В чаще лесов

72

Я занемог. Подымаясь однажды к бараку от протекающего внизу ручья, почувствовал головокружение и упал в обморок. Несколько дней уже лежу на неотесанном бревенчатом полу в полубессознательном состоянии, с высокой температурой. Возможно, что это последствия семидневных скитаний без крова и пищи в чаще лесов. Трудно сказать. Приходит Джесс Лава со своей неизменной врачебной улыбкой. Он делает мне инъекции какого-то антибиотика из наших скудных запасов. Я не в состоянии пошевелиться, и Селия вынуждена поворачивать меня сама. Я настолько слаб, что не в силах даже подносить ложку ко рту, а поэтому она кормит меня водянистым «люгоу», который составляет теперь весь наш паек.

Я лежу неподвижно и вижу лишь небольшую завесу из лиан и листьев, колышащуюся на ветру в конце бревенчатого помоста. Через эту завесу пробиваются в барак солнечные лучи, играя пестрыми бликами. За ней простирается мир, неясный, расплывчатый, завеса прячет меня от этого мира. Весь лес — сплошная завеса, сквозь которую мне не виден мир, но и меня самого также нельзя увидеть. В душе я рад ей. Я рассматриваю каждый лист, его зубчатые края и просвечивающие на солнце прожилки. Вижу крохотные клеточки листьев и тонкую, морщинистую поверхность лиан. Здесь за одними узорами, за одними мирами, скрываются другие. Все пристальнее и пристальнее вглядываюсь в завесу.

В лагерь пришел боец с донесением. Враг направился по реке в сторону моря. Возможно, нам придется уходить. Но в состоянии ли я уйти, если не могу даже стоять на ногах? «Они дадут мне карабин, — думаю я. — Я буду лежать за своей завесой, как Джесси Магусиг, и стану отстреливаться от врага, когда он появится».

— Дайте мне карабин, — шепчу я.

Селия наклоняется надо мною.

— Замолчи, — говорит она. — Неужели ты думаешь, что мы тебя так оставим?

Враги ушли. Они уже забрались было в узкое ущелье. Наши бойцы охранения притаились всего в нескольких ярдах над ними с винтовками и автоматами наизготовку. Но враги неожиданно повернули обратно к реке.

Однако они захватили «Багонг Силанг». Они сожгли все бараки, срезали уже колосившийся коричневый рис, уничтожили все посевы сладкого картофеля и маниока, растоптали огороды — словом, полностью разорили это становище возрождения. Я лежу ночью, не в силах уснуть, скорбя о гибели «Багонг Силанга».

Постепенно силы меси восстанавливаются. Я сижу теперь в бараке и слушаю своих товарищей. Но они говорят не об операциях врага, а о совещании, о вопросах, которые предстоит обсудить на нем, о работе, которую придется проделать. Я также начинаю задумываться над нашими проблемами, над жизненными вопросами нашего движения.

Вражеские силы проходят через чащу лесов, а затем уходят совсем. Постепенно «хуки» вновь отправляются в путь по старым тропам, заполняя образовавшуюся за это время пустоту.