В чаще лесов

56

Каждое утро, услышав доносящийся издали звук, я выхожу из барака. В одном месте листва образует просвет и позволяет взглянуть па небо. Далекий гул в воздухе превращается в громкий рокот, но завесе из листьев мелькает тень, и, наконец, прямо над головой я вижу корпус самолета — этой чудеснейшей из машин птицей проносящейся над дикой местностью.

Над нашим лагерем пролегает маршрут ежедневных рейсов филиппинских гражданских самолетов, и я каждый раз пользуюсь моментом, чтобы взглянуть на них. Для меня это своего рода радостная мимолетная связь с внешним миром среди подавляющей своим мраком гущи леса.

Кто же они, что летают там так свободно в воздушных просторах? Праздные жены владельцев сахарных плантаций на острове Негрос, отправляющиеся в Манилу за дорогими покупками? Агенты банков, совершающие инспекционные поездки к клиентам и заемщикам? Китайские коммерсанты, спешащие на скупку леса и риса для спекуляции? Провинциальные военачальники, летящие по делам, связанным с кампанией против «хуков»? Представители американских нефтяных компаний, текстильных фирм, консервных предприятий, обследующие рынки? Политические деятели, направляющиеся в свой избирательный округ, чтобы укрепить там свои позиции? Магнат бизнеса, помещик, архиепископ, армейский офицер, иностранный инвестор, продажный политикан? Надменные гордецы, сильные мира сего и паразитические элементы.

В одно мгновение они покрывают в полном комфорте большее расстояние, чем мы можем преодолеть за неделю изнурительного перехода. Лесная чаща для них — просто унылая местность, через которую хочется пролететь как можно скорее. Кому из них придет в голову взглянуть на нее и представить себе, что за зеленым покровом скрываются выносливость, голод и страдания?

Но мои мысли привлекают не пассажиры, а сам самолет, столь ловко и красиво парящий в воздухе и с одинаковым успехом способный перевозить как спекулянта, так и крестьянина.

Наконец силуэт самолета исчезает, его тень быстро скрывается за чащей лесов, его рокот стихает и совсем забирает. Я возвращаюсь в свой приникший к земле барак, неподвижно застывший в этой глухой, первозданной местности.