Лето круглый год

Как некоторые попадали в Колумбию

Уже взрослым захотелось мне выучить английский язык. Заставить себя читать учебники и писать упражнения трудно. Я выбрал другой путь, заведя большую и интересную переписку с людьми из других стран. Из списка членов Американского математического общества, который у меня был, я выбрал корреспондентов из самых экзотических уголков Земли. У меня была полная уверенность, что если уж человек состоит в Американском математическом обществе, то должен знать английский блестяще. Сейчас я сомневаюсь, пользовался ли я в то время зеркалом. Набор моих географических познаний застыл в те времена, когда я начал и кончил собирать слонов на почтовых марках, потому что добывать экзотические марки было трудно, то есть лет в двенадцать-тринадцать. Например, я выбрал экзотический Остров Мэн с его обитателями с гирляндами цветов через шею, который просто обязан был расположиться в Тихом или Атлантическом океане.

Почти все, кому я написал, откликнулись и даже написали о себе какие-то подробности (это было задолго до Перестройки, не сейчас, когда любой честный западный человек знает, что коли получил письмо из России, то от жулика). Добрая половина моих корреспондентов, правда, перестала писать после второго-третьего письма, но с некоторыми я потом переписывался еще несколько лет, например, с дедушкой с того самого Острова Мэн. Когда он мне ответил первый раз, я не поленился посмотреть, где же находится этот остров. Интересный дедушка оказался, любитель задач по элементарной математике, которые я не мог решить, отчего он был счастлив. До того как поселиться на Острове, имел он плантации на другом экзотическом острове, на Макао, несколько тысяч гектар. Сейчас я засомневался, плантации чего. В голове крутится "какао", но, боюсь, это просто в рифму. Было ему под восемьдесят. Прислал он свою фотографию. На ней он сухопарый, подтянутый, с женой-малайкой, лет на тридцать его младше. Продав плантацию, на Острове Мэн завел он себе пароходную компанию, а на досуге решал задачки по геометрии.

Была еще владелица конного завода, кажется, из Новой Зеландии. Был я в переписке даже с федеральным судьей одного американского штата, у которого было 9 детей и несметное количество внуков. Сообщил он, что один из его детей стал chef-ом. Ну, шеф, так шеф, решил я. Но потом слазил в словарь: не может федеральный судья быть в восторге, что его сын просто важная шишка. Оказалось, что сын его шеф-повар. Никого из профессиональных математиков в моем списке корреспондентов не оказалось. Наверное, это были те, кто не отозвался – математики известны своей отзывчивостью.

Одним из следствий той переписки и явилось то, что сейчас я нахожусь в Колумбии. Один из моих корреспондентов, с которым я дружу и по сию пору, оказался математиком и владельцем книжного магазина в Армении. Это не та Армения, что все знают, это городишко в Колумбии, жители которого имеют несколько легенд, почему он так называется. Все версии легенд заканчиваются одним: когда выбирали название, это понравилось больше всех. Когда я побывал у профессора дома, продемонстрировал он мне пухлую пачку моих писем, полсотни или больше.

Каждому корреспонденту я писал только то, что тому было интересно, потому как быстро понял, что как неинтересно становится, так переписка прерывается. У большинства моих корреспондентов письма быстро становились однообразными: "Энн пошла в школу, мы купили новую машину, мы съездили в Париж." А больше писать, вроде как, и не о чем. Читая все эти письма, убедился, что человек с ручкой во всем мире одинаков: никто ничего интересного, если его не расшевелить, не напишет.

Потом пробовал я своих деток вовлечь в переписку для изучения английского языка. Обе попытки кончились одинаково: "А я не знаю о чем писать!" "Как же так? Ты живешь на другом конце планеты. Девочка эта ничего о тебе и о том, как ты живешь, не знает. Напиши ей, что ты ходишь на речку, ловишь рыбу и съедаешь ее сырой – она поверит, потому что ты живешь в очень странной для нее стране." И в ответ: "Так о чем мне писать?"