Владычество 1

48

По собранию пронеслась волна смешков, в основном слышны были мужские, многие из которых тоже получали от мам. Обадиа сидел, согласно кивая и как бы говоря: «Мой малыш говорит чистую правду, это вам не сказки, ребята!»

— Мама была так сердита, что приказала мне оставаться в моей комнате пять тысяч лет, — по залу пронеслось еще больше смешков. — Папа поддержал меня и сказал, что мне не следовало этого делать, но он понимает, почему я это сделал. И еще он сказал, что я должен защищать женщин моего дома.

Кларенс взглянул на отца, глаза которого увлажнились.

— Поздним вечером того же дня Дэни проскользнула в мою комнату и сказала: «Спасибо, Анци!», и дала мне большую тарелку печенья, которое она приготовила исключительно для меня.

Кларенс пытался контролировать свой голос:

— Она вернулась домой и испекла печенье специально для меня. И в этом было вся Дэни. Потом она сказала: «Я знаю, что ты всегда защитишь меня, Анци», — его лицо исказилось, — да... Меня не было тогда, когда эти мерзавцы ворвались к ней в субботу вечером. Никто не защитил ее... Никто!

«Никто, даже Бог!» — он не произнес этого вслух ради отца. Но внутри так жгло, что он не мог говорить дальше. Он хотел сказать несколько заключительных слов, которые написал заранее, несколько проникновенных слов, после которых люди могли уйти, сказав, что они были весьма растроганы, но, собрав себя в кулак, он не сказал ничего больше.

Женива крепко прижалась к его левому плечу, оставляя на нем следы подмокшего макияжа. Отец положил свои хрупкие и легкие, как пух, руки на его руки. Кларенс не мог поверить, что это те же самые руки, которые забрасывали мяч в баскетбольную корзину с середины поля, работали без устали тяжелой кувалдой, подковывая лошадей; те руки, которые понарошку боролись и побеждали без всякого усилия Кларенса, который, будучи еще ребенком, боролся двумя руками, его отец — только одной.

Пастор продолжал говорить, но Кларенс не слышал его. Он мысленно был на лугах Миссисипи с Дэни, наблюдая за цветами лютиков на ее щеках.

— Стала ли кожа на моем лице светло-желтой, как у тети Люси?

Тетя Люси, сестра матери, всегда была очень горда тем, что