В чаще лесов

5

Помню, еще в годы моего детства у нас дома в Рочестере (штат Нью-Йорк) стоял в книжном шкафу небольшой томик под названием «Neely’s Photographs of Our New Possessions»[17]. Изданный в 1899 году, он был заполнен снимками, иллюстрирующими пребывание американских войск на Филиппинах.

Книжка эта не давала мне покоя в детстве. На снимках были сняты убитые, названные «мятежниками». Трупы валялись прямо на полях, под насыпями, на дорогах или на пепелищах сожженных домов. Это были люди с темной кожей. облаченные в короткую, часто ветхую, белую одежду, босые. Они были заметно ниже ростом американских солдат, которые стояли над их трупами, опираясь на винтовки, и порой походили на распростертых на земле детей.

Кто же были эти «мятежники»? В то время я не понимал этого. Меня просто преследовал вид этих мертвецов, над которыми американцы могли стоять столь надменно и безразлично. В книжке не говорилось ни слова о том, что это были филиппинцы (у которых было свое национальное правительство), павшие в борьбе за национальную независимость.

Лишь много лет спустя я узнал, что существует империализм, который захватывает страны и превращает их в колонии, чтобы обеспечить промышленность своих стран дешевыми источниками сырья. Но даже и тогда я не понимал еще полного значения империализма для таких стран, как Пуэрто-Рико, Куба или Филиппины.

В 1944 году я сам прибыл на Филиппины как солдат. Было это в самый разгар войны против фашизма — войны, которой я глубоко сочувствовал. Мы прибыли, думал я, как освободители, чтобы изгнать захватчиков, терзавших страну. Но то, что я увидел, резко разошлось с моими представлениями.

Я оказался в стране, которая почти пятьдесят лет находилась под непосредственным владычеством США. За это время моя страна достигла огромного прогресса и наивысшего уровня жизни в своей истории. Но на Филиппинах почти ничего не изменилось с тех пор, как была издана книжка моего детства. Мы прибыли, чтобы изгнать японских захватчиков, однако еще задолго до их вторжения оставили глубокий след в этой стране.

Быть может, война изменит все это, думал я. Антифашистское движение несло с собой новые надежды на свободу. Вскоре я прибыл в Центральный Лусон, где самые отборные силы филиппинских партизан — «Хукбалахап» — освободили от врага обширные области и построили жизнь всего населения этого района на более демократических началах, чем это имело место когда-либо в прошлом. Именно здесь я стал свидетелем ареста руководителей «Хукбалахап». Американская контрразведка заточила их в тюрьму. Я был свидетелем расправы с воинскими частями «хуков», в частности с отрядом 77. Все сто восемь бойцов его были разоружены и хладнокровно расстреляны помещичьими выродками, связанными с армией США. Здесь я увидел, как американские вооруженные силы действовали в интересах крупных помещиков, подавляя крестьянское движение, развернувшееся в результате борьбы против фашизма. Почему? Да потому что национально-освободительное движение на Филиппинах против Японии могло с таким же успехом выступить и против любого другого чужеземного господства.

К моему великому стыду, я не был одним из воинов армии, несущей свободу, а был солдатом армии, призванной восстановить господство империалистов. Я поклялся тогда в душе, что не успокоюсь, пока не сделаю все, что в моих силах, чтобы исправить это зло, пока не смою с рук своих моральное пятно, пока не отдам, как американец, все силы, тем, кто пострадал от американского империализма. Вот почему я здесь, на стороне сегодняшних «мятежников», и участвую в их новой борьбе за свободу.