она видела, что белый человек испытывает чувство вины или что у него еще есть совесть. Если бы это был ку-клукс-клановец или закоренелый расист, Раби ни за что не стала бы лезть на рожон — отчасти из страха, отчасти потому, что это было просто бесполезно. «Не бросай жемчуга перед свиньями», — сказала она однажды Обадиа, когда тот пытался переубедить одного догматичного и самоуверенного белого священника в том, что у черных тоже есть душа.
И хотя глаза мамы пытались выжечь в сердце Гленды слова: «знай, что мы тоже люди», остальная ее часть отступила. Отец не кивнул, как будто не хотел склоняться, но все-таки вышел из ресторана вместе с детьми, чьи надежды на обед внезапно рухнули. На обратном пути к стоянке Обадиа держал спину прямой как доска, как бы возвращая себе достоинство, которого его только что лишили.
Когда они сели в машину, мама склонилась отцу на плечо, словно ее шея больше не могла удерживать веса головы.
— Наверное, именно поэтому существуют черные, — услышал Кларенс огорченный шепот мамы. — Если бы не мы, то несчастным белым пришлось бы всю жизнь смотреть на других только снизу вверх, а так у них есть те, на кого они могут смотреть сверху вниз.
— Ладно, ладно, мать, — сказал отец, крепко обнимая ее правой рукой. Кларенс услышал звук, напоминающий глухой стон, после которого установилась мертвая тишина. Хотя они никогда об этом не говорили, Кларенс каким-то образом знал, что все его братья и сестры — нравится им это или нет — помнят подобные моменты так же отчетливо, как и он. Ему особенно запомнилась тишина.
«Покрашенное окно». Эти слова вызывали сейчас у Кларенса не меньшую досаду, чем тридцать пять лет назад. И это чувство было вызвано не тем, что его опять назвали низшим, — он к этому уже привык. Досаждало то, что им были недоступны запахи и вкус пищи в том ресторане. Они вполне могли купить еду и в «покрашенном окне», но им чаще приходилось есть в машине, а в лучшем случае, — на скамье или тротуаре. После того как отец сделал заказ через покрашенное окно в «Дотти», он сказал: «Эти ребята уверены в равенстве денег даже при неравенстве людей».
«Надо же! Даже такое помню».
Кларенс осмотрел зал «Крюгера». Ему казалось, что он пере-