В геометрии партизанской борьбы нет постоянных точек ни в пространстве, ни во времени. Человек в военной форме, вычерчивая циркулем круг на карте и говоря: «они здесь», представляет себе плоскость, на которой все располагается неподвижно и измеряется определенными величинами. Он не понимает, что чаща лесов это пространство, в котором каждая отдельная точка, где бы она ни была расположена, может быть скрыта от другой. Он не понимает, что существует такая, подлинно неизмеримая величина, как человеческая воля, которая не признает ни пространства, ни времени.
Враг провел линию в лесу, которая охватила определенное пространство, но нас не связывают никакие линии. Мы уходим все дальше от охраняемой врагом дороги, путая все его расчеты.
Занимается утро, но потускневшая луна все еще светится огромным диском на бледном небе. Мы уходим из рощи кокосовых пальм и ко времени полного рассвета оказываемся на холмистых предгорьях, заросших рыжевато-коричневой травой «когон» и усеянных темно-зелеными кучками карликовых деревьев. Это северо-восточная оконечность озера Бай. Под нами простирается открытая низменность. Меня страшит мысль, что мы беззащитны и нас видно со всех сторон.
С вершины возвышенности вижу, как наша колонна идет, извиваясь, через доходящую до плеч траву. Тюки и ружья, торчащие за плечами, делают нас похожими на участников экспедиции, охотящихся на львов где-нибудь в степях Южной Африки. Но мы как раз те, за кем охотятся. Над нами пролетают самолеты-истребители, с ревом устремляясь к югу, в сторону кордона. Нам неистово машут, сигнализируя, чтобы мы нырнули в траву. И вот уже вся колонна словно исчезает в морской пучине, оставляя только мелкую зыбь на поверхности. А затем одна за другой из волнующейся травы вновь высовываются головы.
Мы решили пробираться по тропе, ведущей в Дарайтан, которой обычно пользуются «хуки» и которая поворачивает к провинции Рисаль на запад, проходя вблизи лежащих поселений. Она ведет дальше в провинцию Булакан. В Булакане находятся наши крупные продовольственные базы, спрятанные глубоко в горах. Продвигаясь по этой тропе, мы будем посылать впереди себя в города провинции Рисаль отряды нашей службы снабжения. Par полагаться на отдых сможем в продовольственных базах. Через месяц мы придем в провинцию Нуэва Эсиха.
Мы забываем, однако, что тропы — это также неподвижные линии, которые можно нанести на карты и сделать видимыми для всех.
Тем временем наши продовольственные запасы иссякают. Посылаем отряд «балутан» по направлению к Санта-Мария, чтобы установить связь с ближайшим районным комитетом и воспользоваться местными опорными пунктами, а сами в это время поворачиваем на восток в безопасные места, в чащу лесов, чтобы расположиться там лагерем. Издали, с юга, доносятся звуки бомбежки. Не бомбят ли они «Тибет»? Не обнаружили ли наших товарищей? Мы испытываем смешанное чувство, облегчения и тревоги.
Выше дороги течет на восток к морю какая-то большая река, проложившая себе путь в глубоком ущелье. Идти по краю ущелья опасно. Осыпаются под ногами камни, падая в пенящиеся далеко внизу воды. Тропа змейкой привела нас вниз, к берегу, и мы располагаемся на отдых под сводчатым покровом деревьев, рядом с шумящей рекой.
Здесь стоят старые, развалившиеся, почерневшие от времени бараки. Мы больше не строим бараков. Мы устраиваем лишь навесы из двух «пончо», связанных вместе и натянутых поверх наклонной рамы из шестов, и спим здесь. Наши спальные циновки кладем на подстилку из травы или папоротника, а костер разжигаем под самым высоким краем навеса из «пончо».
В четыре часа утра просыпаюсь в глубоком мраке ночи Горит костер. Гинто, сидя на корточках, варит рис к завтраку и обеду, когда мы будем уже на тропе. Он беззвучно шевелит губами. У него в руках отпечатанная на мимеографе брошюра, которую он усердно читает при свете костра.
Опасно задерживаться у этой реки. Опасно находиться в любом пункте, обозначенном на карте. Вскоре мы убеждаемся в этом. Наутро, после часа ходьбы вдоль берега реки, натыкаемся на следы лагеря: свежая зола и разбросанный кругом мусор, консервные банки с остатками пищи, еще не тронутыми муравьями, сломанная пряжка от ремня С эмблемой. Какой-то воинский отряд располагался здесь вчера вечером.
Это кордон, пытающийся настигнуть нас.
Высылаем вперед сильный авангард, а сами поворачиваем в сторону от реки у первого же притока и идем вверх по течению бурных, перекатывающихся через камни вод.
Однако в незнакомом лесу нельзя ни в чем быть уверенным. Перевалив через какую-то вершину, мы спускаемся к другому ручью, и здесь я нахожу клочок бумаги, зажатый водоворотом между камнями. Бумага в чаще лесов? На ней что-то написано. Это рапорт пехотного дозора, находящегося в голове какой-то воинской части, капитану. Он датирован сегодняшним числом.
Сразу же подаемся глубже в лес и замираем, занимая снеговой рубеж. Разведчик сообщает, что враги численностью в одну роту находятся в роще в пределах слышимости. Барабанит по листьям дождь. И снова выглядывает солнце, ярко сверкая на листьях. Слышны какие-то звуки. Это уходят враги. Они возвращаются обратно по своим следам вниз по течению ручья. Звуки все удаляются, потом замирают. Мы поднимаемся и уходим, ступая неслышно.
Такова необычная геометрия нашей борьбы, когда два объекта находятся в одной и той же точке, но в разных плоскостях. Мы похожи на человека-невидимку, проходящего сквозь стену.
Однако мы не совсем невидимы, мы не вольны также в своих движениях. Отряд нашей службы снабжения возвращается с пустыми руками. Он связался с местным комитетом, который послал человека в свой опорный пункт за покупками, но безуспешно. Итак, в Санта-Мария достать ничего не удалось, но это еще не самое худшее. Враг устроил засады и блокировал тропу, ведущую в Дарайтан. Он разгадал наш маневр, опередил нас и посылает войска на все пути, по которым мы можем направиться. Куда бы мы ни пошли, повсюду кордоны.
Есть еще одно место, где можно было бы достать продовольствие. Это Инфанта на тихоокеанском побережье, по ту сторону хребта Сьерра-Мадре. Измученный отряд службы снабжения вновь отправляется в путь, а мы двое суток бесцельно блуждаем между озером Бай и морем, следуя по течению большой реки. Дорога ужасна. Целыми часами пробираемся ползком по утесам, у самого края реки, где есть лишь небольшие расщелины, за которые можно уцепиться кончиком ботинка или ногтями, в то время как тяжелые узлы тянут вниз, в водяную пучину. Часто места, по которым мы ступаем, покрыты липким илом, нанесенным с реки.
Словно в лихорадочном сне идем по этой первозданной местности — глубокие расщелины, голые утесы, где земля оползла, сбросив вниз хаотически нагромоздившиеся друг на друга огромные валуны и большие деревья. Дождь все льет и льет, тучи обволакивают теснину, прижимая нас к утесам. В одном месте, где грунт осел в результате какого-то землетрясения, река разлилась на обширном пространстве, и деревья стоят здесь, в воде, с почерневшими, лишенными листвы ветками. Затопленный участок в чаще лесов! Нас охватывает какое-то пугающее ощущение непостоянства природы.
Проводник из РЕКО 4, присланный, чтобы помочь нам в наших странствованиях, ведет нас вверх к утесу, мимо высокой завесы низвергающегося с него водопада. Там наверху покинутый лагерь, бывший когда-то штаб-квартирой РЕКО, а затем эвакуированный. Пустые бараки в безмолвном лесу. В лесу теперь полно призраков. Мы словно ощущаем их во всех уголках этих бараков — жизнь и смерть витают рядом с нами.
Сюда поступает наконец сообщение, что нашим товарищам удалось достать припасы, а это — жизнь, это — твердая опора.