ПРИЗНАНИЕ
В исповедáнье перед временем —
не мне себя надеждой льстить:
я мог бы плечи бóльшим бременем
и в лучший час отяготить.
Не для того, чтоб отпечатался
мой след на памяти земной, —
я не за этой мыслью прятался,
когда мечта владела мной, —
а чтоб восславить дней величие,
что я и пережил и знал.
Но был, желаниям в отличие,
исконный скуден арсенал.
И в этой трудной сердцу области
не уподобился стрелку, —
всесильный маг известной робости
остепенял мою строку:
«Не торопись! Живет лишь вечное,
а где оно в твоей груди?..»
Тогда казалась бесконечною
моя дорога впереди:
вся жизнь в запасе, все успеется,
все наверстается с лихвой...
Но вот уж дождь осенний сеется
над побагревшею листвой.
Мои лета! Мои сомнения!
Я верой грелся, как теплом,
и к цели плыл, но тем не менее
так неусердно греб веслом!
Себя в себе смирив заранее,
я равно сил не разверстал —
тех, что уходят на сгорание
и что спекаются в металл.
О юность, птенчик неуверенный!
Мне покрывать твою вину:
три жизни в срок пройти отмеренный,
чтоб оправдать свою. Одну.