75

Здесь в чаще лесов, под сенью вздымающихся ввысь деревьев, я стал понимать, больше чем когда-либо раньше, страшную трагедию одинокого человека.

Лес, где все растет сплошной массой и трудно даже мысленно отделить какое-нибудь дерево от окружающих его собратьев, неотразимо напоминает о коллективности жизни. Можно ли бродить по лесу, не ощущая всей его множественности, этого впечатляющего переплетения веток, корней и вьющихся петлями лиан? Если бы сюда явились вдруг дровосеки и вырубили все деревья, кроме одного, то оно стояло бы здесь подобно заброшенному, голому бедняге, в наказание привязанному к столбу под палящими лучами солнца.

Раньше, еще до поездки на Филиппины, мне казалось, что я человек, связавший себя определенными обязательствами, солидаризировавшийся со множеством других людей во всей их совокупности, что я неотъемлемая частица леса, имя которому человеческое общество. Я придерживался известных принципов, состоял членом определенных групп и передавал в их распоряжение некоторую часть моего дохода. Два-три вечера в неделю я посещал собрания или митинги; когда составлялись петиции с протестами против несправедливости, с готовностью ставил под ними свою подпись рядом с другими; время от времени раздавал листовки с призывами к совместным действиям у фабрично-заводских ворот или на углах улиц. Я считал, что вовлечен в борьбу за общее дело.

Все это я делал, но в то же время занимался повседневным трудом, чтобы заработать на жизнь и оставлял себе большую часть своего заработка. У меня был свой собственный домашний очаг. После работы или собраний я уединялся там, забывал про весь мир и отдыхал в своем маленьком, с любовью устроенном уголке. Одна частица моей деятельности была посвящена общему делу, другая — служила мне самому. Немало времени я уделял также личным занятиям — книгам, театру, концертам и картинным галереям, внушая себе, что искусство — явление общественное.

Но я находился тогда лишь на опушке леса. А теперь я очутился в самой чаще.

Порой, усталый, я отстаю на тропе от других. Спохватываясь, вижу, что остался один среди деревьев. Ужас одиночества охватывает меня. Я стремглав несусь вперед через густой лес, пока снова не вижу колонну и вновь не оказываюсь среди людей.

Сегодня вся моя жизнь безраздельно принадлежит нашему общему делу. Все мое рабочее время посвящено ему. Мой домашний очаг — это барак, в котором я живу вместе с десятком других его обитателей, без каких-либо перегородок, располагаясь вместе с ними на узкой полоске пола… В любой момент нас могут заставить покинуть наше жилище. В моем вещевом мешке хранится единственный комплект запасной одежды и одеяло, которые мне подарили. В карманах у меня нет денег или чего-либо другого, чем я мог бы поделиться с другими «хуками». Даже наш брачный союз с Селией не принадлежит нам больше безраздельно. Нам пришлось многим поступиться ради движения. В нем нет уединения, он на глазах у десятков людей.

Но ни о чем этом я не жалею. Моя безопасность, мои радости, весь смысл моей жизни — все связано с этой группой людей. Я всецело отождествил себя с движением, к которому мы все принадлежим.

Я — в самой чаще лесов.

Загрузка...