Наконец-то руководитель ячейки синдиката Соколов Лев Гостомыслович по прозвищу «Филин» смог сопоставить воедино картину, повергшую его в недоумение.
Допустить можно всякое. Ошиблись, не рассчитали, вмешался неучтённый фактор. Ладно, просчитался отдел планирования. Хорошо, недоглядел отдел разведывания. Ещё можно принять, что наступил форс-мажор… Но чтоб больше шестидесяти бойцов не справились с тремя детьми и их отчим домом? Провала позорнее не знал ещё весь синдикат.
Перед «Филином» в его кабинете стоял тайный соглядатай, одетый как простой погонщик лошади. Никакой боевой формы, никаких вычурных камзолов или лихих головных уборов с киверами. Простые мужицкие сапоги из кожи, штаны из мешковины и рубаха-косоворотка с меховой жилеткой поверх последней: ночи тут ещё довольно прохладные.
А ночью действо и происходило.
– ...так о том вся Тайная Канцелярия судачит, – сообщил шпион, по привычке поглаживая бороду, отращённую для пущей легенды. – Что, мол, дескать, пришлый воин раскидал что одних, что других. И он же пленил нашего связного, спустив его в подвалы Канцелярии. Огневым ударным из дружины Воеводина не повезло: семерых одним ударом. Дружина Пестовского также наткнулась на него, почему и лишилась преимущества и тяжёлой самоходки. Какова бы ни была возведённая «Твердыня», тот стрелок пробивал её, будто той и не было.
Лев Гостомыслович наморщил лоб.
– Чем таким был вооружён тот воин, что положил шесть десятков бойцов? Плевать на щиты. Против стрелецкого ружья они и впрямь не сильно полезны. Но шесть десятков...
– Доподлинно неизвестно. Однако смежное направление сообщило, что морозовские пушкари изучают гильзы от ружья того стрелка. Да попутно изрыгают брань со сквернословием оттого, что повторить такого не могут.
А вот это заставило бывшего офицера Имперской Армии принять услышанное во внимание и пометить цель как приоритетную.
Если оружейных дел мастера лучшей в Империи мануфактуры не в состоянии воспроизвести трофей, значит, его сложность лежит за гранью из понимания. Неужели иноземный наймит с иностранным орудием? Идея не противоречивая. В рядах того же синдиката хватает заморских искателей приключений. Но, если так, то его необходимо снабжать. Откуда он берёт боепитание для своего ружья? Регулярные поставки? Или кто-то ему производит на месте?
Как бы то ни было, но цель приоритетна до невозможности. Если один ратник заставил сложить буйные головы несколько десятков бойцов, такой перевес в силе нельзя оставлять без присмотра. Он или должен заключить пакт с синдикатом, чем усилит и без того неслабые позиции ячейки, или обязан успокоиться с миром по принципу «ни себе, ни людям».
– Известно, где сейчас тот воин?
– В последний раз был замечен в бывшей деревне бабки Балаши́хи. Как бабка Балаши́ха преставилась, так там стал род Бериславских заправлять.
«Филин» размеренно постучал пальцами по столешнице.
– Вот что, – принял решение он. – Возьмите кого-нибудь из наших подсадных уток. Пусть он трижды сильный воин, но он мужик со своими потребностями. Сыграйте на этом. Пусть под видом путаны утка попробует выйти с ним на контакт и предложит сделку. Он должен подписать контракт с нами во что бы то ни стало. Ежели откажется – то и царство ему тогда небесное. До тех пор – держать под наблюдением всю деревню и дом, где остановился. Выяснили, чей?
– Семья Бериславских, – сообщил собеседник. – Из одноименного рода.
– Бериславские..., – чуть нахмурился начальник, напрягая память. – Из бывшей деревни бабки Балаши́хи... Это ли не те, у кого младшая дочь не в своём уме, а старшая - при Тайной Канцелярии?
– Исключительно да.
– Час от часу не легче..., – вздохнул руководитель. – Как чувствовал, что не надо было заключать этот контракт. Будто само Небо против, чтоб мы выполнили его...
Дальнейшее нагнетание обстановки грозит серьёзными проблемами всем. Что визит Канцелярии по душу синдиката лишь вопрос времени, никто даже не ставит под сомнение. Их люди очень рьяно обследовали имение Морозовых после неудачного покушения и уже знают, кто стоит за нападением. Ещё несколько дней есть: канцеляристы не бешеные псы, чтоб без подготовки лезть на штурм логовища. Но если провалится ещё и следующий шаг...
– Что до предыдущих целей? – поинтересовался соглядатай. – Все заказанные ещё живы. Наша репутация грозит изрядно намокнуть.
– По ним, – дал указание хозяин кабинета. – На несколько дней залегаем на дно. Как докладывают, Морозовы планируют учинить празднество по случаю спасения своей старшей дочери. По предварительным данным, будет приглашён некий гридь, оказавшись немыслимую ратную подмогу. Если картина складывается, то это он и есть. Когда все соберутся вместе, то в разгар гуляний и накроем разом.
Что делать с целями – вопрос простой. Контракт у этих людей далеко не первый, все действия и их последовательности отработаны до автоматизма. Но вот что делать с узлом связи?
Никто не может дать никаких пояснений произошедшему. Если исчезновение радиста можно объяснить чем угодно, то как объяснить его местоположение в застенках Тайной Канцелярии? Кто и как мог захватить радиста, да так, что никто ничего не слышал и не видел? И даже, если была произведена акция захвата, то куда делось всё оборудование из узла связи? Не осталось вообще ничего, что могло бы принимать или передавать радиосообщения. За какое-то немыслимо короткое время кто-то умудрился выкрасть специалиста по дальней связи и его оснащение. Но как это можно было сделать? Переданные соглядатаем сведения, в том числе слухи, приписывают сии деяния рекомому воину, о котором и шла речь. Но как ему это удалось?!
В сухом остатке ячейка синдиката осталась без устойчивой радиосвязи.
***
Я ни разу не ювелир. Самая ювелирная работа, которую выполнял – это выправлял согнутое серебряное кольцо. И то вернул ему лишь округлую форму: на внешней стороне изделия осталась масса следов от ударов молоточком. Так что из меня драгоценщик как из шлюхи станочник-универсал.
Но не мытьём, так катанием, невзирая на помехи со стороны неудержимо скачущей, мечущейся и лезущей под руку Златы, а минут через несколько обмываний, чисток и полирований мамин подарок был торжественно вручён девушке, воссиявшей ярче солнца. Собственноручно надел его на тоненькую шейку и соединил любопытнейший замочек, состоявший из двух пластинок золотого цвета, однако показавшим способность довольно плотно прикрепляться друг к другу, будто магниты.
Радости Бериславской-младшей не было предела. Эмоции фонтанировали через край. В припадке счастья, граничащим с экстазом, девушка прыгала и вешалась то на шею мне, то мимо проходящим бойцам родовой гвардии, в голос оповещая всех встречных-поперечных о таком знаменательном событии, как обретение утерянной реликвии.
А бериславские парни реально красавы. Знают и видят, что девчонка откровенно не в себе и не дружит с чайником, но всё равно ведут себя максимально как будто ничего такого и не происходит. Учтиво, корректно, не сторонятся аки прокажённой. Подумаешь, поехавшая девочка? Мало ли их таких? И что, что хозяйская дочка? Подумаешь, блаженная...
Так незаметно прошла вся первая половина дня до обеда, который тут подали в районе трёх часов дня. Беготня, скачки, неугомонная гиперактивность... Зато в доме царила по-настоящему эталонная тишина. Что, вообще-то, и было моей целью на сегодня.
Как я понял, семья Бериславских не делала жёстких различий между боярским и крестьянским сословиями. Прислуга ела за одним столом с хозяевами, пользовалась такими же приборами, руководствовалась теми же правилами поведения. Ничто не указывало, что к слугам тут относятся как к существам второго-третьего сорта. Пока что рано говорить, повсеместно ли такое отношение или же этим выделяются отдельные семьи/рода/губернии.
После еды, которую общими усилиями удалось дать Злате, девушка стала чуть менее бурной: после хорошего плотного обеда с сочным жирненьким мясцом её ожидаемо (да и меня тоже, если честно) начало клонить в сон. Но вот спать нам сейчас категорически нельзя. Если Злата вырубится днём, ночью может опять вскочить, выспавшись, и начать шуметь. Нам любой ценой надо продержаться до ночи. Любой ценой...
В беготне прошла и вторая половина дня.
Пусть за ужином, как и за обедом, Злату кормила Даша, но Бериславская-младшая всё равно умудрилась малость запачкать мордашку. Прям маленький ребёнок, не иначе...
После ужина Даша со Светой увлекли свою юную госпожу умываться и приводить её в порядок, остальные же домашние остались в общей столовой дожидаться её возвращения.
Только девушки ушли, как сидевшая рядом со мной за столом Алина наклонилась ко мне и уронила на моё плечо головку, тяжело вздохнув.
– Что же, дорогой Александр Александрович, – тихо спросила Яна Истиславовна. – Не утомились вы с нашей тихоней?
В каком ключе упомянута была «тихоня» – непонятно. Абсолютно очевидно, что это чёрный сарказм, взращённый на отстранённом нигилизме. Но также очевидно, что этим мать никоим образом не пыталась как-то очернить свою младшую дочь, бросить на неё какую-то тень или иначе принизить Злату. Просто назвала немного буйную девушку тихоней, но сделала это с такой интонацией, будто назвала вещи своими именами. Ни намёка на шутку, сарказм или подколку.
– Не больше, чем вы за эти годы, – отозвался я. – Поверьте мне, беготня в ближнем бою по руинам разрушенных домов и залитым водой траншеям расходует куда больше сил. Но скрывать не буду: Злата их тоже требует в количестве.
– Возможно, не стоило взваливать на себя столь тяжкое бремя? – осведомился Святогор Тихомирович. – Стойкость вашего духа поражает, но не загоняйте себя сверх меры.
– Премного благодарю, – кивнул ему в ответ. – Как понадобится – обязательно сообщу, чтоб передать Злату из рук в руки.
И только после ужина, который случился ближе к восьми вечера, Злата не выдержала и отрубилась, едва успев принять третью дозу психотропных препаратов и первый раз выпить снотворное.
Воспользовавшись полным покоем уснувшей сном младенца беспокойной больной, мы с Дашей и Светой получили возможность сменить повязку на боку девушки и обработать повреждения на ногах. Ожидаемо, за целый день бинты на стопах не выдержали и разорвались, но большую часть своей работы выполнили. Надо что-то придумать с обувью. Или какой-нибудь чехол по типу чуни сшить, или просто обувь на размер-два больше...
Появилось стойкое желание выписать себе оплеуху уже реальную. Думал, мозги начали нормально работать после «прилёта», но оказалось, что это было лишь мимолётное просветление.
Ортопедическую обувь кто изобрёл и на хрена? Чисто машинально и на опыте выполняю перевязку практически любой раны, а тут не додумался пошевелить извилинами. Есть же обувь, надеваемая как чехол на поражённую конечность, и этим же чехлом, по сути, и являющаяся! Мне рыбчиком метнуться до аптеки и обратно – дело меньше часа! Или сшить такие черевички самому. Допустим, из плотной шкуры. Животноводством занимаемся? Значит, меха в наличии. Урвать две кроличьи шкурки можно, ни от кого не убудет. Но быстрее и проще, конечно, через аптеку.
Как только закончили с перевязкой (Злата уснула так крепко, что даже не реагировала на наши действия), состоялся короткий разговор с помощницами, закреплёнными за девушкой.
– Девчат, – тихо позвал я Дашу и Свету.
Обе повернулись ко мне.
Жестом поманил обеих на выход из комнаты Златы, где уже спала Бериславская-младшая.
В коридоре продолжили, когда девушки закрыли за собой дверь.
– Что-то случилось, молодой господин? – тихо поинтересовалась Света.
– Спасибо вам больше, – первым делом поблагодарил их. – Без вашей помощи исполнить задуманное было бы крайне затруднительно.
На мордашках обеих помощниц промелькнула тень растерянности. Небось, думали, что их сейчас чем-то озадачат, а их вызвали на разговор чисто поблагодарить. Затроили.
– Не стоит, молодой господин, – неуверенно отозвалась Даша. – Это же наша работа.
– С которой вы справляетесь замечательно, – подтвердил я. – Особенно, если учесть, что вы не обучены уходу за душевно больными. Молодцы. Но есть один момент, на который я должен вам указать. Это прошедшая ночь и ваше дежурство у постели Златы.
Обе девушки резко покраснели. И было, отчего. Их оставили присматривать за больной, а они уснули, причём одновременно. В условиях войны – залёт смертельный. В текущих реалиях глаза закрыть можно.
– У вас было две ошибки. На самом деле больше, но акцентировать ваше внимание хочу на двух. Во-первых, вы обе уснули на посту. В этом нет ничего осудительного. Вы обе – молодые и очень красивые девушки, на долю которых выпала недобрая чаша...
Ох, ты ж, етишкин портсигар! Только что обе служанки краснели от стыда за проступок, а теперь краснеют от простого девичьего смущения, стараясь отвести взгляды! Это их легко в краску, вогнать, что ли?!
– ...потому всё понятно. У вас нет сил. Вы устали. Ночью тихо. Вы уснули. Но сделали это вдвоём, когда вас попросили присмотреть за больной. Если устали настолько, что потребовался отдых – надо было ложиться спать по очереди, чтоб одна бодрствовала, исполняя поручение. Потом поменялись бы местами.
Обе девушки удивлённо вытянули личики. Только что их собирались разносить за косяк, а теперь ещё и науськивают, как косячить правильно. Когнитивный диссонанс словили девчули.
– Вторая ошибка – вы уснули как попало. И я сейчас даже не про одежду говорю, которую надо было снять. Вы помните, в каких позах отключились? Обе скукожились, как замороженные гусенички. Пока молодые, последствий можете и не заметить. Но как постарше станете – спина от такого «здрасьте» вам спасибо не скажет. Если нужен отдых – одна остаётся дежурить, вторая ложится в постель. Чтоб отдыхали и тело, и разум. Иначе в следующий раз мне придётся лечить вам защемление нерва или потянутые мышцы. Мне не трудно, я сделаю. Но зачем болеть, когда можно не болеть?
Служанки переглянулись, не понимая происходящего. Их ругают или учат не палиться на косяках?
– С-спасибо большое, молодой господин..., – чуть растерянно проронила Света. – Впредь такого, конечно, не повторится, но...
– …почему вас не ругаю? – хмыкнул я, закончив мысль за девушку.
Даша молча кивнула.
– А смысл? Нам с вами работать дальше. Не день, не неделю и даже не месяц. На одном только страхе отношения не построишь. Если сейчас вздёрну вас так, что о пощаде взмолитесь, вы меня только бояться и сторониться начнёте. А нам ещё работать в обстановке, требующей предельного доверия друг к другу. Вы нужны мне живыми, здоровыми, полными сил и готовыми исполнить поручение, которое приблизит выздоровление Златы. А если шугаться меня начнёте... Ни о какой слаженности в работе не может быть и речи. Конечно, это не повод сыпать огрехами как из рога изобилия. Но на некоторые мелочи нет смысла исходить истерикой, будто случился конец света.
***
Заваливаясь на ночь в комнату Алины, я застал девушку в кромешном мраке с выключенными светильниками в помещении. О том, что в спальне разноглазки кто-то есть, можно было судить лишь по низкорослому девичьему силуэту возле окна с раздвинутыми шторами, из-за которого пробивался свет двух лун на небосводе и нескольких уличных фонарей на участке имения. Этого хватило, чтоб мне удавалось различить сравнительно крупные предметы в потёмках. А заниматься мелким ремонтом или читать/писать на ночь глядя всё равно не собирался.
Зашёл. Прикрыл за собой дверь в комнату. Окинул мизансцену взглядом и понял, что свет сейчас лучше не включать. Зачем-то Алина оставила его потушенным.
На какое-то время я замер, поймав себя на мысли, что наслаждаюсь точёной фигуркой разноглазки, вставшей напротив окна. Бериславская-старшая уже избавилась от повседневной одежды, и, судя по витавшему в комнате тонкому аромату душистого банного мыла, даже приняла душ. Очертания её тела чуть разбивал короткий ночной халатик.
Тишина затянулась. Я бы так и стоял возле двери, наслаждаясь зрелищем, если бы молчание не прервал голос Алины.
– Почти десять лет стены этого дома не слышали такой умиротворённой тишины…, – проронила девушка. – Уже не помню, когда в последний раз засыпала тут в покое… Сегодня было тихо… почти как в отрочестве…
Не надо быть великим провидцем или иметь академическое звание учёного мужа, чтобы понять: камень в мой огород. Ведь, по сути, моим стараниям благодаря у домашних этого имения появилась возможность хоть немного перевести дух. Со Златой в дом мы заходили лишь дважды, и то на приём пищи.
Я стянул с себя боевую рубашку и сбросил её на свободный стул. Какими бы шикарными влагоотводящими свойствами ни обладала её ткань, но спать лучше без неё. И кожа дышит, и вообще комфортней.
– Ты невероятна, – отозвался в темноту. – При знакомстве меня одолевали самые разнообразные чувства в отношении тебя. Главным из которых было «Ого! Да у этой девчонки мозги варят! Она при эполетах и чине, она достойна, чтоб её уважать!». Но мне и в мыслях не могло прийти, что ты половину своей сознательной жизни терпишь такой ад день за днём. Добиться чина и погон? Это любой дурак может. Этим половина армейских занимается. Но добиться этого, когда за спиной в доме творится кавардак и все силы уходят на поддержание семьи на плаву… Ты невероятна.
– Моей заслуги тут немного, – произнесла Бериславская. – Всё, что я могла, это поступить под крыло Тайной Канцелярии и вносить жалование в лечение Златы. Всё без толку…
– Не без толку.
Я подошёл к девушке сзади и обнял её, прижав к себе.
От её волос шёл незнакомый, но очень приятный запах чего-то, похожего на цветы или луговые травы. Такого аромата ещё не слышал. Но от него хотелось зарыться в волосы разноглазки, старательно вымытые и расчёсанные.
– Ты помогла сестре продержаться. Не будь твоих усилий – и мои уже не помогли бы. Некому было бы помогать. Ты тянула на себе лямку бурлака, даже не подозревая, что её невозможно вытянуть. Просто тянула и вытягивала, вопреки всему. Этим выиграла время до моего, почти случайного, появления. А сегодня, оставив все дела, помогала семье и родителям по дому, как ответственная и любящая дочь. Крайне редко кому-то удаётся добиться уважения в моих глазах. Это требует дюжих усилий. Ну, или необходимо сотворить что-то эдакое. Ты же… просто невероятна. Потому не кори себя. Ты сделала всё, что могла в своей ситуации. Остальное беру на себя.
Ручка Алины нерешительно коснулась моей, обнимающей её сзади, будто бы боялась, что я отдёрну её или пресеку.
– И всё равно всю работу делаешь ты, – прошептала разноглазка. – Распознал недуг. Раздобыл зелья. Увлекал Злату. Дал дому тишину.
– А ты дала мне сил всё это провернуть.
Всё моё тело почувствовало, как вздрогнула напарница.
– Я боец простой. Если вижу, что могу помочь – помогаю. В особенности, если это для меня необременительно. Но я по себе знаю, каково работать с соратниками, которых гложет что-то нехорошее дома. Даже если опустить, что от домашних невзгод у бойцов страдает эффективность действий… мне очень не понравилось видеть тебя такой, какой ты выбежала из кабинета Протопопова. Мне не нравится видеть слёзы в твоих красивых глазах… не нравится утирать их с твоих нежных щёк… Я не хочу, чтоб ты страдала из-за того, что страдают близкие тебе люди. Не могу обещать, что немедля исправлю всё, что тебя гнетёт. Но ради тебя, моя дорогая, я буду драться не только за тебя, но и за твоих людей.
Пальчики Алины крепко сжали мою руку.
– Ты слишком красочно излагаешь для наёмного дружинника. Ни один ратник даже дворянского происхождения так красиво не скажет. Но, почему-то, я хочу верить тебе, «Мастер»…
– А ты не хоти, – подсказал я. – Просто верь. И у нас с тобой всё получится. Бой предстоит тяжёлый. И мне понадобятся силы, чтобы выйти из него победителем. А ты отдохни от своих проблем и просто дай мне сил.
– Возьми их…, – едва слышно прошептала разноглазка. – Возьми… меня…
Абсолютно беззвучно развязался узелок на шёлковом пояске, обхватывающем Алину на её талии. Гладкая ткань халатика растеклась и безропотно спала с точёных плеч соратницы. Моя рука стала медленно опускаться сверху вниз по хрупкому тельцу девушки, заставляя её дышать глубже и чаще. Обняв другой рукой за грудь, отчётливо почувствовал, как начинает уходить в зашкал сердечко соратницы, с силой прокачивая кровь.
Наклонился к девушке и осторожно, стараясь не навредить, прикусил её ушко.
Алина шумно вдохнула и всей спиной вжалась в мой торс, крепко обхватив своими руками мои.
Тишину спальни Алины прервали её слова, едва слышно оброненные с придыханием.
– Молю тебя… не покидай… Ты нужен мне…!
Мягкое, нежное, но настойчивое давление заставило девушку опереться на подоконник и выгнуть спинку. Мои руки заскользили по телу партнёрши одними кончиками пальцев, заставляя девушку дрожать и постанывать.
Ярко светили две луны на небосводе чужого для меня мира. С улицы пробивался свет дежурных фонарей на территории имения. Действительный тайный советник первого класса Бериславская, на деле оказавшаяся простой беззащитной девчонкой Алиной, стояла у окна в своей не освещённой спальне, дрожа от нетерпения и взбираясь на вершину будоражащих ощущений.
– Прошу… умоляю, не томи…! Возьми…!
Между прочим, разноглазка довольно громкая, особенно когда находится на пике удовольствия. Не для того я даровал стенам этого дома тишину и покой днём, чтобы разорвать их ночью на сон грядущий. Если нам надо переключиться и выпустить пар, то делать это лучше не в комнате Алины, а в другом месте.
Вспышка телепортации от проброса Пути оповестила всех, кто мог бы видеть нас в тот миг, что мы не потревожим сон домочадцев имения. Сладкий голосок разноглазки будет раздаваться этой ночью в других местах.
***
Долгожданная ночь тишины опустилась на дом Бериславских неожиданно и мягко, как безмолвный полог. Многие уже и забыли, каково предаваться отдыху в тёмное время суток, не поднимаясь из-за криков или буйства неуравновешенного ребёнка. Но сейчас даже бойцы родовой гвардии, привыкшие к положению дел в имении, недоумённо взирали на стены охраняемого поместья, не видя в окнах ни единого источника света. Все спали крепким здоровым сном.
Спала чета Бериславских, закрывшись в своей спальне. Впервые за долгие годы супруга погрузилась в сон, а не в прерывистое забытьё, обняв мужа и уложив голову ему на плечо. Тот ещё какое-то время по привычке лежал, пока не подействовало принятое им снотворное от гостя, выжидая, не начнёт ли беспокоиться Злата, но и он последовал вслед за женой. Оба опробовали и снотворное, и обезболивающее.
Спала Злата, которой сняли дневное платье и сменили повязки. Принятые ею препараты начали действовать чуть раньше, чем могли бы, что обуславливалось низкой массой тела девушки и сравнительно (в пропорциональном сравнении) высокой дозой лекарств. Мощный транквилизатор осадил разбушевавшуюся нервную систему, снотворное погрузило больную в сон, который и без того был на подходе благодаря вымотавшему её гостю. Сегодняшний сон был уже более спокойный, чем даже вчерашний. Девушка по-прежнему ворочалась и дёргалась, но делала это уже менее резко и часто.
Спала прислуга, не поверившая в происходящее. В кои-то веки ночь – время отдыха – была предоставлена для отдыха, а не для усмирения буйствующей от бессонницы больной.
Старший помощник семьи Иннокентий, возлегая на сонный одр, избавил свои колени от непонятных на первый взгляд перевязей, выданных ему главой семейства, но с удивлением констатировал, что за сегодня колени и впрямь хрустели на порядок меньше. Болевые ощущения ещё докучали, но в гораздо меньшем количестве. Даже на кровать он сел, а не рухнул, как делал это обычно.
Даша и Света дежурили посменно, как и наставлял их гость семьи. Пока одна отсыпалась, другая слушала, не доносились ли из комнаты юной госпожи неуместные для неурочного времени звуки беспокойств. К превеликому удивлению и неописуемой радости, до самого утра всё было тихо и спокойно.
Марина, избавившись от дневного рабочего платья, без сил упала на свою кровать и почти сразу же покинула этот мир, убыв сознанием в мир сновидений. Ей на пару с Иннокентием выдалось немало дел, потребовавших от девушки большой самоотдачи. Эта ночь первая за очень долгое время, которая позволила отоспаться за все те бессонные сутки, что помощница работала на износ. Засыпая, молодая девушка успела осознать перед собой образ гостя, запечатлённый в памяти в тот момент, когда она столкнулась с ним в комнате молодой госпожи.
Даже силы родовой гвардии получили возможность спокойно нести службу по охране дома, не отвлекаясь на беспокойные шумы, по обыкновению производимые младшей дочерью семьи. Покой ночи не нарушало ничто.