Поэт и критик Леонтий Душинский, член Союза писателей Украины с 1975 года, вечером шёл по революционному Майдану. Настроение у него было невесёлое, хотя кругом, казалось бы, всё располагало к радости и веселью. И смешно расписанные дома Крещатика, и поломанные в едином европейском порыве каштаны, и обломок памятника Ленину, о котором он, Леонтий Душинский, в своё время написал две поэмы и выпустил сборник с оригинальным названием «Вічно живий». Словом, всё вокруг было приподнято, шумно, неистово. Но именно это и угнетало поэта.
Дело в том, что уже третий час он бродил среди палаток, свалок мусора и шин в поисках вдохновения, и… ничего не приходило. А ведь откликнуться было необходимо. В Союзе уже не раз намекали, что это его долг. Он знал, что детский писатель Лесик Петрик успел уже написать повесть «Про звіряче і дитяче», о том, как жестокий ОМОН проник в детский сад и пытал малюток, выступающих за отставку Януковича. А известная эротическая поэтесса Антония Збуджена уже обнародовала любовную лирику «Гола пані на Майдані», где в своих интимных фантазиях переплетала себя, трёх лидеров оппозиции и памятник Кию, Щеку и Хориву. И только он, Леонтий Душинский, тот, кто мог когда-то за ночь написать цикл стихов «про соціалістичне змагання» и ещё недавно выпустил исторический роман «про змагання національно-визвольні», сейчас неприкаянно слонялся, повторяя: «майдан, Богдан, мой дельтаплан». Однако все рифмы были мёртвыми, вдохновение не приходило.
Внезапно поэт споткнулся. В темноте он не заметил большой, туго набитый пакет с объедками, затянутый в синий целлофан и напоминавший покойника на корабле, которого приготовили к морскому погребению. Леонтий Фэдорович замахал руками, но всё же устоял. Лишь старая ондатровая шапка упала на грязный снег, а седые поредевшие волосы рассыпались по плечам.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда…
Знаменитые строки украинской поэтессы Ганны Горенко вспыхнули в сознании Леонтия Фэдоровича. Ещё в годы Оранжевой революции он опубликовал статью, где доказывал, что спецслужбы Российской империи принудили украинскую писательницу взять еврейскую фамилию Ахматова. И, кстати, за статью тогда прилично заплатили.
— Хорошо ей было, Ганнушке нашей, — неприязненно размышлял Душинский, продвигаясь по главной улице столицы, — писала себе виршики, муж на неё вкалывал, плюс имения, состояния, Царское Село. А тут… Пока пятьсот баксов Ваське Зозулястому не выложишь, новую «збірку» не издашь.
Всё это своё, сокровенное, горькое Леонтий Фэдорович проговорил в сердце на том самом языке оккупантов, которым вынужденно писали и Ганна Горенко, и Мыкола Гоголь и Фэдир Достоевский.
Никто на свете не знал, что он, Леонтий Душинский, автор коллективного заявления патриотической интеллигенции под названием «Одна мова, всі інші — полова!», внутри, про себя говорил не на государственном языке, а вот на этом, оккупантском, и даже видел на нём сны.
— Слава Україні! — прокричала рядом группа молодых, румяных мужчин, сильно пахнущих водкой. Леонтий Фэдорович вздрогнул и от испуга чуть не ответил «Слава КПСС!». Но в последний момент, удержав на кончике языка это неизвестно, откуда вылезшее приветствие, прошептал бледными губами: «Героям слава». А что, если б не удержал?! Или ответил, скажем, речёвкой, поселившейся в нём ещё на Всесоюзном съезде ВЛКСМ: «Ленин! Партия! Комсомол!». Подумать страшно.
Тут поэт снова потерял равновесие. На этот раз окончательно. Поскользнулся и упал на твёрдую плитку родного Крещатика. Почти в ту же минуту вместе с болью он почувствовал резкий, неприятный запах. Происхождение запаха не оставляло сомнений. Лживые сообщения преступного режима подтверждались. Стремящихся в Европу, действительно, было много, энтузиазм огромный, а туалетов преступно не хватало.
Тем временем удушающий фекальный запах обволакивал Леонтия Фэдоровича, лежавшего прямо посреди революционных нечистот. Ушибленный копчик мучительно болел, отчаяние нарастало. Конечно, как и всякому киевскому творцу, ему приходилось бывать в неприятных и не всегда хорошо пахнущих ситуациях, но так низко он ещё никогда не падал (в этом унижении поэт даже находил некоторую сладость, возможно, сказывалось влияние Фэдора Достоевского).
Не имея сил подняться, Душинский лёг на спину и безнадёжно посмотрел в чёрное небо Киева, затянутое дымом костра — где-то неподалёку искатели европейских ценностей жарили несвежую рыбу.
И вдруг запахи тухлой рыбы и того, в чём лежал Леонтий Фэдорович, смешались. Невыразимо мерзкий дух вошёл в организм поэта. И наступила неожиданная реакция. Впервые за этот ужасный, бесплодный вечер поэт ощутил вдохновение. Причём, явное, могучее, всегда им узнаваемое. То, что окрыляло слова и подсказывало нужные рифмы.
Коли б ви знали, із якого сміття,
З багна якого вірш мій народивсь,
В демократичнім вирі, в незабутні миті,
Без сорому він вирвався і зливсь
Із ароматом Вічного Майдану…
Отаману! Догану! Оману! Рифмы, как дикая подтанцовка певицы Русланы, закружились в воздухе.
Поэт вскочил на ноги и легко стал укладывать строчку за строчкой. «Эра Майдану» — мелькнуло название будущей поэмы. Да нет, тут не поэмой пахнет! Леонтий Фэдорович предчувствовал: за неделю он потянет и целый эпос. Немного скребла мысль, что начало похоже на стихи Гани Горенко, но всегда можно будет ответить злопыхателям, что все они — агенты кровавой гэбни и состоят у Путина на зарплате.
Леонтий Душинский внутренне захохотал и, распространяя экскрементальный дух, вызывая сочувственные улыбки встречных революционеров, быстро побежал домой, чтобы не потерять придуманное.
Через неделю сборник поэзий «Муза Майдану» Леонтий Фэдорович принёс в издательство к своему приятелю Васылю Зозулястому вместе с литром водки и авансом двести долларов. А ещё через месяц в Союзе писателей состоялась презентация, которую поэт помнил очень смутно. Разве что припоминалось, как он под столом в конференц-зале обнимал круглый стан Антонии Збудженой, и она игриво шептала ему: «Сокіл мій, беркут мій!».
Тем не менее, новая книга, и в самом деле, теперь лежала на письменном столе, издавая запах свежего клея, типографской краски и…Нет, ничем больше «збірка» не пахла.
Ну, а спустя ещё пару недель язвительнейший сатирик из Донецка Артур Кошмаров (он же — единственный читатель «збірки») разместил в интернете поэму-пародию «Плоды духа Майдана», где, в частности, были такие слова:
Когда б вы знали, из какого мрака
Стихи выходят у иных творцов!
Там — ночь. Тупик. Конец концов.
Упырь там воет и скулит собака.
И этот отвратительный понос
Нам тычут в нос: «оце ваша культура»,
А украинец маленький за гуру
Приняв создателя нечистых грёз,
Глотнул дерьма и вдаль в душе понёс…
Поэт Душинский пасквиль прочёл не сразу, поскольку интернетом не владел и компьютера побаивался. Прошло много дней, пока кто-то из коллег любезно перепечатал и прислал ему сочинение Кошмарова по почте. В тёмных глубинах поэтической души лауреата Шевченковской премии Леонтия Фэдоровича Душинского, как в бездонном тёмном болоте, ничего не шелохнулось. Только привычно стал складываться текст на имя начальника районного КГБ. В смысле, СБУ.
«Доводимо до вашого відома, що в той час, як наша держава впевнено іде шляхом революційних перетворень та євроінтеграції, окремі агенти Кремля, мовою окупантів, паплюжать честь національної літератури. І ми, читачі та численні прихильники творчості поета Л.Душинського, не можемо миритися з цією провокацією, в чому і підписуємося».
А потом Леонтий Фэдорович лично до утра ставил девятьсот двадцать подписей, проявляя при этом чудеса изобретательности. «Роман Шпортько — обурений слюсар», «Гулак-Духовний — художник-музикант», «Оксана Петренко — ображена домогосподарка»…
Когда на рассвете список был окончен, поэт вздохнул, и желая не выпадать из мейнстрима, приписал: «Смерть ворогам!».