Лето круглый год

Зачем нужно солнце? Чтобы проветривать подушки!

Избитые истины часто являются истиной лишь для некоторого круга людей. И прилепилось же это "В Греции всё есть!" к образу маленькой страны. Стоит только начать фразу "В Греции…", а уже твой собеседник заканчивает: "всё есть!".

Яркие штампы прицепляются к объекту навсегда (то есть лет на двадцать-тридцать). Сами греки с большим удивлением узнают, что у них "всё есть", потому что понятие "всё" в каждой стране своё. В советское время "всем" была колбаса, импортные женские сапоги, джинсы да импортный холодильник. А сейчас "всё" означает совсем другие вещи для многих, хотя и не для всех.

Одно из таких заблуждений, которое в России знают как непреложную истину, это миф о Медузе-Горгоне. Жуткая дама, хотя в некотором роде и привлекательная. Как-то я назвал этим имечком как само собой разумеющимся общую знакомую с "чудесным" характером своему приятелю Вассилису, профессору университета в Иоаннине. "Горгона? А при чем здесь Горгона?" – удивился Вассилис. Оказалось, что это название (в близком произношении) употребляется для характеристики действительно прелестных девушек и означает что-то типа русалочки. Попробуйте сказать ласково своей жене: "Горгоночка ты моя!"

Мда, Иоаннина. Когда я получил в 1998 году свой первый в жизни грант на поездку в университет Иоаннины (Ioannina), я долго разыскивал ее на карте. И так и не смог найти самостоятельно, пока, наконец, один из моих приятелей, которому я рассказал о тяжелых поисках, не спросил: "Янина? Я что-то слышал о ней." Естественно, что я тоже слышал о Янине. И даже читал. Собственно, об этой Янине, наверное, знает каждый, осиливший "Графа Монте Кристо". Был там такой паша из Янины. А у него была красотка-дочка, которую благородный граф взял под опеку с неясными последствиями. Тут всё встало на свои места.

Когда я попал в Янину, то меня свозили на остров, где все еще стоит старая крепость. И рассказали всякие истории, касающиеся того самого турецкого паши. Как он дружил с неким православным монахом, предсказавшим, что султан этому паше скоро отчекрыжит башку. За что паша только еще больше зауважал монаха, чье предсказание блестяще прошло экспериментальную проверку. Про то, что застрелен был этот паша солдатом, ворвавшимся в крепость, который увидел его снизу через дырку в полу. И мне демонстрировали ту дырку, хотя вид у дырки был не очень древний. Кстати, крепость на меня совсем не произвела впечатления неприступной. Так, деревянный двухэтажный дом, поменьше тех, что выстраивают псевдоновые русские.

"А при чем здесь подушки-то?" – спросите вы. И, хочешь – не хочешь, пора оставить пашу и вернуться к теме. Подушки очень даже при чем. В первый же день по приезду меня привели в здание математического отделения местного университета. Незабываемое первое впечатление: везде видишь сплошные математические тексты. За долгие годы работы греческий алфавит жестко ассоциировался у меня с обозначениями переменных в физике и математике. Альфа, бета и гамма – это некие углы, а эпсилон с дельтой – это малые величины. И на тебе – везде они написаны и вовсе не имеют этого значения.

Кстати, мой Вассилис уверял, что создатели кириллицы Кирилл и Мефодий вовсе не были никакими болгарами, а были греками, монашествующими в Болгарии. Я, естественно, не проверял этого утверждения, однако что-то в нем есть. Наши родные "п" и "р" явно появились как заимствование "пи" и "ро" из греческого алфавита, впрочем, как и исчезнувшая после революции знаменитая "фита", беда всех гимназистов, участь последователей которых облегчила советская филологическая общественность, запретив использование буквы явно непролетарского происхождения.

Да, так при чем же подушки-то? А всё дело в том, что единственный свободный в отделении математики кабинет оказался кабинетом декана. Декана выбрали ректором университета. Кабинет этот он за собой сохранил, но не пользовался. И мне он достался на два месяца в полное распоряжение. Просторный кабинет с диваном разительно отличался от той кафедральной комнаты на полтора десятка человек, к которой я привык у себя. В ней был неплохой по тем временам компьютер. Но больше всего меня в этом кабинете поразила симпатичная домашняя пуховая подушка на диване. Я так и не понял, было ли это декано-ректорским наследством либо мой Вассилис, который до того регулярно посиживал в этом кабинете, притащил ее из дома, но подушка мне очень понравилась. Когда устанешь, можно прикорнуть на этом диване со всеми удобствами, что я и проделывал регулярно после обеда, когда простодушные греки отправлялись обедать домой. К комнате, где я сидел, примыкала комната студента-магистра, у которого руководителями-профессорами были ректор и Вассилис. Он также имел у себя в комнатке небольшой диванчик с не менее симпатичной подушкой, на которой время от времени всхрапывал, и достаточно громко.

Что подушки в Греции это святое, я окончательно понял, когда меня привезли в ночной ресторан неподалеку от Янины. Вокруг низких столиков стояли раскладные кресла, алюминий с парусиной. А на креслах лежали подушки, на которых сидеть было очень даже удобно. Одна из теорий (только что предложенных мной) говорит, что трепетное отношение к подушке является следствием многолетней турецкой оккупации Греции. Недаром же в Турции все рассказы о султанах полны "диванами" и восседающими на подушках визирях. Подушки в Греции холят и лелеют. А также регулярно проветривают на перилах балкончиков. Так что если что и есть в нынешней Греции в изобилии, так это мечта лежебок – прекрасные подушки.

Как у всякого человека, впервые выехавшего за бугор, меня удивляло в Греции очень многое. Например, бесплатные учебники в университете, бесплатные для большинства студентов завтраки и обеды. Это сильно не согласовывалось с тем, что я твердо знал о порядках загнивающего европейского капитализма. А вот то, что выпускники математического факультета не могут годами найти работу в Греции, как раз хорошо согласовывалось с сообщениями советской прессы о повальной безработице. Впрочем, своя жизнь, свои законы. Наглядевшись на Родине на наших "новых русских", которые за неимением воображения уж и не знают, чем бы им еще отличиться от "быдла" и потому отделяются от остального народа охраной, специальными школами для детей и пр., я с удивлением узнал, что дети греческих богачей ходят в обычные школы. Что спецшколы в Греции не привились. И богатые, и бедные дети общаются между собой. Приятно удивила готовность греческих детей демонстрировать свои таланты в области музыки, кстати, как и готовность родителей обучать детей игре на скрипке или фортепьяно, чему способствует довольно большое число русских учителей музыки, живущих в Греции.

Греки хранят свои традиции от иностранного нашествия очень тщательно. Например, в университетах стараются не допустить иностранную профессуру на постоянную работу, прибегая к "невинным хитростям": давая объявления о международных конкурсах, добавляют, что преподавание должно вестись на греческом языке. Однако даже когда иностранец и знает греческий язык, то это ему, вкупе с солидным набором опубликованных работ, не всегда помогает. При мне на факультете "прокатили" претендента из Англии с солидными публикациями и греческим языком, который подал документы на получение места профессора по прикладной математике. Все его работы были именно по прикладной математике, но опубликованы в физико-технических журналах. Англичанину было отказано по причине неполного соответствия его специализации.

За те два месяца в Янине я запомнил несколько греческих слов, хотя сейчас они и выскочили из памяти. Кажется, доброе утро – это "калимара". Может я и ошибаюсь, однако, как говорится в математике, обозначим "доброе утро" как "калимара". Я хочу рассказать об одном недоразумении. Имея свой ключ от здания, я приходил в "свой" кабинет рано. Уже следом за мной являлись уборщицы. И первым делом они начинали уборку с начальственного кабинета, то есть с "моего". Когда первая уборщица зашла и буквально пропела как в опере "калимара" с каким-то добавлением, я поначалу решил, что имею дело с местной сумасшедшей. Однако следом зашла вторая уборщица и пропела эту же фразу еще более художественно. Тут уже я понял, что к уборке в университете привлекают пациентов местной психиатрички. Однако дамы, споро работая вениками и швабрами, защебетали между собой все с теми же оперными интонациями… Через пару дней я, наконец, спросил у Василиса о странной манере разговора уборщиц. Оказалось, что они жительницы какого-то острова около Греции, где абсолютно все жители говорят-поют. После чего я несказанно удивил моих новых знакомых попытавшись воспроизвести их "калимару" с их же интонациями. Видимо, это напомнило им попытку вороны петь соловьем, потому что дамы мило улыбнулись, потом вышли за дверь подальше, и я услышал взрывы хохота.

Однажды факультетская профессура решила что-то отпраздновать (в отношении празднований греки очень мобильный народ – решили – и через час-другой дружная компашка отправляется в ресторанчик). Соседом у меня оказался бывший профессор факультета, который в это время работал на Крите. Первым делом он мне поведал, что уже лет пятнадцать как находится на пенсии. Это было удивительно, поскольку выглядел он лет на пятьдесят, может чуть старше. Оказалось, что в один прекрасный момент правительство решило омолодить профессорский состав университетов. Всем профессорам старше какого-то возраста (если я не ошибаюсь, сорока лет) было предложено выйти на пенсию с сохранением зарплаты, чем мой сосед и воспользовался. После этого он успешно подал документы на конкурс в какой-то из университетов США, а через десяток лет перебрался на Крит, получая и пенсию, и зарплату, чем был очень доволен. Узнав, что я из России, он тут же заявил, что хорошо знаком с "Ферра Никалававна Фадеиффффа" (это соавтор известного учебника по методам вычислительной алгебры). Имя "Вера Николаевна (с отчеством!) Фаддеева" прозвучало в такой греко-английской версии, что я сначала только и понял, что, кажется, оно русское. Дальше он спросил, откуда я. Я уже привык, что большинство иностранцев считает, что в России имеется только один город – Москва. Некоторые подозревают, что есть еще Ленинград и Новосибирск, но не уверены, не являются ли они пригородами Москвы. Поэтому после объявления, что я из Ростова-на-Дону, обычно начиналось выяснение, где это. Методом последовательных приближений (далеко на юг от Москвы, Черное море, Азовское море, Дон) удается как-то сообщить любознательному собеседнику месторасположение Ростова. После чего из всех этих объяснений у него в памяти прорезается слово "юг", и мой собеседник интересуется, как жарко там зимой…

Словом, я приготовился к подобным объяснениям, как вдруг мой собеседник заявил, что прекрасно знает город Ростов-на-Дону. И что все жители его города знают Ростов. И что его родной город называется Волос. Оказалось, что в году шестидесятом или чуть позже у них в городе разрушился старый мост через реку, уже не помню почему, кажется, от землетрясения. Ростовский горисполком выделил на восстановление этого моста приличные деньги, за счет которых мост был восстановлен. И тут я вспомнил, что несколько лет ходил в школу, пересекая улицу со странным длинным названием "улица имени греческого города Волос". И что город этот – побратим Ростова.