Лето круглый год

Лекции

Когда стал подходить второй семестр, меня спросили, не хочу ли я почитать лекции для студентов. На испанском языке. Надо сказать, что поначалу я активно осваивал испанский язык, даже позанимался с преподавателем. Однако когда испанский язык начал заходить мне в голову, я вдруг обнаружил, что эта же голова стала еще более активно выталкивать из себя английский язык, так что я с трудом вспоминал английские термины. А потому бросил я заниматься испанским совсем, только и слушал из передачи воскресного телевидения. Однако же я смело взялся читать лекции на испанском языке.

Мне тут же радостно вручили программу курса, название которого сейчас я не помню. Просмотрев эту программу, я пришел в полное недоумение, поскольку большая ее часть была посвящена частным производным, а в конце давалась теорема Стоуна-Вейерштрасса, которую предполагалось давать с доказательством и приложениями. Уровень этих частей столь отличался, что я совершенно не мог понять, как это можно соединить. После чего я спросил: "А не могу ли я поменять программу?" На это мне ответили: "Нет, поменять программу нельзя!" Это теперь я знаю, что колумбийцы всегда отвечают на твой вопрос буквально, не пытаясь ничего предполагать. А тогда я этого не знал и думал, что раз сказано, что нет – значит нет. Откуда тупой доцент мог предполагать, что мне ответили лишь на вопрос: "Можно ли поменять официально содержание этой программы?" Спроси я: "А можно я буду читать то, что здесь нужно читать?" И мне бы, скорее всего ответили, что да, можно.

Начал я читать лекции на испанском языке четырем слушателям. Привычки писать конспекты у меня не было никогда, а тем более на испанском языке, что заняло бы прорву времени. А потому выписал я в столбик штук двадцать испанских глаголов в форме рассмотрим-получим-покажем-проведем, вооружился несколькими существительными, а также двумя универсальными словами entonces-энтосес-значит и эээээ, выражением "Черт его знает, как это на этом долбанном испанском сказать" – по-русски – и принялся давать лекции. Когда мне требовалось какое слово из испанского, которого я не знал, я брал соответствующий английский термин и пристраивал к нему испанизированное окончание. Это всегда срабатывало, потому что какой бы заковыристый термин я ни изобретал, студенты мои никогда не переспрашивали – видимо, понимали всё. В конце, рассудив, что студенческие страдания были не меньше моих, я поставил всем им от трех с половиной до четырех с половиной, в зависимости от того, кто как научился брать частные производные.

Позднее Хайме мне сообщил, что он спрашивал студентов, понятно ли им было. И они сказали, что было очень интересно и что они поняли ВСЁ. Потом я часто вспоминал эту фразу, я очень хотел бы узнать, что же было это ВСЁ.

Я люблю учить. Правда, не всех, а тех кто хочет учиться. Перед вами