В чаще лесов

111

Река Умирайя.

Мы подходим к ней к исходу одного из дней, выбравшись из запутанной, как лабиринт, ложбины. Тускло-желтые лучи заходящего солнца пронизывают низко нависшие серые облака. Они освещают стремительно несущиеся воды и придают какой-то неестественный оттенок утопающему в зеленой листве берегу. Как вкопанные, стоим мы здесь, в этом причудливом желтовато-сером освещении, глядя на реку, которую мы так долго искали.

И какая река! Бурля и мечась, разбухшая от дождей, слишком широкая, — чтобы через нее переправиться, она с ревом мчится стремительным потоком к морю.

Пораженные, идем, спотыкаясь, по берегу в спускающихся сумерках. Между камнями тут высятся жесткие заросли камыша. Здесь мы останавливаемся на отдых, вырубаем при помощи «боло» камыш и располагаемся на щетинистой стерне. Дров нет, а камыш гореть не будет. Ложимся, поэтому, не поев. Ночью спускается холодный густой туман, обволакивая реку и камышовые заросли. Глухой рев реки отдается у нас в ушах.

Лежим и проклинаем Умирайю — реку, которую мы так искали.

Утром все еще висит туман, скрывая противоположный берег. Собираемся, не позавтракав. Члены одного из хозяйств запаздывают, и мы стоим в холодной воде, скользя по камням к отлого спускающейся глуби. Найти место для переправы очень трудно. Натыкаемся на отвесную каменистую стену, которая помогает нам выбраться на берег. Местность здесь перерезана множеством ущелий, через которые вливаются ручьи в Умирайю. Мы идем вверх и вниз по ним, словно по каким-то адским, заросшим лианами ухабам, оттесняемые все дальше и дальше от реки. Пройдя так километр, выдыхаемся. Нам приходится теперь прокладывать себе дорогу обратно к реке, выбираясь из ущелий на открытый песчаный берег.

Река образует здесь глубокий проток, изогнувшийся дугой вокруг песчаного берега. На противоположной стороне высится крутая, поднявшаяся под углом 60 градусов возвышенность, поросшая высокими деревьями. Внимательно наблюдаем за бурым, стремительным течением. Мы не можем ждать, пока спадет вода: в такое время года на это уйдет несколько недель. Место здесь относительно узкое. Так или иначе, решаем переправиться. В подобных случаях нужно лишь набраться смелости и решиться.

На противоположный берег посылается наш лучший пловец — Данте из хозяйства Луиса. Он берет с собой «боло». Селия, едва умеющая плавать, и я, плохой пловец, внимательно наблюдаем за маленькой темноволосой головой плывущего, который прокладывает себе путь к противоположному берегу. Если срубить самое высокое из растущих там деревьев, оно покроет собой лишь одну треть расстояния между берегами. Строим поэтому плот, скрепляя бревна лианами. Однако когда его спускают на воду, он еле удерживается на поверхности, а затем тонет под действием собственной тяжести.

Как же нам все-таки переправиться?

«Пончо»! Почему не попробовать «пончо»? Если завязать в него узлы с вещами, то он прекрасно поплывет. За него можно держаться, пловцы смогут подтянуть его на противоположный берег. Два человека на каждое нагруженное вещами «пончо» — один умеющий и один не умеющий плавать, один хороший и один плохой пловец.

Смело, отбросив в сторону все опасения, увязываем вещи и одежду в «пончо» и отправляемся попарно. На поверхности реки появляются «пончо», над ними покачиваются головы пловцов.

«Пончо» не хватает, их приходится поэтому сразу же разгружать. Лучшие пловцы доставляют его обратно. Переплыв реку дважды, товарищи с трудом взбираются на берег и валятся, кашляя на песок.

Мы с Селией не сможем переправиться вместе. У нас не хватит ни сил, ни сноровки, чтобы помочь друг другу. Я переправляюсь в паре с бойцом ХМБ Нардингом.

Спускаемся в реку, держась за прорезиненную оболочку. Ни о чем не думаю, гоню от себя неприятные мысли. Внезапно нас подхватывает течение и выносит на стремнину реки. Я отчаянно бьюсь, но чувствую себя беспомощным, словно в водовороте. Рядом со мною сопротивляется течению Нардинг, я вижу его обезумевшие глаза, слышу сдавленный крик, его пальцы соскальзывают, он выпускает «пончо» из рук и один направляется к берегу. Я остаюсь с облегченным «пончо», которое, кружась, быстро несется со мною на середину реки. Ноги, словно свинцом налитые, тянут меня вниз. Я наглотался бурой воды. Ничего не вижу. Но не выпускаю «пончо» из рук. Я почти уже обогнул отдаленный изгиб реки. Изо всех сил подталкиваю и тяну «пончо», схватившись с враждебной рекой. Ударяюсь ногами о какие-то камни. Вылезаю, пошатываясь, на берег, и падаю в изнеможении. Мои пальцы, впившиеся в оболочку «пончо», свело судорогой.

Призрак смерти, мелькнувший в тумане над Умирайей, рассеивается. Долго лежу на берегу. Потом, собравшись с силами, отвязываю дрожащими пальцами поклажу и ползу по грязи на коленях.

Оборачиваюсь и смотрю вниз, на реку. Селия переправляется с человеком, который несколько раз уже успел переплыть реку. Внезапно у него начинаются судороги. Охваченный смертельным страхом, он замирает. Его и Селию подхватывает течение. Вижу ее широко раскрытые глаза, вскинутые вверх руки. Она тонет, а я не в состоянии даже двинуться с места. Вот он, ужас беспомощности. Разве я спасся для того, чтобы потерять ее? Кто-то — это был Луис Тарук — ныряет в воду, плывет изо всех сил и вытаскивает Селию на противоположный берег. Проходит много времени, пока я снова могу тащиться с трудом, слабость одолевает меня.

Но сейчас не время думать об этом, не время останавливаться, чтобы говорить или размышлять. Предстоит работа по разбивке лагеря. Вместе с Селией взбираемся молча на возвышенность. Под нами кружатся и качаются в воде фигуры людей, переплывающих Умирайю.