В чаще лесов

39

Продовольственные базы подобны постоялым дворам, созданным вдоль лесных троп для бездомных «хуков».

В горах Сьерра-Мадре «хуками» проложены две основные линии троп. Внешняя линия, расположенная ближе к городам, называется военной линией, по ней передвигаются наши вооруженные силы, объединяемые полевыми командованиями. Внутренняя линия соединяет лагеря и продовольственные базы. Но этой последней мы и направляемся сейчас, под вечер, причем все обитатели лагеря идут отдельными отрядами, состоящими из жителей одного барака. Каждый отряд отправляется в путь по мере того, как заканчивает укладывать свои пожитки. Нам предстоит собраться всем на первой продовольственной базе, находящейся в двух часах хода отсюда.

Уже поздно, когда мы приходим на место. Продовольственная база похожа на глубокую водную чашу в лесу, а нависшее, тусклое в сумерках небо подобно светящейся крыше, прикрывающей иссиня-зеленые глубины озера, в которые мы словно погружаемся. Где-то далеко на кромке леса застыл неподвижно олень.

Эта продовольственная база состоит из ряда выжженных участков, соединенных дорожками наподобие ожерелья. Мы останавливаемся на первом участке, где сооружен барак, размером не больше зернового закрома. Нас пятеро: Селия, я и трое конвоиров. Мы забираемся с нашей поклажей в барак и готовим скудный ужин на импровизированном очаге. Нам тесно, мы испытываем то странное, смутное чувство, которое обычно сопутствует беглецам, и тем не менее, несмотря на тесноту, нам здесь хорошо и уютно. Мы затягиваем волнующие песни «хуков», воспевающие походы и боевые подвиги. Когда я выхожу наружу, то вижу несметное множество звезд, нависших над нашим участком.

Однако поутру идет дождь. Когда мы просыпаемся, стоит серый мглистый рассвет, и туман и дождь скользят своими белесыми щупальцами по опушке леса. Подкрепившись скудным завтраком — горсткой вареного риса, мы отправляемся в путь к следующей поляне — нашему очередному сборному пункту.

В нашей группе сто или больше человек, стекающихся из разных бараков, разбросанных вокруг лесных участков. На открытом склоне, где деревья были недавно вырублены и наполовину сожжены, чтобы очистить участок для посадок, мы строимся в колонну по одному, которая растягивается по всему склону; оба ее конца теряются среди намокших от дождя деревьев. Мы похожи на самое разношерстное сборище беженцев, которое когда-либо встречалось в истории, — вымазанные в грязи, ссутулившиеся под дождем, облаченные в самую разномастную одежду: в шляпах и с обнаженной головой, в резиновой обуви и босиком. Все с огромными тюками за спиной, похожими на чудовищные горбы, покрытые чехлами из листьев «ана-хау», брезента пли «пончо», с горшками и другой утварью, с винтовками и карабинами. Впереди колонны — руководители похода, они окликают старшин бараков, требуя рапортов. В промозглом тумане слышатся звуки переклички, после чего мы отправляемся в путь, скользя по мокрому склону.

Дождь льет теперь ручьем, и в лесу от него больше не укрыться. Каждый лист и каждая ветка собирают на себе воду, которая стекает с них при малейшем прикосновении. Мы облеплены кусочками коры и размолотой древоточцами древесной пальмы, перемешанной с дождевой водой. У нас с Селией дождевые плащи из пластика, в которых очень хорошо расхаживать по городским улицам, но здесь они становятся помехой, задевая о каждую ветку, а поэтому мы в конце концов срываем их с себя и обвязываем ими тюки. Через несколько мгновений промокаем до нитки. Капли дождя застилают и туманят мне очки, но я не могу протереть их. Руки в грязи. Слышно лишь, как барабанят капли по листьям.

Все утро колонна движется по извилистой тропе, то взбираясь по крутым косогорам, с которых вода стекает ручьем, то спускаясь с них. Тропа превратилась в узкую полосу грязи, настолько разрыхленной идущими впереди, что по ней стало трудно ступать. Это медленный изнурительный переход. Я взбираюсь вверх, цепляясь за выступающие корни и траву, которая обрывается под руками, а спускаясь вниз, скатываюсь и скольжу на протяжении каких-нибудь пятидесяти футов, пока больно не ушибаюсь о деревья или камни. Толстый слой грязи на ботинках и одежде еще более затрудняет ходьбу.

К полудню сквозь шум дождя и свист ветра слышится впереди какой-то глухой рев. Где-то недалеко протекает река, и рев доносится из узкого ущелья, через которое она мчит свои воды. Мы приходим наконец к длинному и глубокому склону, ведущему в ущелье, к крутой, словно ныряющей вниз, тропе, падение на которой сопряжено с большой опасностью. Я сажусь прямо в грязь и медленно, осторожно спускаюсь вниз, держась за деревья. А затем через завесу из зарослей пробираюсь к берегу реки.

Берег и дно реки устланы валунами, отколовшимися от каменных глыб, которые скатились сюда, размытые такими вот проливными дождями, и теперь река, пополняемая дождем, бурно пенится над ними. Нелегко перейти такую реку. Вода чуть не сшибает нас с ног, доходя до пояса. Дождь бьет по нашим согнутым спинам, а серая мгла наполовину застилает противоположный берег реки. В конце концов мы образуем живую цепь поперек реки, причем более крепкие из нас, примостившись к крупным камням, передают всех остальных из рук в руки друг другу — продолжительная и нелегкая операция. Спотыкаясь, выбираемся наконец на берег и валимся в изнеможении среди разбросанных здесь валунов, не обращая внимания на заливающий нас дождь.

Мы делаем остановку, чтобы перекусить. Кажется невозможным разжечь сейчас огонь, и тем не менее это удается сделать при помощи прутьев, вытащенных из-под камней, под покровом «пончо». Стуча зубами от холода, торопимся съесть разложенный на тарелках горячий рис. Под дождем он становится холодным и водянистым.

У нас мало времени, чтобы переждать дождь или отдохнуть, так как пополудни предстоит проделать подобный же путь. Мы выбираемся наверх из ущелья и вновь попадаем в грязь. Вскоре создается впечатление, что мы просто кружим на одном и том же месте, то взбираясь вверх на гору, то спускаясь вниз в ложбину, и все время нас окружает тот же лес. Грязь кишит «лимагиками», и мы го и дело отдираем их привычным жестом от ног. Уже ложатся предвечерние тени, убаюкивающе монотонно стучат дождевые капли, смыкаются от усталости глаза и слабеют мышцы ног. Но я не думаю больше о том, куда мы держим путь, а соображаю лишь, куда ступить ногой.

После восьми часов похода, полусонные, мы переходим вброд небольшую речку, пробираемся через какую-то листву и оказываемся вдруг на открытом месте, где дождь ручьем поливает наши лица и где из бараков (мы прибыли на продовольственную базу) выходят громко приветствующие час люди, снимают наши ноши и ведут к теплым очагам, где всех ждет пища и отдых.