В чаще лесов

107

Человек, заблудившийся даже в городе, испытывает волнение, потому что кругом все ему незнакомое, а следовательно, и ненадежное.

Когда мы с Селией расстались с широким, привычным для нас миром и вступили в незнакомую чащу лесов, мы не чувствовали себя брошенными на произвол судьбы, потому что были участниками великого движения, имеющего определенное направление и цель. Каждая трона в лесу вела нас к этой цели. Только когда на тропах и путях к этой цели выросли препятствия, мы стали испытывать волнение заблудившихся людей, почувствовали, что пробираемся вслепую сквозь чащу.

Наша группа, потерявшая ориентировку в незнакомой местности, где каждый поворот реки таит неизвестность, отражает в миниатюре все трудности нашей борьбы.

В каменистом ущелье толпимся, совещаясь, вокруг брошенной думагатами поклажи. Почему же они сбежали? Кто знает? Соскучились по своим семьям, испугались духов в далеких местах, почувствовали неприязнь к нам или старик просто обманул и предал нас?

Но не слышно ни одного тревожного возгласа. Нет паники, нет испуганных глаз, нет проклятий по адресу сбежавших. Аламбре только пожимает плечами, Рег слегка качает головой, а Дэвидсон водит пальцем по лбу. Они были назначены руководителями похода, и теперь все остальные ждут их решения.

Возвращаться мы не можем. Там враг, а кто знает, не донесли ли на нас думагаты? Запаса продуктов хватит на десять дней. По словам старика, до Булакана всего десять дней пути, а до реки Умирайи — семь. Нас девяносто человек, проживших долгое время в чаще лесов. Мы пойдем на поиски Умирайи.

Сказано смело. Но что еще остается людям, запертым в чаще лесов, у которых позади известная, а впереди — неизвестная опасность?

В девственных гористых лесах реки играют роль дорог. Это единственные пути, имеющие определенное начало и конец; они начинаются у горных вершин и текут в долины. Следуя по ним вверх и вниз по течению, мы идем по горам, словно по извилинам на стиральной доске. Только горы располагаются иначе; их вершины изобилуют искривлениями, изгибами, они разбросаны в невообразимом беспорядке; то же самое относится и к рекам. Однако если бы мы свернули в непроторенную чащу, то продвигались бы крайне медленно, совершенно вслепую. Вот почему мы следуем по течению рек.

У нас нет карты. Да и никакой карты этого района вообще не существует. Нет и компаса. Облака несутся в дождливой мгле сплошной массой. Пять суток идем мы так, наугад, по течению рек. Подходя к месту, где встречаются два потока, выбираем направление как придется. Попадая в непроходимые ущелья, возвращаемся обратно.

Оказавшись в такой обстановке, устанавливаем железную дисциплину. Наш поход строго регламентируется. Ежедневно проводим от десяти до одиннадцати часов в пути. К шести часам утра, все равно льет дождь или нет, члены всех хозяйств уже в полном сборе, все уложено, навесы собраны; к этому времени все должны позавтракать и приготовить обед на дорогу. В течение дня после каждого часа похода устанавливается десятиминутный отдых, а в полдень предоставляется полчаса на обед. Места в колонне меняются ежедневно, потому что в длинной шеренге идущие впереди разрыхляют грязь на тропе, затрудняя ходьбу остальным. Запаздывающие или недисциплинированные хозяйства теряют право на лучшие места в колонне. В четыре часа пополудни авангард начинает подыскивать место для ночной стоянки; иногда его не удается найти до самых сумерек.

Но у нас есть пища, есть огонь, есть и надежда. По вечерам под навесами мы с легким сердцем беседуем друг с другом.