Владычество 1

112

но состоятельный, и потому ни от кого не зависящий Райлон Беркли, который по какому-то странному стечению обстоятельств после объединения стал вице-президентом, главным администратором и, наконец, владельцем «Трибьюн». Беркли лично отвез Кларенса в ресторан «Портленд», где он оказался одним из трех черных (два других убирали грязную посуду со столов). Это был без сомнения самый фантастический ужин в его жизни. В тот незабываемый вечер Беркли предложил хорошую должность, и несколько дней спустя Кларенс подписал контракт с «Джернал».

Когда он получил свой первый чек к оплате, то даже растерялся. Это была очень большая сумма — такая сумма, какую его отец никогда не получал, и она более чем в два раза превышала его зарплату сторожа. Некоторое время Кларенс испытывал трудности в общении, что было его собственным видом рабства без кнута. Он узнал силу словесных побоев со стороны редакторов, хотя этому подвергались и белые. Со временем он к этому приспособился (по крайней мере, внешне).

Сейчас, оглядываясь назад, Кларенс чувствовал угрызения совести из-за того, что сравнивал пережитый им расизм с опытом своих предков. Он ощущал, что этим обесценил их испытания и опошлил их страдания, потому что его собственные трудности были далеко не такими суровыми. Хотя Кларенс и слышал об ограниченных карьерных возможностях черных, опыт его работы наводил на мысль об обратном. Это было началом его постепенного пятнадцатилетнего перехода от умеренного либерализма к несгибаемому консерватизму.

На одной из семейных встреч восемнадцать лет назад кузен, услышав о том, что он собирается работать в газете, предупредил: «Оставайся черным, парень».

Кларенс часто размышлял над этим предостережением. Если быть черным означало только иметь черную кожу, то каким бы образом он мог стать белым? Он понимал, что имел в виду кузен. В Америке преуспевают только белые. Если преуспевает черный, то это означает, что он — продажный негр и предатель. Предупредивший Кларенса кузен бросил свою жену и детей, продавал наркотики и, в конце концов, угодил в тюрьму за вооруженное ограбление и угон автомобиля. И все же этот человек, вероятно, все еще гордится тем, что «остался черным».

Кларенс испытывал от расовых оваций не больше удовольствия, чем от критики. В северном Портленде некоторые люди,

113

читая его заметки и обсуждая их за обедом, говорили ему или его родителям: «Мы гордимся тобой». Можно было подумать, что каждая его статья, каждое достижение — это еще один кирпич в стене равноправия, как будто Кларенс был в отделе спортивных новостей Мартином Лютером Кингом-младшим. Он был успешен, и это ему нравилось. Но все-таки ему не давало покоя то, что любого молодого чернокожего, который не употребляет наркотиков, работает и не ворует, начинают превозносить чуть ли не как второго Фредерика Дугласа.

«Я всего лишь репортер, будь оно не ладно! Не делайте из меня супергероя».

И все же Кларенс повторял себе услышанные много лет назад слова: «Твоя репутация — это все, что у тебя есть». И Кларенс Абернати упорно трудится над созданием своей репутации. Он ни за что не позволит ей ускользнуть.

Кларенс сидел в гостиной своего дома. Перед ним первой страницей вниз лежал свежий номер «Трибьюн». Кларенс специально перевернул газету, чтобы не видеть двух фотографий Норкоста: одну — с митинга, вторую — из больницы.

Он отдыхал, откинувшись в старом кресле, настолько потертом, что из него уже вылезала набивка, Женива хотела выбросить это кресло еще десять лет назад после переезда, но было принято компромиссное решение, и раритет отправился в подвал. Сидя в дружеских объятиях потертого приятеля, Кларенс ощутил какой-то знакомый, еле уловимый аромат, напоминающий старые духи. Обернувшись, он увидел на стене справа от себя вышивку, подаренную ему мамой четырнадцать лет назад. Это было изображение льва и ягненка, лежащих рядом, под которыми был вышит стих из Аввакума: «Ибо земля наполнится познанием славы Господа, как воды наполняют море».

Мама работала над этой вышивкой целый год и закончила ее незадолго до своей смерти. В этот рисунок было вплетено ее сердце, а долгие часы труда пропитали ткань успокаивающим ароматом ее духов. Но этот запах был настолько неуловимым, что исчез так же неожиданно, как и появился. Кларенс, конечно же, никогда не забудет свою маму, но со временем многие детали исчезают из памяти, и это его беспокоило. Ему хотелось опять обнять ее, посмотреть в ее морщинистое лицо, которое теперь уже не вспоминалось так четко как раньше, превратившись, скорее, в смутный образ.

114

Еще хуже дело обстояло с братом Даррином. Уже прошло двадцать семь лет с тех пор, как он погиб во Вьетнаме, и для Кларенса брат больше не был реальным. Даррин стал почти мистической личностью, о которой изредка говорят, но при этом она не более реальна для вас, чем человек-паук. От него осталась лишь куча старых черно-белых фотографий, а воспоминания представляли собой просто совокупность отдельных частей.

Кларенса удивляло, что даже черты Дэни, которые он так четко помнил, через шестнадцать дней после ее смерти стали расплываться. Вчера он вспоминал различные эпизоды из их жизни, но так и не смог ясно представить ни мягкие очертания лица Дэни, ни тепло ее прикосновения.

Сначала Даррин, потом мама, теперь сестра. Его потери. И все же, даже в одиночестве, он не мог избавиться от странного чувства, что за его спиной что-то происходит, а он оказался не у дел. Как будто где-то рядом проходила вечеринка, на которую его не пригласили. Или пригласили, но он может попасть на нее только позже, после работы. Во всяком случае, Кларенс ощущал себя посторонним, отдаленным.

Его мысли разгорались, как костер от резкого порыва ветра.

«Она всегда говорила о Тебе, всегда ставила Тебя на первое место. И как Ты ей отплатил? Позволил гангстерам убить ее? Интересно, что сейчас она думает обо всех Твоих обещаниях?»

Кларенс сидел в своем кресле, поджав колени к подбородку, и кричал кому-то, хотя не был уверен, что тот его слушает. Он говорил вслух, как будто думал, что так будет скорее услышан.

«Ты забрал моего брата, убил его на рисовом поле. Моя мать умерла от рака, который Ты мог бы исцелить. Ты забрал мою сестру, застрелил ее, как будто она была ничто. И Ты думаешь, что я просто забуду об этом, притворившись, что все о’кей? Ну, нет!»

Кларенс секунду помолчал и затем добавил: «Если Ты действительно существуешь, то спасешь Фелицию. Ты обязан это сделать».

Кларенс выехал прокатиться без определенной цели. Остановившись на заправке в двух милях от дома, он подумал о когда-то совершенном на этом месте тройном убийстве, которое тогда потрясло весь город, а также о двойном убийстве, случившемся через неделю на соседней улице. С тех пор прошло

115

три года, и национальный розыск девятнадцатилетнего убийцы объявляли несколько раз. Эта заправка служила постоянным напоминанием о невинных жертвах в предместьях — повестью о тихом, красивом месте, в которое вторглись преступники, хотя местные жители надеялись навсегда забыть о них, покинув большой город.

Трагедии не различают предместий. Кларенс подумал о местных школьниках, сбитых на смерть пьяным водителем; о детях, которые убили своих друзей, играя оружием; о выпускнике накачавшемся ЛСД и умершем от переохлаждения в реке. Самоубийства, драки, избиение детей, а теперь в Грешем пришли еще и банды. Похоже, в наше время нигде нельзя ощущать себя в безопасности. На что можно надеяться, если даже предместья стали разлагаться?

Кларенс был очень рад тому, что скоро они переедут подальше отсюда. В этот вечер он ожидал звонка от агента по недвижимости.

Пора домой.

— Вы подписали договор, — твердо заявил агент по недвижимости, — и должны выехать до 30 сентября. Все просто.

— Да уж, проще не бывает: езжай туда, не знаю куда!

— Послушайте, мне жаль, что сделка с Лэнгли не состоялась, но по контракту вы не можете въехать до тех пор, пока не выедут прежние жильцы. А они не выедут до конца года.

— Но они же сказали, что съедут 22 сентября.

— Я знаю, но их слова ничего не значат. Единственное, что имеет значение — это подписанный вами контракт, согласно которому они могут жить в этом доме до 31 декабря. Думаю, они не съедут до Дня благодарения, а может быть и до Рождества.

— Два с половиной месяца? Или три с половиной? И что же мне делать?

— Снимите какой-нибудь дом, хотя на такой короткий срок найти что-нибудь будет нелегко, а услуги хороших брокерских контор в Грешеме и Санди стоят недешево. Мне жаль. Если бы вы лишились жилья в результате несчастного случая, то все расходы покрыла бы страховка, но...

— Это и есть несчастный случай.

— У вас есть какие-нибудь знакомые, у которых вы могли бы пожить?

— Нет, — Кларенс раздраженно бросил трубку и тяжело вздохнул. Подобные вздохи за последние две недели стали его второй натурой, В этот момент вошла Женива.

— Что случилось? — спросила она.

— То, чего мы боялись. Сделка с Лэнгли сорвалась. Мы не сможем переехать до конца ноября.

— Но мы ведь должны съехать отсюда! Что же нам делать?

— Не знаю, — сказал Кларенс. — Нужно было составлять контракт по-другому. Я знал, что это была ошибка.

— Мы сможем найти деньги на аренду?

— Вряд ли. С учетом выплат за новую машину и все остальное, нам это сейчас не по карману. У нас нет таких сбережений. Не уверен, что мы сможем себе это позволить.

— Может, нам пожить у Харли и Софи?

— О нет! Только не у Харли. Мы загрызем друг друга, как два бешеных питбуля. Конечно, в таком случае ты сможешь воспользоваться деньгами по страховке, чтобы купить дом себе и детям.

— Очень смешно, — сказала Женива. — Куда же нам деться? Вместе с твоим отцом, Таем и Селесте нас получается семь человек.

— Я тоже умею считать.

— Ладно, — сказала Женива мягко, — мы всегда можем остановиться у моей мамы или у сестер.

— Ты думаешь, я собираюсь выслушивать все, что они говорят о том, какие мужчины лентяи, и как здорово, что женщины не боятся взять в свои руки бразды правления.

— Кларенс, ты не прав.

— Могу процитировать твою маму: «Петух кукарекает, но настоящая польза — от курицы».

— У каждой из них был неудачный опыт жизни с мужчинами, которые только то и делали, что целыми днями танцевали, спали, курили травку и занимались сексом.

— Да уж. А женщинам только то и нужно, что деньги, украшения и забота обо всей вселенной. Так что ли?

— Я не сказала, что согласна с этим мнением, Кларенс! Я просто объясняю, почему они так считают.

— Ты просто оправдываешь их, и не более.

— Ладно, — сказала Женива, взмахнув руками, — раз уж ты отверг каждый из предложенных вариантов, то скажи, где мы будем жить следующие несколько месяцев? У меня предложений