец золотых:

Сам Хафиз из господня рая

Подсказал тебе этот стих!

Март 1953