Мастер путей. #1

Глава 24. Занимательная арифметика для самых маленьких.

Дом в имении имел габариты неплохого такого гостиничного комплекса. Из преимуществ его – большая площадь, замкнутый периметр фундамента с прямыми углами, внутренним двором, и чердаком по А-образной крышей с покатым покрытием. Из недостатков – высокие потолки под пять метров и высоченные, почти во всю стену, окна. Смотрится такая витрина, может, и ничего, но при обороне от них осколков будет тьмущая тьма. Чую, придётся метаться рыбчиком в обитель за дополнительной «медициной». Если случится оказывать первую доврачебную помочь раненым – моей аптечки не хватит даже на небольшой отряд. Придётся рожать бинты из подручных материалов и потом бороться с возможным сепсисом.

Алина шагала рядом со мной, не торопясь. Куда нам спешить? Даже если местные гвардейцы имеют своё штатное боевое расписание, нам в нём всё равно нет места. Некуда вклиниться. Нас не ждут ни на одном участке, только мешать будем. Напротив, непрозрачно намекнули, что и без сопливых управятся.

Зато мимо нас пробегали обитатели имения. Служанки и помощницы, подобрав подолы сравнительно длинных сарафанов, спешили в подвал, где на такой случай глава рода оборудовал убежище: эту информацию мы почерпнули из перекрикиваний и голосом отдающихся команд ответственных за оборону здания. Одна из них бежала, держа за руку девчонку лет десяти с копейками на вид.

Чем-то на Ветрану похожа. Сестра, что ли?

Бойцы же, как я и предполагал, занимали позиции возле окон, как у бойниц, согласно своим утверждённым руководствам. Без суеты и спешки, будто каждый знал своё место заранее.

Интересно, их тут на практике так вышколили? Частые учебные тревоги или же действительно имеют опыт отражения нападений?

Лестницы на верхние этажи, а вместе с ними и выходы на крышу, мы нашли сами и довольно быстро. Учитывая, сколько людей обитает в имении, их не стали строить скрытыми или прятать, маскируя.

И уже на чердаке, куда мы поднялись для занятия своей огневой позиции, я начал готовиться к занятию огневой позиции.

Гадать, с какой стороны нападут, долго не пришлось. Звуки нечастой, но мощной пальбы и редкие взрывы слышались со стороны, откуда мы приехали. Там дорога пролегала вдоль полей, усеянных какой-то культурой, и оттуда же сизым столбом поднимался дым. Что-то горело, и не исключено, что в результате противостояния.

– Что такое «тяжёлая самоходка»? – спросил я, готовясь к движу.

Ручной пулемёт встал на пол, растопырив сошки. Рядом сложился «плитник».

На чердаке была обустроена чья-то мастерская. Кто-то любил приложить свои руки в свободное от работы время. Верстаки, стеллажи с инструментами, какие-то ящики с неизвестным мне пока что содержимым. Как понимаю, чердак был общим по всей площади дома, отсюда и мастерская имела внушительные просторы. Навскидку, основание строения – около сотни метров или чуть меньше. Довольно здоровое имение. Даже страшно подумать, сколько такое могло бы стоить в моём мире… и удаление от МКАД уже неинтересно…

В скатах крыши через каждые метров десять были проделаны световые и вентиляционные окна. Возле них и стояли большинство рабочих мест. Широкий верстак и стул, рядом – тумбы с инструментами. Хм. А это мысль. Их-то и можно использовать…

– Это может быть что угодно, – Алина прислонилась спиной к одному из шкафов и скрестила на груди руки. – «Лёгкой» самоходкой называют транспорт по типу нашего с тобой. «Тяжёлая», как правило, крупнее в два раза и более. Нередко применяются для доставки массивных, крупногабаритных грузов, или как специальная техника на пашне.

– А в боевых условиях? – осведомился я, освобождая столешницы ближайших верстаков от инструментов и укладок.

– Не прижились, – пожала плечами Бериславская. – Слишком уж дорого их производить, а живучесть на поле боя – несколько минут.

Что ж. Значит, можно ожидать какой-нибудь комбайн «Нива» или очередной эрзац «Железного капута».

Один верстак полностью освобождён от всего, что было на нём наставлено. К нему подтащен второй и поставлен перед ним. К этим двоим подтащен третий и четвёртый. Широкие и глубокие столешницы образовали относительно ровную поверхность, на которой смогу разместиться я, оружие и какая-нибудь подушка для него.

За приготовлениями с интересом наблюдала напарница.

– У вас так принято? – поинтересовалась девушка. – Лёжа воюете?

– Я живой человек, а не станок с тисками, – сообщил ей, перерывая мастерскую на чердаке в поисках всего, чего угодно, мягкого. – А дистанция несколько сотен метров. Каким бы хорошим стрелком я ни был, но на таком расстоянии промахнуться по ростовой цели намного проще, чем попасть. Мне нужна максимально жёсткая позиция, с которой будет проще контролировать поведение оружия. Я не снайпер, поэтому в плюс будет играть абсолютно всё, что сможет нивелировать колебания оружия в моих руках.

Пока говорил, нашёл на чердаке большой старый мешок с ветошью. Высыпал прямо на пол львиную долю, остальное завязал и утрамбовал. Получилась большая подушка с размерами где-то локоть на локоть. С магазинами секторного типа с такой работать не слишком удобно: подушка низкая, из-за этого будет упираться крышка магазина в столешницу. А вот барабанный магазин в данной ситуации – то, что доктор прописал.

Мешок занял своё место у окна, чуть в глубине. Сложив пулемёту сошки, уложил оружие на подушку. Следом улёгся сам, примеряясь.

Сойдёт. Было бы неплохо другой приклад сюда поставить, более подходящий по форме для стрельбы из положения «лёжа», но уж за прикладом телепортироваться не хочу. Вот ещё, каждому винтику кланяться…

Тем более, что сейчас начнётся самое веселие.

На фрезерованной крышке ствольной коробки зажёг прицельную марку коллиматорный прицел. Откинутый восьмикратный увеличитель занял своё рабочее положение. Прибор уже давно настроен под моё зрение, потому крутить диоптрические поправки не пришлось. В системе ничего не менялось, потому и настройки оптики оставались неизменными.

А вот в восьмикратный увеличитель было отчётливо видно, как бойцы Морозовых заняли свои позиции в укрытиях, готовясь встретить супостата по сусалам. Супостат готовил свои сосала ко встрече, методично продираясь прямиком по полям в сторону имения.

В поле зрения прицела попала так называемая «тяжёлая самоходка». Ею оказалась дур-машина размером с междугородный автобус грязно-мразотного цвета без опознавательных знаков. Судя по тому, как медленно, но уверенно двадцатиметровая дура ползла по перепаханному полю с взошедшими посевами, крутящего момента ей не занимать. И я уже понял, что этот гроб на колёсах станет моим трофеем, если уцелеет в бою.

А шансы уцелеть у него были. Потому что в окуляр прицела отчётливо видно, как самоходку окружает похожее на силовой щит марево, от которого отскакивают выстрелы морозовских стрелков. Уж не знаю, чем они бьют, но даже если прикинуть кинетическую энергию выстрела поверхностно, выходит, что щиты у самоходки некислые. Они, не замечая, выдерживают обстрел довольно многочисленной братии. С моей позиции уже видны десятки бойцов.

– Какие есть способы подавить щит противника? – спросил я. – Транспорт закрыт каким-то полем.

– Смотря, какого рода щит, – проинформировала Алина. – В большинстве случаев работает перегрузка. Необходимо нагрузить защитное заклятье так, чтоб оно не смогло отразить урон. В идеале, это необходимо делать одним сильным ударом. При прочих равных длительное менее мощное воздействие может не сработать.

Значит, методичный обстрел из РПК отменяется. Да и жалко патроны, если честно. Они тоже, знаете ли, денег стоят.

В уме промелькнула идея использовать против самоходки проброс Пути. В лучшем случае я смогу её телепортировать. Осталось выбрать куда. В худшем случае ошибусь в расчётах при сотворении заклятья и транспорт не переживёт перемещения, выйдя из него беспорядочным набором атомов. Тоже, в принципе, результат. Но мне хотелось затрофеить самоходку.

– Сможешь долбануть чем-нибудь? – спросил Алину.

Бериславская выглянула в окно.

– Не на таком удалении, – призналась разноглазка. – Подобравшись вплотную ещё ладно. Но за половину километра…

Полкилометра – действительно весомое расстояние. Даже у меня на руках всего лишь РПК, а не СВД. Патрон менее настильный, да и кинетической энергии в пуле меньше. Про прицел вообще не заикаюсь: «круг с точкой» для спецназа – достаточное оснащение, чтоб гвоздить на пятьсот метров в ростовую и не заморачиваться. Я же на такой дистанции только «выносить» по вертикали умею, но никак не по горизонтали. Учитывать ветровой снос не могу: не полноценный снайпер.

Значит, подпустим поближе. Абсолютно подтверждённый результат моей работы – двести пятьдесят метров по грудной мишени с открытой механики. Правда, тогда и на руках была «семьдесят четвёрка», и патрон был 5,45х39, а не 7,62, но сам факт. Значит, на дистанции до трёхсот метров по любому должен кого-нибудь достать. Особенно, если вспомнить баллистические таблицы превышения и падения для пули, да приправить эти значения «ближним» и «дальним» «нолём» для ствола длиной в 590 миллиметров.

Самоходка подползала ближе, огрызаясь огнём из своих окон. Именно окон: не бойниц. Это не был танк или бронетранспортёр. Я бы именно автобусом междугороднего сообщения её и поименовал. Высокая, метра под четыре. Широкая, почти столько же. Длинная, что гусеница. Делать транспортёр для поля боя таких размеров – означает мгновенно списать его в утиль уже в первом же наступлении. Хотя, этот ещё держится. Надеюсь, достанется мне более или менее целым.

На четырёхсот метрах дистанции началась полноценная операция. Самоходка, не останавливаясь, сбросила скорость до минимальной. Видимо, в кормовой части находилась дверь или ещё какой десантный люк: в восьмикратный увеличитель были видны человеческие силуэты, периодически мелькающие из-за боковых габаритов транспорта. Пока суть да дело, машина «сеяла» пехоту в количестве, да в таком, что те перестали помещаться внутри её лобовой проекции. В один прекрасный момент, будто по команде, пехота ринулась врассыпную, стараясь занять максимально широкий фронт.

Что ж. Вот это уже похоже на более или менее здравое решение. Беглый подсчёт позволил прикинуть количество наступавших. После перевала за полтинник я бросил считать и сосредоточился на наблюдении.

– Их там толпа, – предупредил я. – Прорежу, сколько смогу, но «семерых одним ударом» уже не исполню.

– Никто и не просит, – хмыкнула Алина. – Действуй. Не мешаю.

За это отдельное спасибо.

Ручной пулемёт – не снайперская винтовка. У него другая развесовка, другой конструктив, другая баллистика. Абсолютно всё другое. Для СВД четыреста метров – чуть ли не прямой выстрел, когда вообще не надо вносить поправки. Утрирую, конечно, но суть, надеюсь, понятна. Для РПК на четыре же метров будет существенное падение пули, для чего ствол при стрельбе надо задирать повыше. Насколько выше – зависит от веса пули и температур воздуха со стволом. Да-да, дорогие мои любители попаданства в истории! Температура ствола тоже сказывается на баллистике, если кто не знал! И особенно – когда нагрев уходит в такой зашкал, что начинается миражирование (искривление видимого перед стрелком пространства за счёт поведения нагревающегося от ствола воздуха). На относительно холодном, когда за него ещё можно браться голой рукой, это заметно в меньшей степени. Но вот после нескольких магазинов в автоматическом огне о дальнем точном выстреле можно забыть. Рассеивание попаданий может достигать просто неприлично больших значений.

Но общие принципы есть и у автомата, и у пулемёта, и у винтовки. Так, к примеру, на любой тип ручного стрелкового оружия воздействует стрелок. Мышечная моторика, способствующая удержанию оружия. Контроль дыхания, обеспечивающий минимальные отклонения наведённого орудия от цели. Контроль сердцебиения, чтоб долбящийся в соточку пульс не колошматил ходуном по всем артериям, отчего даже на задержанном дыхании ствол пляшет восьмёркой во всех проекциях.

Отработать на несколько сотен метров мне помогла «лёжка», которую организовал на чердаке. Двигаться мне не пришлось: я – бревно. Физической нагрузки минимум: значит, с дыханием ровно. Пульс… ну, да, пульс не идеально ровный. Но с этим я работаю. В крайнем случае, патронов в количестве, да и Алина прикрывала между делом. А ещё для облегчения самому себе жизни сложил сошки на РПК и уложил пулемёт цевьём на подушку из ветоши. Таким образом снял точку напряжения с длинного и относительно тонкого «хлыста» ствола. Снайперской винтовкой оружие от этого всё равно не стало, но с такой подготовкой получается стрелять из него намного точнее, чем по-человечески, как рекомендовано в наставлениях по эксплуатации. Проверено на практике не раз.

Остаётся надеяться, что физика в этом мире такая же, как в моём. На сто метров из пулемёта не промахнулся: уже хорошо. А что будет на трёх сотнях?

А на трёх сотнях и будет. Потому что цепь пехоты, растянувшаяся на добрые полторы сотни метров по фронту, ведя на ходу огонь колдунством и заклятьями по защитникам имения, приближается довольно активно. И там, где буквально несколько минут назад было полкилометра, до целей осталось не больше трёх сотен.

Мне, в общем-то, без разницы, откуда начинать обрабатывать цели. Удобней, конечно, от центра, но там потом придётся ловить соседей из стороны в сторону. Потому решил начать с левого от себя фланга. Так искать никого не придётся. Ликвидировал цель – и навёлся на соседнюю справа, потому что слева никого уже нет или не было.

Чуть уменьшил яркость прицельной марки коллиматора. Точка в круге стала визуально меньше: оптический обман зрения. Как была она диаметром в угловую минуту, так таковой же и осталась. Зато больше не пересвечивает цель за собой.

Деталей целей не вижу: слишком большая дистанция и слишком мало времени. Обработать десятки целей – непростая задача для стрелка, собирающегося работать в режиме «ОД». Потому на мелочи не тратим.

Закрыть глаза. Глубокий вдох. Выдох в полную грудь. Глубокий вдох. Гипервентиляция лёгкий. Выдох.

Открыть глаза. Вложиться ведущим глазом в оптику, плотно прижать приклад к плечу. Палец ложится на спусковой крючок самым чувствительным местом: первой третью первой фаланги. Для снайперской винтовки ошибка, способная привести к срыву. Для пулемёта – самый лучший способ обработки спуска, выверенный мной опытным путём.

Предохранитель снят. Патрон в патроннике. Цель в поле зрения прицела. Вынос прицельной метки чуть повыше из расчёта на падение пули.

Лёгкие не пустые и не полные. Лишь наполовину занятые атмосферным воздухом. Дыхание замедлено, чтоб не ходили ходуном плечи. После гипервентиляции сердце ещё какое-то время поработает на спокойном режиме без диких скачек в пульсовых зонах.

Палец тянет на себя спусковой крючок. Мягко, нежно, осторожно, тот отходит назад, пока не встречает на своём пути характерную «ступеньку» в работе ударно-спускового механизма. Вот теперь – никаких «закрытых глаз», «ожидания выстрела» или любых других проявлений чужеродности оружия. Выстрел произойдёт так или иначе. Его не надо бояться или ждать. Этот момент – ключевой, на него приходится почти половина всех «срывов» при обработке спуска. Уверенное, но не резкое прожатие, срыв курка с боевого взвода, удар бойка по капсюлю – выстрел.

Приглушённый ПББС залп хлёстко шлёпнул по ушам. Звук мгновенно заполнил собой помещение мастерской на чердаке, а секунду спустя до слуха донёсся характерный звон отскочившей от чего-то стреляной гильзы. Отпустить спусковой крючок и убедиться в поражении цели: ожидаемо, ствол сместился от отдачи с линии прицеливания. Потому, не меняя собственного положения тела и не отрывая щеки от приклада (это важно!), наводим оружие в прежнем направлении и ищем цель. Начинаем занимательную арифметику для самых маленьких, покуда дующие «в обратку» из-под крышки ствольной коробки пороховые газы не забили мне глаза вплоть до болезненной рези.

Минус один.

Да, если кто не знал, дорогие любители привнести в иной мир земные технологии! При стрельбе с любых дульных устройств закрытого типа «обратка» дует так, что способна «засрать» сажей и копотью всю автоматику за несколько полных магазинов, а темповая стрельба без средств защиты органов зрения порой может вывести стрелка из игры на несколько минут, пока слёзная жидкость не промоет гремучие капсюльные и пороховые осаждения. Можно снизить это явление различными конструктивными решениями, но избавиться от него полностью невозможно. Приходится смириться. Увы.

Переводим оружие правее, наводимся, обрабатываем спуск, и на «ступеньке» – выстрел.

Минус два.

С одной стороны, сейчас я исполняю арию типичного суицидника. Пальба по толпе с одной и той же позиции в течение хоть сколь бы то ни было длительного времени – это приговор самому себе. Не «артой» по тебе отработают, так из «ручки». Таких «горе-снайперов» вычисляют на раз-два-три и наказывают сначала чужие, а потом, если они выживают, свои.

Минус три.

Но с другой стороны, моя позиция на удалении от переднего края. Сейчас я метрах в ста с копейками от первых линий, за спинами защитников имения. Плюс, на стволе пулемёта – полноценный ПББС, знатно гасящий звук выстрела и полностью убирающий вспышку дульного пламени. Поди, определи, откуда херачат. В довесок, по цепи наступающих отрабатываю не только лишь я один, потому для них сейчас в приоритете ближайшие противники.

Минус четыре.

А сейчас натурально, как в тире. Мне даже нет необходимости подтверждать ликвидацию. Не убью – так раню. 7,62х39 при попадании в тело человека всё равно хоть сколько-нибудь, да снижает его боевой потенциал. Есть шанс, что не выведу из игры: допустим, пуля по касательной заденет. Но уже будет неприятно, а инстинкт самосохранения заставит пораскинуть мозгами в переносном смысле, пока не пораскинул в буквальном.

Кстати, об этом. Вот этот тип в поле зрения прицела как раз и раскинул. Случайно, но я попал ему в череп.

Минус пять.