Мастер путей. #1

Глава 43. Тяжёлый случай.

Московская губерния

Имение Бериславских

Из приятных занятий, оставленных мне на откуп, было вытягивание ног и употребление вкусностей.

Надо же отпраздновать, что никто не протянул ноги?

Поэтому никто не возбранил мне, когда я рухнул в мягкое кожаное кресло и от души выпрямил лапки, закованные в берцы.

Разве что, колени благодарно хрустнули на весь гостевой зал, да где-то в голеностопе протяжно заныло.

Пока, выдохнув, сидел и отдыхал, осмотрелся в помещении, где меня оставил местный дворецкий-мажордом Иннокентий.

Выглядит-то помещение дорого-богато, но на деле демонстрирует наличие в имении Бериславских некоторых внутренних проблем.

Пыли на горизонтальных поверхностях нигде не видно.

Уборку производили ревностно.

Но, вот, к примеру, фрукты в вазе лежат не первой свежести.

Камин не просто холодный, а вымыт дочиста от золы и рядом даже дров не лежит: признак, что им не пользовались давно и в ближайшее время не собираются.

Занавески на высоченных окнах до потолка тяжёлые настолько, что лишний раз их снимать для стирки не стали: вот на них пыли скопилось преизрядное количество.

Да и, если так присмотреться за приоткрытые занавески, стёкла тоже все в пыли и грязи.

Ещё не настолько, чтобы обозвать имение Богом забытой дырой и с презрением покинуть стены, но, когда у хозяев не доходят руки помыть окна – как правило, это вернейший признак какой-то тяжёлой болезни в доме, с которой даже тряпку поднять тяжело.

А в банальную лень я поверить не желаю.

Алина не производит впечатление вышедшей из семьи, где поголовно ленятся все.

Значит, в доме какая-то беда.

И, кажется, я даже догадываюсь, какая именно.

Фрукты в вазе пусть не свежие, но и не гнилые.

Просто немного залежалые.

Вот яблоко, к примеру.

Слегка ударенное, а потому с подтёком на одном боку.

Помешает ли мне это его съесть?

Отнюдь

Штык в руку, плод из вазы, режем кусками и уплетаем за обе щёки.

А яблоко, к слову, вкусное.

Сладкое, сахаристое.

Почти арбуз, хе-хе.

Но долго мне рассиживаться не дали.

Съесть яблоко и запить водой из спинной питьевой системы «плитника» – всё, что успел сделать, когда из-за дверей гостевого зала по нарастающей громкости начал доноситься звонкий девичий голосочек:

– Ой, у нас гости! Ах, у нас гости! Ух, у нас гости! Ай, у нас гости...!

Какая-то бойкая девчушка перебирала все известные ей междометия и оповещала всё окружение о прибытии новых лиц, гостящих в доме.

Причём, судя по всему, голос приближался именно к гостевому залу.

Я едва успел вытереть об штанину клинок штыка, которым резал яблоко, и убрать нож в ножны, когда в зал, подпрыгивая вприпрыжку, выскочила... Даже не девушка.

В первую секунду с языка чуть не сорвалось слово «замарашка».

И уже только потом я разглядел вторичные и третичные половые признаки, позволившие идентифицировать «вошедшую» как девушку.

Низкорослая.

Кажется, даже ниже Алины.

Но, абсолютно точно, имевшая с ней одни черты лица.

Сомнений, что это её сестра, нет и не было.

Видимо, это и есть та самая Злата.

Волосы, будто по цвету их и была названа девочка при рождении, блондинистого золотого оттенка.

Длинные, ниже плеч, но в очень, ОЧЕНЬ плачевном состоянии.

Не мытые явно не первый день, с несколькими колтунами и уже забывшие, что такое расчёска.

На теле девушки старый, грязный, в нескольких местах прохудившийся сарафан: бывший когда-то белым, с красно-золотыми окантовками по вороту, рукавам и подолу.

Обуви нет и в помине: девушка появилась босой.

Но одного взгляда на состояние ног хватило, чтобы сложить для себя картину.

Ноги сбиты настолько, будто девчонка за день наматывает десятки километров по пересечённой местности.

Где-то, на уровне лодыжек, жёсткие натёртости.

По видимым боковым сторонам стоп мозоли.

Пальцы ног тоже не в лучшем стоянии.

Отросшие до невозможности ногти на ногах довершали общий вид.

– Ой, гости! – радостно запрыгала на месте она, хлопая в ладоши. – У нас так давно не было гостей! А ты чей гость? К папеньке или к маменьке? Ой, а ты забавный! Ой, а ты с ружьём! А у папеньки тоже ружья есть, только он их запирает! А...

Бессвязный поток слов.

Куча вопросов, на которые и ответы, по сути своей, не нужны.

Полностью отсутствующий взгляд при нормальных живых глазах.

Чрезмерная жестикуляция.

И девчонка ни на миг не может стоять на месте смирно.

Или прыгает на носочках, или переминается с ноги на ногу, или, как вот сейчас, сорвалась с места и принялась наворачивать круги по залу, перепрыгивая из угла в угол, скача по креслам и то подбегая ко мне, то отбегая от меня.

– А я тут живу! – с безумным взглядом продолжала вещать девушка. – И все тут живут! И все вообще везде живут! Ведь это так здорово, когда все живы! И здоровы! И я тоже здорова, честно-честно! Правда-правда! Папенька с маменькой многих лекарей приводят, но меня никто не лечит! А коли не лечат, то и лечить нечего! Я здоровая, как и все! Ура!

«У мелкой не на месте крыша», – подумал я. – «В терминальной стадии синдром дефицита внимания и гиперактивности, в довесок ещё и реальное обессивно-компульсивное расстройство. Это многое объясняет... И почему Алина про сестру не говорила, и почему так распереживалась, когда услышала про сообщение от отца».

– А я «Мастер», – тихим ровным голосом отозвался я без особой надежды быть услышанным.

Девчонка так заливалась соловьиными трелями, что даже сбилась с дыхания.

Уличив момент, вклинился в бессвязный поток слов и хоть на несколько секунд, но стал для мелкой раздражителем, заставив обратить на себя внимание и перевести дух.

– И я твой гость. Мы к тебе приехали. Тут и сестрёнка твоя, Алина. Вы хорошо с ней ладите? Мы навестить тебя приехали.

– Ура! – тяжело дыша и не контролируя дыхание, воскликнула девушка, запрыгав на месте. – Мой гость! Мой гость! Мой гость! Я никогда не принимала гостей! Папенька с маменькой принимали, а я не принимала! Меня вообще уводят прочь, когда приходят гости. А я тоже хочу принимать гостей! Ура! Мой гость! Мой гость! Мой гость...!

«Ещё кроме внимания и памяти нет», – пронеслось в сознании. – «Запомнила только первую фразу, на ней акцентировалось, а остальное забыла тут же. Если вообще обратила на остальное внимание...».

– А тебя как зовут? – тихо спросил её. – А то как же... В гости приехал, а как хозяйку звать – не знаю.

– А я Злата! – не переставая прыгать на месте, выдала она. – А ты Мастер! Я запомнила! Мастер приехал к Злате! А я запомнила! Ура!

«Точно терминалочка»...

Девчонка выглядела очень юно.

В обычных земных условиях я бы не дал ей и шестнадцати лет, если бы не знал, что при СДВГ замедляется процесс взросления подросткового организма и люди часто «застревают» в юном возрасте.

Тело живёт, но внешность и уровень психического развития часто отстают от паспортного.

Не удивлюсь, если они с сестрой погодки или разница не превышает пары лет.

Личико-то юное, а вот трясущиеся в треморе пальчики и тыльные стороны ладоней говорят сами за себя: у девочки-подростка не будет таких убитых рук, чья кожа вся побита, обсушена и сморщена, будто ей не шестнадцать, а все тридцать.

Морщины ещё неглубокие, но уже достаточные, чтобы выдать истинный возраст владелицы.

Я потянулся к девчонке, взял её за руку и посадил себе на колени.

Злата расплылась в улыбке, и радостно прильнула ко мне, обняв за шею, несколько позволял надетый на меня «плитник», но её хватило буквально на три секунды.

Девушка подскочила и опять начала наматывать круги вокруг зала.

Так и подтвердился диагноз. Адская гиперактивность и ОКР.

– А я помню, я помню! – радостно запрыгала Злата, подскочив ко мне. – Папенька с маменькой всегда гостям имение показывают! Я тоже гостю имение покажу! Ко мне гость приехал! Пойдём-пойдём-пойдём, я всё-всё-всё покажу...!

Девчонка расплылась в блаженной безумной улыбке и потянула меня за руку.

***

Алина мчалась наверх, к родительским кабинетам, не разбирая дороги: пару раз по пути чуть не столкнулась с домашней прислугой и бойцом службы собственной безопасности.

Такие мелочи её не волновали от слова никак.

Сейчас все её мысли были заняты только сестрой и её состоянием.

– Папа! – девушка без стука вломилась в кабинет отца, Святогора Тихомировича, чуть не вынеся с петель дверь. – Мама!!!

Оба родителя обнаружились в креслах отцовского кабинета, сидящими в полнейшей тишине и тщетно пытающимися абстрагироваться от окружения.

И оба выглядели прескверно.

На лицах что одного, что другой следы месячных недосыпаний и еле живые взгляды: в глазах едва-едва теплится хоть какая-то тяга к жизни, вывозимая на последних морально-волевых.

У них ещё осталось что-то, что держит их и заставляет бороться, но сил на это уже не осталось.

Дочь бросилась к матери и припала на колено рядом с её креслом.

– Матушка! Я... Что случилось?! Где Злата? Что происходит?! Что...?!

Девушка осеклась, когда оба родителя с силой поморщились.

– Алина, дочь моя..., – проронил бессильно отец. – Прошу тебя, не голоси. Нам с вашей матерью и сестры хватает. У нас головы раскалываются так, что хоть в петлю лезь. Уже ничего не помогает.

Но вопроса действительного тайного советника это не сняло.

– Со Златой всё в порядке..., – тихо проронила мать, Яна Истиславовна. – Насколько может быть в порядке ребёнок, переставший отзываться на своё имя и не всегда узнающий своих родителей...

Алина побледнела и в неподдельно ужасе прикрыла ладонями рот. На глазах старшей сестры навернулись крупные градины слёз.

– Перед твоим приездом убыл один из приезжих лекарей, – выдохнул отец, уронив голову на руки. – Осмотрел Злату, но ничего не смог поделать. Сказал, что болезнь зашла слишком далеко и лучшее, что мы можем сделать – отдать Злату... в дом милосердия.

Слезы ручьями полились по щекам девушки.

– Как же так..., – дрожащим голосом выдавила из себя Алина. – Я же... Ещё месяц назад... Она просто была слегка не в себе...!

– На днях она с упоением рассказывала всем, что у неё есть сестра, которая скоро станет руководить Тайной Канцелярией..., – едва слышно прошептала мать. – Но при этом... Даже не узнала тебя по фотокарточке...

– Н-н-нет...!

Алина в бессильной злобе уткнулась в руку матери и тихо, но надрывно зарыдала.

Отец молча поднялся с кресла и отошёл до своего стола.

Налил с графина два стакана воды.

В каждый влил по десять капель сильнодействующего настоя успокаивающих трав, чей флакон стоял рядом с питьём как дежурное средство.

Родителям помогал уже так себе, но на молодой, ещё не привыкший к его работе организм Алины мог и подействовать.

Подал один жене, а второй, с силой отслонив от кресла дочь, вложил ей в трясущуюся от истерики руку.

Помог выпить, пусть это и заняло немало времени.

Девушка чуть не пролила снадобье мимо рта, настолько сильным для неё было потрясение.

– Потому я и ходатайствовал перед твоим руководством о предоставлении отпуска домой, – устало проронил Святогор. – Мы не знаем, что теперь делать. Уже который лекарь по счёту говорит нам, что дальше будет только хуже, и всё, что мы можем, это поддерживать жизнь тела при угасающем разуме. Мы больше не можем сдерживать её приступы, когда она начинает крушить дом. Они становятся всё агрессивнее. Почти полностью пропал сон. Почти ничего не ест. А от её постоянных словесных излияний и криков, которые не прекращаются ни днём, ни ночью... Вслед за ней сойдём с ума и мы. Вероятно, нам... стоит... попрощаться с Златой, пока ещё... есть такая возможность.

Алина могла только бессильно скулить и выть.

Единственная, любимая младшая сестра, в которой девушка сызмальства души не чаяла.

И за каких-то несколько лет из проблемного подростка, которая имела откровенные, но всё ещё приемлемые задержки в развитии, угасла до состояния маленького ребёнка, не способного контролировать свои действия.

Теперь Злата и родных не узнаёт.

И поделать с этим хоть что-то не может никто.

На то, чтобы успокоить старшую дочь, ушло порядочно времени, сил и болезненных ощущений.

Родители девушек уже давно страдали от непрекращающихся головных болей, и острая реакция следовала незамедлительно на любой громкий звук.

Плач дочери не стал исключением из правила.

Но спустя время Алина выплакалась и подействовали травы.

Наследница семьи стала спокойнее и ограничивалась редкими всхлипываниями.

Истерика если не прошла, то существенно ослабла.

Хотя бы, старшая дочь смогла стоять на ногах самостоятельно.

– Мне невероятно тяжело дастся решение распрощаться с Златой, – проронил отец семейства. – Мы можем содержать её бессрочно долго. В пище и питье она не испытывает недостатка, а трат на увеселение с развлечениями нет вовсе. Ей не нужны дорогие платья и наряды. Даже то, что в приступах она крушит всё, не прибитое к полу, мы можем перенести. Но её безумный голос, не умолкающий ни на миг... Она может проснуться среди ночи и начать бегать, кричать... Попытки запереть только усугубляют и провоцируют новые приступы, в которых она вредит себе ещё больше. Мы не можем вечно держать подле неё служанок... да и какая служанка справится с ней? Как и в тебе, в Злате нет Силы... Но я поражаюсь, как в её тщедушном тельце помещается столько энергии. Мы не можем сдерживать её дольше. У нас кончаются и физические силы, и душевные. Мы должны... принять... тяжёлое решение. Иначе отправимся в дом милосердия вслед за Златой.

– Я не могу этого так принять..., – дрожащим голосом, но уже твёрдо мысля, отозвалась Алина. – Неужели моего жалования не хватает на оплату услуг лекарей?

– Деньги не имеют значения, – тихо проронила мать. – Для вас нам с отцом ничего не жалко. Но мы обошли всех известных врачевателей душ в окрестных губерниях. Дали молву, что ищем их и в южных, и в западных, и в северных, и в восточных весях. Наши люди объехали всё от Северного моря до Урала и от западных границ Империи до южных. Боюсь, что в государстве просто не осталось учёных мужей, кто смог бы нам помочь. Увы, человек не всесилен...

– Тогда я пойду за границу Империи! - выдавила старшая дочь. – Не верю, чтоб во всём мире не было никого, кто не справился бы с душевной хворью! Наверняка есть кто-то! Я к Императору пойду!

Отец вздохнул, тяжело опускаясь в кресло.

– Увы, дочка. У Великого Императора Всероссийского, да благословит Господь его правление, мы уже были. Даже невзирая на нашу принадлежность к роду Бериславских, он не смог удовлетворить наше прошение. При Дворе нет настолько сильных лекарей и врачевателей.

Алина запрокинула головку к потолку и попыталась подавить новую волну плача, которая порывалась покинуть грудь девушки.

– Я этого так не оставлю..., – прохрипела она. – Должен быть способ... Я не верю, что его нет...

– Даже твой великий предок Берислав не знает способа, – вздохнула Яна. – На днях Злате исполнится восемнадцать зим. И девять из них мы боролись с её... блаженством. За это время он так и не смог найти решение.

– Значит, искать его дальше буду я.

– Врачевания требуют филигранного владение Силой, – мягко возразила Алине родительница. – Вы с сестрой... унаследовали от меня бессилие.

– Я – Бериславская! – горько ухмыльнулась девушка. – Меня это не остановило. Отныне мне подвластна Сила.

Родители с недоумением воззрились на горделиво выкатившую грудь колесом дочь, что за двадцать лет жизни не была замечена в тяге к пустому бахвальству или изложению не подкреплённых чем бы то ни было фактов.

– И я сейчас не про камни-накопители говорю, – добила их Алина. – Мой накопитель принял Силу. Спустя двадцать лет от моего рождения.

Отец с матерью переглянулись.

Случаи, когда неодарённые Силой люди пробуждали в себе возможность пользоваться ею редки до безумия.

За всю историю буквально несколько десятков таких было известно, и все они находились под пристальным контролем для изучения.

Но до сих пор учёные мужи не сумели разгадать всех тайн инициализации.

Если человек рождался без доступа к Силе, то это считалось пожизненным приговором.

Теперь же старшая дочь семьи развеяла этот постулат, сама встав на одну ступень с легендами, поправшими бессилие.

– Такими вещами, обычно, не шутят, – выдохнул отец. – Ты утверждаешь, что отныне свободно прибегаешь к Силе без помощи артефактов?

Вместо ответа разноглазка молча кивнула.

– Вот как..., – мать расслабилась в кресле и прикрыла глаза. – Хоть кто-то не будет пожизненно расплачиваться за огрехи своей матери...

– То, что ты родилась без Силы и не передала нам её благодать – не твоя вина, матушка, – отрезала Алина.

– Но, как это возможно? – спросил глава семьи. – Это же не случилось в одночасье и вдруг?

– Можно сказать и так. Дедушка Берислав считает, что это могло быть следствием... одного моего... союза...

Разговор затянулся, покуда старшая дочь посвящала родителей в переплёты своей службы и последней прошедшей недели.

***

Гиперактивная девчонка успела утянуть меня на второй этаж, где застряла по пути к третьему.

С концентрацией внимания и исполнением стоящих задач проблемы такие же, как и с кукухой.

Сначала Злата потянула меня на третий этаж, что об оттуда показать шикарные виды на приусадебные земли.

Потом, пока шли, зашёл разговор (точнее, монолог) о красоте и уюте дома, и девочка загорелась отвести меня в библиотеку, где всегда тихо, никого нет и можно вдоволь наговориться с любящими отдыхать там кошками.

Но по пути наткнулась на второй этаж, который завладел вниманием Бериславской-младшей, и юная путеводительница повела меня по нему, потому что захотела показать аквариумных рыбок в тамошней гостиной.

По пути наткнулась на свою детскую комнату, из которой так и не выросла, и буквально волоком затащила за руку.

И всё это под ни на миг не утихающие россказни, словесные потоки и порой бессвязный бред, никак не желающий останавливаться.

– ...а это моя комната! – радостно вещала, как заведённое радио, Злата, уже забывшая и про красочные виды с третьего этажа, и про библиотеку, и про котов, и про рыбок. – Я тут живу! У меня очень уютно! Правда ведь, уютно? Мне папенька сам комнату делал! Представляешь? Он хоть боярин, и его деревня столицу кормит, а сам руками всё сделал! И кроватку! И столик! И стульчик! И комодик! И всё-всё-всё! У меня самый лучший папенька, я так его люблю...!

Затруднительно поверить в то, что боярин Бериславский самостоятельно изготавливал ту же кровать.

На её ножках и стойках от балдахина видны станочные резы от художественного оформления: вензели, завитушки, прочие украшательства.

Слишком трудоёмко для ручной работы, если только у отца девочек не нашлось несколько недель свободного времени или деревообрабатывающего станка в подвале.

Но вот конечную, финишную сборку в исполнении Бериславского допускаю.

Что, рукастый мужик кровать сам не соберёт, даже при отсутствии шуруповёрта?

Молоток, гвозди, и готово.

– А пологи мне маменька шила! – продолжала свой вещание Злата. – И занавесочки! И платьица! И одеяльца! Я так люблю свою маменьку! Она у меня одна-единственная, и другой такой нету!

Тут на глаза девушке попалась мягкая игрушка в виде некоей помеси медведя и диплодока, которого трахнул мегалодон. Девчонка схватилась за плюшевую милоту и буквально ткнула в меня ею.

– А это мне сестричка сделала! – захлёбываясь словами, неугомонная Злата вещала сплошным потоком. – Сама-сама делала! А ещё мне делали украшения... Смотри, у меня есть украшения!

– Да..., – тихо проронил я спокойным ровным голосом. – Красиво. И уютно. У твоей семьи получается делать красивые и уютные вещи.

– Тебе правда нравится?! – Злата восхитилась и буквально засияла. – А смотри, какие украшения они мне давали!

Девчонка ринулась к комодику, мелодично перебирая и выдвигая его многочисленные ящички в псевдо-случайном порядке.

Пока Злата, подпрыгивая и переминаясь с ноги на ногу, с тремором в пальцах рук рылась в своих запасах, я перевёл дух.

Жёстко, конечно...

Если на меня такой шквал энергии обрушился буквально за пять минут, то страшно подумать, через что прошли домашние.

Такие состояния не начинаются вдруг и не лечатся за две недели.

Они живут с этим месяцы, если не годы.

Краем глаза заметил, как за моей спиной у приоткрытой двери в комнату Златы появились две девушки примерно её возраста с влажными от слёз глазами.

Обе в аккуратных, выбеленных, выглаженных сарафанах до середины бедра.

У одной в тщетной попытке сдержать плач кривятся губки.

Девушки одеты примерно также, как и те, которых мы видели при Кате и Насте, что прикрывали Морозову Ветрану.

Это тут типа формы горничных?

Не то помощницы, не то служанки, не то ещё какие сенные девки.

– Молодой господин...! – буквально одними губами прошептала одна из них. – Простите, что молодая госпожа вам докучает...! Прошу, не гневайтесь на неё... Она не ведает, что творит...!

Я украдкой наклонился к девушке и прошептал так тихо, как мог:

– Пока Алина занята, мне удаётся отвлекать Злату на себя. Сейчас она занята мной, поэтому попрошу кого-нибудь из вас быть поблизости. Мне может понадобиться ваша помощь. Я впервые в этом доме и не знаю, где тут что и как.

И выпрямился как ни в чём ни бывало.

Девушка дрожащей рукой и с кривящимися губами осенила меня крёстным знамением.

– Храни вас Господь, молодой господин...

Вместе с тем радио продолжало работу на полную катушку и перерыва на обед не предвиделось.

Злата докопалась до давно неиспользуемых запасов бижутерии и россыпью развалила её на комоде, успев показать сама себе и, видимо, посчитав, что я тоже успел проникнуться обилием брошей, колье, колец, диадем и подвесок.

Если бы я ещё хоть сколько-нибудь разбирался в ювелирном.

Я ж нержавеющую сталь от радированного золота не отличу!

– Ой, а платьишки! – воскликнула Злата, на которую внезапно снизошло озарение. – Мне ж ещё и платьишки шили!

Девушка одним прыжком оказалась возле высокого массивного шкафа, с трудом и не с первого раза открыв дверцу в правильном направлении.

– А ещё у меня есть шубки! – вещала она, доставая, почему-то, с вешалки платье. – Смотри, какая шубка!

И приложила однотонное атласное платье к себе, будто презентовала себя в нём.

Всё что я успел заметить – платье относительно короткое (видимо, шилось, когда Злата была ещё меньше ростом) и очень лёгкое, явно летнее.

Точно не для прохладных осенне-весенних вечеров и не для выездных зимних балов.

– А вот это...!

Предыдущее оказалось сброшено на кровать, полностью игнорируя россыпью разваленные украшения на комоде.

– А вот такое...! Ой.

Злата выхватила из шкафа вешалку с довольно опрятным ситцевым сарафаном.

Даже без примерки видно, что он оставлял открытыми плечи и руки, но довольно высоко закрывал спину и грудь.

Жёсткость в области талии давало некое подобие корсета, а общий силуэт напоминал слабовыраженные песочные часы.

– А эта мне нравится...! – слегка растерянно и даже с каким-то удивлением в голосе проронила девушка, будто бы сделала для себя открытие.

И, выронила из рук вешалку, даже не потрудившись положить платье на кровать или повесить в шкаф, бросив его прямо на пол.

С природной пластичностью и грацией, свойственной самым благородным и гибким представителям семейства кошачьих, принялась разоблачаться, буквально в одно движение выскользнув из своего сарафана.

Полностью игнорируя присутствие кого бы то ни было.

И если наличие своих служанок можно было оправдать своим положением и их должностными обязанностями, то за какие такие заслуги перед Отечеством мне был презентован этот стриптиз – осталось тайной, покрытой предвечным мраком.

Вероятно, находясь в своём безумном мирке, Злата полностью отказалась или оказалась отлучена от хоть каких бы то ни было моральных ценностей, воспитания, стеснения или стыда.

Побитый жизнью предмет гардероба чрезвычайно контрастировал по запасы прочности с новым платьем, которое если и надевали, то буквально несколько раз.

А вот то, что я увидел под сарафаном, не могло мне понравиться от слова «вообще никак».

– Это, бл9ть, что ещё такое..., – вырвалось у меня неожиданно даже для самого себя.

Не говоря уже про окружающих.

От моего голоса замерли, как вкопанные, обе девушки, что ринулись помогать раздевающейся госпоже, а сама Злата завертелась на месте в поисках этого самого «бл9ть»:

– Где?