В чаще лесов

15

Существует распространенное мнение, будто филиппинцы отличаются непостоянством, что они вспыльчивы и действуют под влиянием импульса. Подобно всем другим представлениям о том или другом народе, это суждение в целом неверно. Филиппинцы испытывали на себе чужеземное господство и феодальный гнет так долго, что смирились с этим. «Бахала на, — говорят они, — пусть будет воля господня».

Кто из людей, живущих в условиях свободы, в состоянии помять образ мышления жителя колонии? Каждый белый, расхаживающий по городским улицам, будь он даже праздный фланёр, удостаивается уважения и особого внимания. А помещик — тот подлинный господин; проходя мимо него, кланяйся ему низко, касаясь земли рукой, словно плугом. Придя в «тьенду»[25] и увидя на полках товар иностранного и филиппинского происхождения, покупай, разумеется, иностранный, так как он должен быть лучше. И ни в коем случае не забывай прикладывать руку родителя к челу своему, целовать руку священника и следить за подающей команду рукой «капатаса»[26].

Когда народ испытывает нечто подобное целых четыреста лет под пятой надменных испанцев и еще пятьдесят лет под гнетом нагло кичащихся своим превосходством американцев, это неизбежно налагает отпечаток на его характер. Существует теория, по которой нужда приводит к мятежу, однако это верно чаще всего в тех случаях, когда нужда вызвана потерей того, что человек когда-то имел. Но когда целых четыреста пятьдесят лет народ знал лишь нужду, это подавляет, подрывает его силы, определяет весь уклад его жизни. Тех немногих, которые восстают, безжалостно убивают; «амоков»[27] пристреливают прямо на улице. А большинство сидит на корточках у порога своих хижин и глядит тусклыми глазами на то, что творится по воле господней.

Лишь особо веские причины в состоянии толкнуть такой народ на восстание. Он не восстанет просто от того, что перед ним явится человек, который воскликнет: «Ты же несчастен!». Революционный путь тернист, сопряжен с риском для жизни, а жизнь, даже если она связана с нуждой, дорога. Такой народ восстает лишь тогда, когда разница между жизнью и смертью стирается.

А что остается делать человеку, когда земля, которую он вспахивает, ему не принадлежит; когда страна, независимость которой ему была обещана, остается под господством чужестранцев; когда чужеземец разъезжает по дорогам его страны в сверкающем лаком автомобиле; когда люди, которых он сам выбирает на государственные должности, изгоняются без всяких к тому оснований, как только они пытаются выступить в его защиту; когда он видит, как убивают его руководителей, запрещают его рабочие союзы, делают налеты и грабят его «баррио», сжигают ночью его дом, насилуют у него на глазах жену и дочерей; когда он знает, что всю жизнь его ждет лишь голод и горе?

Есть ситуации, в которых люди уже не могут уповать лишь на бога.