Владычество 1

40

Людей. Появление на похоронах преследовало определенную цель — предстоящие выборы. Это было так очевидно. Норкост ■сегда умел использовать подходящие обстоятельства. Ничего удивительного, что его рейтинг был самым высоким среди кандидатов на пост мэра в следующем году. В сорок четыре года ОН достиг вершин популярности, и в будущем, наверное, станет сенатором или членом правительства.

За ним следовала его жена Эстер, статная женщина, уже основательно поседевшая, но хорошо выглядящая, с несколькими косметическими шрамами — личная и политическая ценность своего мужа. Всегда доброжелательная и элегантная, она носила сногсшибательные украшения, включая и золотую булавку в форме ангела-хранителя, которая сразу бросалась в глаза. «Ангел-хранитель Дэни должно быть свое отработал».

Женива как раз обернулась и заметила ее:

— Эстер!

— О, Женива! — Эстер Норкост обвила руками Жениву Абернати. Они встречались прежде и испытывали родство.

— Так хорошо, что ты пришла, Эстер. Спасибо тебе!

«Она пришла только потому, что здесь должен был присутствовать ее муж в интересах предвыборной кампании».

Кларенс наблюдал за женщинами и видел, что обе они плачут. Он почувствовал укор вины, понимая, что Эстер может быть абсолютно искренна в своих чувствах. Он думал, что возможно они — «два сапога — пара», а Женива всегда говорила, что он циничен.

Темнокожий, в белых перчатках и смокинге, церемониймейстер, неся себя с апломбом, усадил Кларенса с семьей в первом ряду церкви Эбенезер.

Хор, покачиваясь взад и вперед, страстно запел старую песню рабов «Скоро я избавлюсь от тяжелой жизни на земле, тяжелой жизни на земле и буду жить с Богом на небе». Все вторили хору: «Не будет больше слез и стенаний, не будет больше слез и стенаний, не будет больше слез и стенаний! — я буду жить с Богом».

«Я буду жить с Богом!» звучало, скорее, как победная декларация, без всяких сомнений, и это неосознанно беспокоило Кларенса. Может быть, именно поэтому ему всегда не нравились песни рабов, которые отец постоянно мурлыкал себе под нос. Он не мог понять идеализацию рабства с его испольщиной, отдельными фонтанчиками для питья, битьем, неприкрытой