— по крайней мере, в трех предыдущих поколениях, — а до этого межрасовые браки встречались крайне редко. От этой мысли Жениву бросало в дрожь, и она чувствовала себя неуверенной и беспомощной перед силами, сформировавшими генетический код, благодаря которому она сетодня такая, какая есть.
Она продолжала втирать в лицо лосьон, наблюдая за тем, как он исчезает в «кленовом сиропе». Кожа Женивы была нежной, и если бы не тонкие темные морщины, оставленные на лице временем, то ее можно было бы принять за студентку колледжа.
Вдруг дверь ванной распахнулась настежь, едва не ударив ее.
— Сколько раз тебе говорить: не врывайся подобным образом!
— Извини, мама, — сказал Джона. — Опять переживаешь о своих морщинах?
— Я не переживаю. Давай, топай отсюда, пока сам не начал переживать. Слышишь? Ты такой же, как твой отец: набрасываешься на беззащитную женщину.
Женива добродушно шлепнула сына по заду, и он, улыбаясь, ушел.
Опять вернулся Кларенс — на этот раз, чтобы начистить туфли. Взглянув на жену, все еще стоящую перед зеркалом, он бросил:
— Ты выглядишь на двадцать. Но все же мне не хотелось бы, чтобы тебя принимали за какую-то школьницу-заводилу.
— Большое спасибо! Наконец-то слышу от тебя комплимент.
Кларенс улыбнулся тщеславию жены, и затем взглянул в зеркало, чтобы удовлетворить собственное тщеславие. В дверь позвонили.
На пороге стояли Джейк, Дженет и Карли. Женива пригласила их войти, и с каждым обнялась.
— Как ты, Карли? — спросила она.
— Честно говоря, не очень, но я укрепляюсь в вере. Думаю, что сейчас это самое важное.
Джейк обнял Карли и привлек к себе. Кларенс отметил, что она выглядит усталой. Он знал, что сражение Карли с ВИЧ-инфекцией перешло в первую стадию СПИДа. У нее начала развиваться какая-то форма рака, которой иммунная система уже не могла противостоять. Что-то в ее внешности напомнило Кларенсу его кузину Мэк, умершую от СПИДа год назад. Карли было всего девятнадцать, а ее сыну Финни — полтора года.