Лето круглый год

Страна Маньяна

Если принять точку зрения нормального колумбийца о том, что беспокоиться следует только тогда, когда есть уж очень серьезный повод, опасный для жизни, то жизнь становится замечательной. Колумбийцы плохо понимают, почему надо нервничать и биться головой о стену, если есть, что есть и где спать. На все вопросы типа: "А когда что-то будет сделано?" ответ всегда следовал: "Маньяна, транкила". Что в переводе на русский означает: "Успокойся, завтра все будет, утро вечера мудренее".

Колумбия – это страна всеобщего радостного завтра, "страна Маньяна". Уместно по этому поводу вспомнить еще одну историю. Я приехал в университет дель Валье с контрактом и опозданием на неделю по сравнению со сроком, указанным в контракте. Мне должны были прислать билет в Москву и запоздали буквально на несколько часов. Так что я собрался и уехал из Москвы до его получения к себе домой. Таким образом, я прибыл в Кали на неделю позже. Когда меня привели оформляться в университете, девочка-секретарь посмотрела в контракт и сказала, что дата начала контракта должна быть переделана. Это же подтвердил ее начальник и добавил, что переделка контракта займет, может быть, неделю. Со спокойной душой я отправился к профессору, где меня временно приютили, пока у меня не появится своя зарплата. Через неделю я спросил свою начальницу, готов ли новый текст контракта, и получил ответ "Транкила, маньяна". Словом, всё будет просто замечательно. Дальше я этот вопрос задавал каждую неделю и получал тот же ответ. Через месяц я окончательно надоел своей хозяйке, которой надо было со мной возиться, кормить и поить меня бесплатно, поскольку своих денег у меня не было совершенно. И меня забрал к себе на жительство многострадальный немецкий профессор.

Надо сказать, что это человек энциклопедических знаний и с жаждой просветителя. Единственной проблемой было то, что в Колумбии не слишком любят долгие разговоры о чем-либо кроме футбола, президентских выборов и вечеринок с обсуждением кто, куда, зачем и с кем ушел. А у профессора была потребность объяснять всё, начиная с того, как работает стиральная машина, и кончая организационными принципами немецкого бундестага. Поэтому слушателей ему всегда не хватало. На сей раз ему повезло, как впрочем, повезло и мне: у него появился серьезный слушатель. Дело в том, что в Колумбию я прибыл не только без каких-либо знаний испанского языка, но и мой английский язык был, как бы это сказать поаккуратней… Я мог писать и даже говорить, но ничего почти не понимал, что говорят мне. Проблема была в том, что, как все самоучки, я заучил весьма странное произношение английских слов, не имеющее никакого отношения ни к одному из диалектов английского. Когда немецкий профессор впервые услышал мое эканье и беканье, он пришел в ужас, как же нам с ним общаться. Он несколько успокоился, когда мы начали говорить о математических проблемах. Здесь мой английский был гораздо богаче, что не означает ничего. Однако непосредственный немец поделился в тот же день с моим колумбийским коллегой, сказав, что этот убогий русский кажется хоть в математике что-то может сказать…

Мне действительно повезло, что у меня появился такой учитель. Профессор усаживал меня перед собой и начинал читать лекции об орхидеях, колибри, машинном масле, о чем угодно, что только ни затрагивалось между делом. Когда я мотал головой, что ничего не понимаю, что он говорит, он доставал немецко-русский словарь, находил соответствующий немецкий термин и показывал мне русский перевод. Такие лекции продолжались по 3-4-5 часов ежедневно. Я был счастлив, что начинаю потихоньку понимать английский, профессор был счастлив, найдя благодарного слушателя. Даже его жена и дети были счастливы, поскольку обширный информационный поток переключился, в основном, на меня. Однако всякому счастью приходит конец. Я настолько продвинулся в английском языке, что начал понимать практически всё, что говорил профессор. После чего лекции о машинном масле меня перестали интересовать, поскольку я никогда не имел машины и не собирался ее заводить. Словом, я начал увиливать от этих лекций как нерадивый студент. И тут профессор понял, что пора меня вытуривать из своего дома.

Однако в университете меня по-прежнему кормили контрактными "маньянами", а вытурить гражданина без гроша в кармане на улицу было неприлично. Поэтому однажды немец-профессор решительно произнес: "Всё! Завтра пойдем к вице-ректору выбивать твой контракт. От нашего директора отделения математики толку здесь не добьешься!" И назавтра, приведя в порядок свою посейдоновскую бороду и натянув джинсы, профессор пошел вместе со мной к вице-ректору. По дороге он сказал: "Колумбийцы – чувствительные люди! Я буду плести вице-ректору всякую ерунду. Не вздумай смеяться. Я тебя знаю! Из-за себя я бы не стал такое нести, но надо же тебе получить этот чертов контракт!" Я спросил его:

– Ты собираешься говорить по-английски?

– Нет, – ответил профессор, – вице-ректор не говорит по-английски.

– Но я же тогда ничего не пойму! И как я могу смеяться? – спросил я.

– Да уж сможешь! – как-то неопределенно заявил профессор. – Но не имеешь права!

И вот мы зашли в кабинет вице-ректора, относительно молодого симпатичного колумбийца. После многочисленных приветствий и расспросов, на которые требовалось отвечать, что все идет прекрасно, Профессор вдруг сказал, что у профессора Леонида имеется большая проблема с семейством. Надо сказать, что в это время по телевизору в Колумбии многократно показывали расстрел парламента Ельциным. И выглядело это действительно ужасно. Профессор произнес нечто вроде:

– Вы же знаете, что в России идет война. Семья профессора голодает, потому что, за неимением контракта, он не может ничего туда послать.

И я увидел, что у вице-ректора начали наворачиваться слёзы на глазах. Тут-то мне и не следовало противоречить версии немецкого профессора. Моей семье в это время жилось несладко, однако голода под бомбежками не было. И я сидел спокойно и слушал дальше. Естественно, я мог понять только общий смысл происходящего, который заключался в том, что вице-ректор тут же позвонил заведующему отделом кадров и приказал немедленно оформить контракт и начать выплаты зарплаты.

Дальше мы с профессором перешли в кабинет зав. кадрами. Глядя на нас, начальник громко вопросил свою подчиненную, где контракт профессора Леонида. На что та, совсем тихим голосом, ответила, что они всем отделом искали его везде и найти не могут. Начальник сказал, чтобы мы не волновались, что через два дня будет зарплата, мне ее выплатят, а контракт оформят очень скоро, буквально маньяна.

Действительно, через два дня я получил зарплату, однако контракт так и не пришел. Еще через две недели я снова получил зарплату (или аванс, не знаю уж как там они называются в Колумбии), а контракт всё должен был появиться маньяна. Наконец, в конце третьей недели прибыл и контракт. Контракт был на пяти или шести листах, подписи и печати стояли только на последнем листе, а дата была лишь на первой странице. Именно ее граждане и заменили, оставив все остальное как есть. На что премудрый немецкий профессор сказал: "Граждане совершили подлог, поскольку ректор подписал совершенно другой текст. Но, впрочем, для Колумбии это нормально, если только ты не захочешь жаловаться. Но ты ведь не захочешь?"