В чаще лесов

55

Декабрь 1950 г.

Мы прибыли в мрачную зону леса, и притом в сумрачное время года. Наши бараки отделены друг от друга не пропускающей света густой порослью. Деревья шершавы и черны от времени, кругом разбросан валежник, ломающийся с глухим треском, когда ступаешь на него. С голых стволов спускаются длинные, уродливо торчащие разлапистые корневища. Плотные, с многочисленными шипами лианы, переплетенные, словно циновки, ползучими растениями, стелются с деревьев на землю и снова вверх, на деревья. Я без конца рублю эту завесу при помощи «боло», чтобы открыть доступ лучам солнца.

Но солнца нет. Сквозь листву видно лишь серое, тусклое небо, с которого стекают космы дождя. Рассветает поздно, а темнеет рано. Воздух пропитан холодной сыростью. Накрывшись одеялами, мы сидим на полу, скрестив ноги и ссутулясь над своей работой.

Чтобы помыться, спускаемся по крутому склону, осторожно ступая по небольшим выемкам, отмеченным прутьями, к тому месту на берегу, около которого ручей образует большую тихую заводь. Она темна, как омут, и вода в ней чернеет в своем безмолвии под увешанными гирляндами деревьями. Когда я нагибаюсь над ней, то мое лицо словно сплывает из ее мрачных глубин.

Позади нашего барака стоит старое, наклонившееся и тронутое гниением дерево. Некоторые его ветки обломились, голые сучья — в немой агонии. Дерево наклонилось настолько, что кажется, будто оно вот-вот свалится. Мысль об этом дереве преследует нас. Мне чудится, что оно свалится и сомнет нас своими черными ветвями, засыплет нас влажной ползучей трухой.