Лето круглый год

Следующий этаж

Уже в перестройку, когда я стал плакаться всем своим корреспондентам, как мне живется, получил я из Колумбии вопрос: а не хочу ли я поехать туда поработать?

Сначала я решил, что либо помру от жары на экваторе, либо меня наркоторговцы чего-либо чем-либо… Но потом решил, что хуже, чем в родном университете, быть не может. И согласился.

Прислали мне контракт, который один эквадорец, что учился у нас в университете, перевел на русский язык. Несколько меня смущали фразы типа, что все споры должны решаться на основе законов департамента дель Валье и прочее. Но сумма там была для меня, того, кто тогда получал в переводе на доллары их 20 в месяц, была фантастическая. Аж почти 800 долларов в песо.

Так что когда я приехал и покупал стаканчик кофе, который 30 центов стоил, меня жаба заедала. Ладно, это уже другая тема совсем. Будет желание – напишу и о своем жлобстве в первые месяцы.

Итак, приехал я в университет дель Валье и начал общаться с группой профессоров, относительно которой начальство, которое этот приезд устроило, вовсе и не хотело, чтобы я туда попадал. В группе этой был немец-профессор, еще один колумбиец и пара его студентов. Немец, услышав, как я разговариваю по-английски, сказал только "дааааа". Правда, когда я дал первый семинар, то он сказал, что мой математический английский значительно лучше: "Но понять ничего нельзя. Будем надеяться, что это из-за математики." – это он тоже добавил по-простому. Мне с этим немцем здорово повезло. Именно он и довел мой английский до состояния, когда я начал понимать, что говорят. И произошло это следующим образом.

Господин немецкий профессор – очень интересный человек. Но у него был один недостаток: он любил говорить о чем угодно часами, доводя собеседника до полного исступления, потому что темы у него были о чем угодно. Беседы его шли в режиме монолога. Даже его собственная жена не могла переносить эти лекции-монологи. При этом познания у него были совершенно энциклопедические. Он мог часами рассказывать об устройстве бундестага, особенностях какой-либо немецкой партии и тут же перекидывался на то, как размножаются бабочки. Как орхидеи завезли в Англию, каковы отличия привода шевроле от чего-то еще.

И тут ему на зуб попался благодарный (как потом выяснилось, не очень) слушатель. Он меня усаживал напротив себя и слегка монотонным размеренным голосом начинал вещать что-либо, держа под рукой немецко-русский словарь, невесть откуда взявшийся у него. Когда я мотал головой, что не понимаю, он открывал соответствующий немецкий термин, а я смотрел на его русский перевод. Беседа текла в стиле: "Динозавры вымерли столько-то миллионов…" – "А как относятся здесь к цыганам? " – "Ооо! это очень интересный вопрос!" – и дальше шла часовая лекция. И так каждый день часов по пять. Месяца через четыре я уже вполне понимал все его речи. Памятник я должен был бы ему поставить за это. Честно говоря, я тогда уже решил, что ничего у меня с английским не получится. Не говоря уж об испанском. Но лекции все продолжались и продолжались. И доводили они меня уже до умопомрачения, потому что общеинтересные темы у него поиссякли слегка, а началось что-то совсем невообразимое.

Я стал избегать его "лекции" точно так же, как и все его колумбийские знакомые. Близко к моему отъезду я оскорбил лектора до глубины души.

Шли мы втроем обедать в ресторанчик. И господин профессор разливался о преимуществах бензина какой-то марки. При том, что он был единственным из нас автолюбителем, четвертьчасовая лекция о бензине доставляла нам огромное удовольствие. Подходим мы к ресторанчику, лекция кончается, и господин профессор, вдруг, задает риторический вопрос:" А знаете, почему здесь автомобили в полтора раза дороже, чем в Штатах?" Мой колумбийский приятель, как человек вежливый, берет и спрашивает: "А почему?" А я, вконец озверевший от лекции и жары, вдруг: "Хайме, а не слишком ли много вопросов?" И господин немецкий профессор меня мгновенно возненавидел. То есть не то, чтобы возненавидел, но очень близко к тому. Настолько, что уже когда я второй раз приехал в Колумбию и встретился с ним, отпускал он всякие шпильки, которые я покорно глотал, чтобы хоть как-то загладить свое тогдашнее свинство.