День поэзии. Ленинград. 1967

После смерти фараоновой

становилось благовонно —

как героя обожженного,

бинтовали фараона.

От макушки до конечностей.

И такой,

лишенный вида,

с гарантированной вечностью

отплывал он в пирамиду.

В сундуке скучала мумия

век, и два,

и даже тридцать...

Ни минуты бы не думая,

предпочел я раствориться!

Подкормить собой растение —

хоть осину, хоть березу,

чахлым травам дать цветение —

пусть потом их сгложут козы.

Эти козы будут доены,

молоко возляжет в кринки...

Будет жизнь моя усвоена —

стану я частицей Зинки

или Ваньки...

И завертится!

Где конец, а где начало?

...Можно ль так бинтам

довериться?

Вот стою я среди зала.

И лежит его величество

в полной целости-сохранности,

и в него указки тычутся,

как во все иные странности.