День поэзии. Ленинград. 1967

На горизонте горы голы

Стоят, как древние глаголы,

И их читают небеса.

Там на утес утес нанизан,

И по сбегающим карнизам,

На их отливе темно-сизом,

Чернеют голые леса.

Молчат всю ночь ночные горы,

Ущелий каменные створы,

Паров окаменевший чад,

Седых вершин зубцы и льдины,

Завалов плотные плотины,

Где лампы прячут Аладины, —

О чем они в ночи молчат?

Какие ледяные мысли

Над лбами каменными свисли

В наплывах фирнового льда?

Вы — не вместились в теоремы,

Вы угрожающи и немы,

Как непрочтенные поэмы

Вселенной мудрого труда.

Какие беды и загадки

Лежат в изгибах каждой складки

Глубоких каменных морщин?

Ты стар, наш мир. Ты очень молод,

Ты на частицы не размолот,

В тебе огонь и вечный холод, —

И ты — един. И ты — один.

Лишь только ветер межпланетный

Качнет былинку незаметно —

Антенны травы навострят.

И ты пойми в тот миг мгновенный,

Всей собранностью вдохновенной,

Как через пропасти Вселенной

С Землею Звезды говорят.

Снилось мне безумное движенье,

Странная предметов чехарда.

Потеряв земное притяженье,

Уходили в небо поезда.

Улетали в небо пароходы,

Отделялись от земли дома.

Вечные явления природы

Были вне законов и ума.

Все, что было зримо, — мимо, мимо!

Поднималось, исчезая, вверх.

Уносил с Земли необратимо

И меня последний фейерверк.

С высоты, где плавали светила,

Слаженности четкой не губя,

На Земле, что книзу уходила,

Я увидел самого себя.

Только каждое мое движенье,

Каждой мысли каждый поворот

Повторял в обратном направленье

Мой земной далекий антипод.

Только я одно понять старался,

Почему Земле для добрых дел

Нужен был не тот, что с ней остался,

А другой, который улетел.