Лето круглый год

Сальта

Когда Рикардо, профессор университета из Сальты, сказал портье, что я из России, он не ожидал особого эффекта. Однако результат превзошел все ожидания: за номер ценой 25 песо в сутки я платил по двенадцать, да еще и день прожил бесплатно. Портье воскликнул, что его отец был МакарОФФ. Что он эмигрировал из России, из Москвы, еще до революции. Мать у сеньора МакарОФФа была аргентинка, а сам сеньор ничем не напоминал русского, за исключением манеры трепаться.

Возможно, что это была моя расплата за те самые 13 сэкономленных песо. Дверь моего номера смотрела прямо на место обитания полусоотечественника. Приятели к нему приходили с пяти утра, а уходили после 12 ночи. И все время был слышен пронзительный голос бывшего Макарова. Его голос странным образом вобрал и русские, и испанские интонации с преобладанием последних. Хотя я мало что понимал по-испански, однако прослушав раз пятнадцать чудесную историю о поселившемся в номере напротив профессоре из России, я начал даже улавливать какие-то повороты сюжета, что история эта наполняется деталями, когда встает этот профессор, когда пьет чай и т.п.. Это были чрезвычайно занимательные беседы между сеньором Макаровым и его слушателями (я очень редко слышал их голоса – это был театр одного актера). Когда на прощанье я подарил сеньору Макарову несколько русских монеток, он с помощью зубов продемонстрировал, какие проделает в них дырки, после чего поместит их на брелок и будет вечно меня помнить.

Итак, гостиница эта была в Сальте, прелестном небольшом аргентинском городке. Я несколько раз спрашивал, сколько в нем жителей. Цифры были от двухсот тысяч до семисот. Никто не знал сколько, ни университетские профессора, ни даже сеньор Макарофф, который, похоже, знал ответы на все вопросы. Все-таки, видимо, в Сальте жило около 200000 человек. Помимо технического университета в нем были две фабрики с сотней рабочих, масса магазинов и кафе. А также множество авторемонтных мастерских.

Кафе здесь были центром жизни среднего и ниже среднего класса. Утром я шел в университет и видел в кафе рядом с гостиницей компанию, что-то обсуждающую и мирно попивающую кофе. Возвращаясь из университета, я видел все тот же состав компании, включающей владельца этого маленького кафе, и все те же чашечки кофе или бутылочки кока-колы. И поздно вечером можно было увидеть тех же людей в том же месте. Иногда за столиком сидел кто-либо изучающий какие-то бумажки. Он мог так сидеть часами, и хозяин не требовал от него большого заказа: чашечка кофе да какая-либо булочка – это и все, что он обычно заказывал за много часов сиденья.

Число людей, имеющих постоянную работу, в Сальте не могло быть большим, и меня всё время мучил вопрос, на какие средства живёт большинство жителей городка. Тот же вопрос интересовал меня и в России во время перестройки. Я хорошо знал ответ относительно той прослойки, к которой я принадлежал сам: это была не жизнь а выживание за копейки. Однако в России значительная часть низкооплачиваемых людей имела сады и огороды, за счет которых как-то подправляла свой скудный бюджет. В Сальте садовых участков не было. Садовый участок за городом был дорогим удовольствием, которое мог себе позволить университетский профессор или владелец среднего по размерам магазина, но никак не мог простой рабочий, а тем более безработный, к каковым относилось большинство.

При том, что жизнь в Сальте была чрезвычайно дорогой, для меня это так и осталось загадкой, как же существовало большинство жителей городка. В то время правительство установило твердый курс: один песо – один американский доллар. Обменивались песо на доллары в любом количестве, и маржа была что-то вроде четверти процента за обменную операцию. Рабочие в то время получали 100-200 песо в месяц. Полный университетский профессор был чрезвычайно высокооплачиваемым человеком, его заработок был 1200 песо. Чашка кофе в кафе стоила 3 песо, а с булочкой все пять. Бананы на улице продавались по 10 штук за песо. Примерно так же стоили апельсины. Цены на импортные товары были такими же как и в России: подешевле за китайские изделия и резко дороже за американские или европейские.

На площади рядом с гостиницей росли апельсиновые деревья. Апельсины падали вниз, однако я никогда не видел, чтобы кто-либо пытался их собрать с дерева. "А зачем? – спросил Рикардо. – Если человек хочет есть апельсины, и у него нечем заплатить, он пойдет на рынок и попросит. И ему дадут апельсины, которые потеряли товарный вид, за просто так." Однако слабо верится, что таким способом можно было прокормить всех жителей этого города.

Когда я улетал из Аргентины, Рикардо с печалью в голосе говорил, что вот сейчас должны избрать нового президента, который собирается привести в соответствие доходы страны с доходами граждан. Вскоре его избрали, а результатом его действий было то, что средний класс потерял свои сбережения и перестал быть средним.

Однако в то время этого еще не произошло. Сальта жила безмятежной жизнью. На выходные были праздничные гулянья по центру города. И хотя по городу ходило множество полицейских с пистолетами, половину из которых составляли молодые женщины и девушки, однако я ни разу не видел, чтобы эти пистолеты вытаскивались. Пиком впечатлений от аргентинских полицейских у меня была картинка, которую я увидел на остановке автобуса в Буэнос Айресе. Автобус стоял, собирая пассажиров, более получаса. Около входа в автобусную фирму стояли два полицейских. Один был маленький, наверное, метр пятьдесят пять, другой плотный, под два метра, с квадратной физиономией, на которой играла улыбка Фернанделя. Этот верзила, постояв, вдруг вытащил носовой платок и, обратившись к маленькому собрату, как-то очень ловко поставил этот платок в виде пирамиды у себя на руке. У малыша открылся от удивления рот. Здоровенный полицейский повторил этот фокус раз десять, складывая платок и вытягивая его в пирамидку. Потом он передал платок малышу-полицейскому, который попытался повторить фокус или рассмотреть, что же особенное было в платке. Ничего не найдя, он отдал платок сотоварищу, который с нарастающим удовольствием продолжил разрушение и выстраивание пирамидок. Я еще подумал, что в стране, где полицейские получают удовольствие от таких фокусов, должно быть, очень спокойно жить.

Спокойствие этой жизни я полностью ощутил за месяц жизни в Сальте. Никто никуда не торопится. Никому ничего ни от кого не нужно. Мой коллега Рикардо получал дополнительно 50% к зарплате за научно-исследовательскую работу. Я ожидал, что многие профессора пользуются этой возможностью увеличения зарплаты. Оказалось, что на весь университет с несколькими сотнями преподавателей такую доплату получают еще 4-5 человек.

Оказалось, что на профессора-визитера полагаются дополнительные деньги из бюджета университета. Я не очень хотел ехать на экскурсию в соседний городишко, однако мне сказали, что надо. Что уже выписаны деньги на эту поездку – и куда их девать? И с утра мы покатили на джипе декана в соседний городишко. К сожалению, память на названия у меня очень скверная, потому, как назывался городишко, как назывались районы, где мы ехали – не помню. Однако наша цель была где-то в 3-4 часах езды от Сальты. Сколько именно времени заняла сама поездка, сказать трудно, потому что я все время просил остановиться, чтобы сделать снимки. Мы проезжали горное образование удивительно похожее на волшебный огромный замок с башнями и окнами в башнях. Цвета гор менялись и были совершенно причудливых оттенков.

Меня провезли к местной достопримечательности, которая называлась Глотка дьявола. Это был каньон вроде огромного колодца, открытого с одной стороны. Почтенный декан инженерного факультета, очень большой человек в городе, дабы уместить в кадр меня вместе с Рикардо, а также верхушку каньона, распластался в пыли, уложив свою щеку на камень и сделал пару снимков сначала своим фотоаппаратом, а потом моим. В этой глотке имелось нечто вроде каменного сундука, что так и называлось "Сундук дьявола". У него даже видна крышка. Но открыть пока ее никто не смог.

Дальше мы проехали еще в какое-то ущелье, где на самом верху, на высоте метров двухсот по совершенно отвесному склону видна была дыра размером в человеческий рост. От этой дыры-пещеры наверх надо было взбираться еще метров пятьдесят. Мне сказали, что там долгое время, вплоть до прошлого века, жили индейцы, которые избегали встреч с белыми.

Наконец мы приехали в городишко, куда направлялись. Я ожидал, что сейчас меня поведут в какой-либо местный музей продемонстрировать местные диковинки. Однако мои компаньоны сначала меня провели в какой-то магазинчик и сказали, что здесь имеет смысл купить (не помню названия, но было сладкое и вкусное). Потом мы прошли в другой магазинчик, где продавалось дешевые вино и сыр. Наконец, меня привели в маленький магазинчик, наполненный керамикой, какими-то поделками из шкурок и дерева, и сказали, что если я очень хочу, то могу купить. Однако то же самое продается везде, в том числе и в Сальте. И даже дешевле. После такого предисловия я просто вежливо поглазел вокруг, после чего декан, посмотрев на часы, сказал: "Два часа! Пора обедать!" И мы пошли в ресторан, который оказался довольно большим. Мне тут же сказали "транкиля, за всё платит университет" и предложили выбрать, что мне хочется. Я слышал раньше, что в Аргентине много мяса. Однако я никак не думал, что каждый житель знает добрых полсотни-сотню названий мясных блюд, разбираясь из каких частей коровы они готовятся и каким способом. Для меня такие подробности всегда были недоступны, а потому я предоставил возможность выбирать блюда своим компаньонам. В результате я получил жареный каким-то специальным способом кусок мяса по величине напоминающий туфлю 40 размера. Были еще салаты, вино и много соседей уничтожающих или уже уничтоживших подобные мясные порции.

После такого обеда единственным желанием было хорошо поспать. Мы посидели в скверике с полчаса, после чего декан сказал, что пора отправляться домой. Хотя по дороге были все те же прекрасные горы и виды, но теперь моим попутчикам с трудом удавалось извлечь меня из машины для фотографирования. Интерес почти закончился, начала надвигаться дремота, хотя мы и поехали другим путем. Из новых достопримечательностей я запомнил и заснял удивительную дорогу в горах, точнее, кусок дороги из неоткуда в никуда. Дорога была сделана еще в доколумбово время. Зачем и для чего – неизвестно. Ее длина была 11 километров. Индейцы сделали ее идеально прямой, выбив лишние куски из гор. Когда становишься в ее начале, видишь ее уходящей вдаль идеально как в створе винтовочного прицела. Эффект усиливался, поскольку дорога вела вверх и вниз, а верхние куски укладывались точно посредине предыдущих. И так все одиннадцать километров.

Поскольку эта дорога была еще и частью какой-то национальной большой дороги, то местные власти ее начали благоустраивать, выравнивая выступы и засыпая многовековые колдобины. Так что она совсем не выглядит древней, увы.

Через неделю Рикардо пригласил меня в ресторан, местную достопримечательность. Владельцами ресторана была супружеская пара профессоров-медиков. Рикардо сказал, что они очень богатые люди. Ресторан находился на горе (хотя и сама Сальта находится где-то на уровне двух тысяч метров на уровне океана). Мест в нем было человек на 80. Высокие несущие конструкции, большие окна – вид был очень интересный. День был посреди недели, и во всем ресторане сидела только еще одна семейная пара. Нас встретила сама хозяйка ресторана. Она облобызалась сначала с Рикардо, потом со мной, после чего удалилась куда-то. Через некоторое время она появилась с меню. Оказалось, что эта богатая дама-владелица заодно выполняет обязанности официантки, после чего частично и повара. Рикардо и его жена блаженствовали. Не слишком громкая, но очень приятная музыка доносилась из магнитофона. Рикардо мне начал объяснять, что Сальта известна по всему миру своими певцами, чему я с готовностью поверил, поскольку музыка была очень приятная, а певцы в самом деле пели. Уезжая из ресторана, мы опять облобызались по очереди с симпатичной хозяйкой. И опять всё было оплачено университетом.

Из того, что написано вверху, вроде бы следует, что я только и делал, что мотался по экскурсиям и ресторанам. Однако была еще рутинная часть в виде курса лекций и приготовления статей для публикации, чтобы местные коллеги могли бы отчитаться об успешном научном визите. Эта часть уже совсем не так интересна, а потому и писать о ней не стоит. Незадолго до отъезда меня пригласили на заседание ученого совета (или чего-то вроде), где мне вручили два ценных подарка. Одним из них было блестящее блюдо, на котором надписью уведомлялось, что вручено оно мне за большой вклад в развитие аргентинской науки. А вторым была табличка – точная копия той, что была прикреплена рядом со входом на инженерный факультет, о чем она и сообщала. Это был весомый подарок – килограммов пять, так что мне не очень захотелось брать его с собой. Поскольку, видимо, вручение этой таблички рассматривалось, по меньшей мере, как награждение медалью, я решил передать ее Рикардо, который сначала решительно отказался ее брать. Однако при этом глаза у него горели блеском, присущим всем коллекционерам редкостей. Полчаса доводов убедили Рикардо, что ничего страшного не случится, если ценный приз перейдет к тому, кто полностью осознаёт его ценность…

Единственно, о чем еще можно упомянуть о той поездке, это о моей лекции, которая не состоялась. Когда я летел в Сальту из Буэнос Айреса, я разговорился (хотя это слишком громко сказано – разговорился) с соседкой, которая сообщила, что у нее есть дочка, тоже профессор, но по архитектуре. Через неделю после прибытия в Сальту Рикардо мне сказал, что в Сальте сейчас проходит национальный конгресс по архитектуре и меня приглашают туда сделать доклад. То, что я не могу говорить по-испански и имею лишь самые общие понятия об архитектуре – совершенно неважно. Я могу говорить о чем угодно и по-русски. Меня с нетерпением ожидают лицезреть две сотни аргентинских архитекторов. Однако я попросил Рикардо как можно вежливее отказаться за меня. Что он и проделал с некоторым недоумением.