Москва - столица

О ЧЕМ МОЛЧАТ СТЕНЫ

Соломония Сабурова — дочь боярина Юрия Константиновича. Ее выбрал себе в жены тогда еще будущий великий князь Василий III, когда получил от отца, Ивана III, долгожданное разрешение вступить в брак. Отец с разрешением не торопился — не хотел вносить раздора в разросшуюся семью. Любил и почитал вторую свою жену — Зою-Софью Палеолог, советовался во многих делах, в строительстве Кремля, но наследника видел в первенце от первой жены. С ним делился планами, его готовил к великокняжескому престолу. Даже к невестке, дочери молдавского правителя — господаря, был расположен как к родной. А когда умер сын, без колебания наметил своим преемником внука.

Византийская принцесса на вид смирилась с судьбой своего первенца Василия. То ли впрямь молчала, то ли не подавала вида при посторонних. Во всяком случае приближенные никакого недовольства не замечали. Великий посол из Италии А. Контарини запишет, что Иван III пожелал, чтобы он отдельно побывал на приеме у великой княгини, а «деспина» «обращалась ко мне с такими добрыми и учтивыми речами, какие только могли быть сказаны; она настоятельно просила передать ее приветствие светлейшей синьории (правительству Венеции); и я простился с ней».

А между тем в делах о наследстве оставила за собой «деспина» последнее слово. В 1502 г. еще недавно нежно любимая невестка великого князя молдаванка Елена Степановна Волошанка вместе с сыном Дмитрием оказывается в опале. Иван III отправляет их весной в заточение. Новым наследником провозглашается сын Зои-Софьи Фоминишны, 23-летний Василий. Провозглашается на редкость вовремя, потому что в апреле следующего года «деспины» не стало. Отчаянию вдового князя не было границ. Ивана III вскоре разбивает паралич, и он уже не в состоянии проводить завещанную ему покойницей политику, против которой были все бояре.

Вспыхивают в Москве и в Новгороде костры инквизиции, сжигавшие еретиков. Умирает «нужной» — насильственной смертью в заключении Елена Степановна Волошанка, главная их покровительница. Торопится себе найти невесту по собственному усмотрению наследник Василий Иванович, который хотел подчеркнуть свою связь с местной знатью и потому отказался от поисков жены среди иностранных принцесс. Княжен и боярышень было привезено в Москву на смотрины то ли 500, то ли 1,5 тысячи — мнения летописцев не совпадают. Только число не имело значения. Василий заранее знал, что свяжет себя со старым московским боярством — его выбор пал на Соломонию Сабурову.

Свадьбу сыграли 4 сентября 1505 г., а 27 октября умер Иван III. И снова удивительно вовремя, потому что перед концом начал вспоминать о всех своих сыновьях, приказывать Василию, чтобы никого не обошел уделами. Говорили — много ли в этом правды? — будто даже пожелал старик освободить внука и обратился к нему со словами: «Молю тебя, отпусти (прости) обиду, причиненную тебе, будь свободен и пользуйся своими правами». Какими именно? Уж не правом ли наследования великокняжеского престола?

Такое предположение возникает не только из-за того, что сразу после смерти отца Василий III, по словам летописца, «в железа (кандалы) племянника своего великого князя Дмитрея Ивановича закова и в полату тесну посади». Современники — историки С. Герберштейн и М. Стрыйковский утверждают, что расправа состоялась еще при жизни старого Ивана III, сразу после его разговора с внуком. Новый великий князь, слишком похожий по характеру на свою решительную матушку, не собирался рисковать. Через 3,5 года он окончательно расправится с опасным соперником. Дмитрий умрет в заточении, и тот же Герберштейн приводит существовавшие по поводу этой слишком ранней кончины разговоры: «Одни полагают, что он погиб от голода и холода, а по другим — он задохся от дыма». Второй способ был очень распространенным, потому что не оставлял видимых следов преступления.

Было нелегко с Иваном III и совсем непросто с его «деспиной». Средневековые нравы вообще не знали милосердия и сострадания. И все же даже для них нрав нового великого князя оказался полной неожиданностью. Василий III Иванович не искал советчиков, не допускал ни малейших возражений, в любом прекословии усматривал бунт против своих прав и подавлял всякое сопротивление железной, не знавшей снисхождения и минут слабости рукой. Попытался поспорить с ним Беклемишев и тут же лишился языка — лихое предупреждение для всех, кто решился судить великого князя.

Жестокий, грубый, особенно с родственниками, которых откровенно не хотел знать, Василий III был к тому же предельно и холодно расчетлив: с кем расправляться, с кем — несмотря ни на что — никаких ссор не затевать. Самые знатные и древние роды — Владимира Святого и литовского Гедимина — не знали обид от великого князя. И все время рядом с Василием — Соломония. Умная, деятельная, властная, мало чем уступавшая покойной свекрови. Брак великого князя мог считаться очень удачным, несмотря на бездетность.

Пелена Елены Волошанки. XV в.

Василий III. С немецкой гравюры XVI в.

Но отсутствие наследников до поры до времени не беспокоило Василия III. Найденный им выход представлял лишнюю защиту от ненавистных родственников и от враждебных бояр.

На Руси находился сын крымского хана Менгли Гирея царевич Кайдакул. С приходом к власти Василия III он захотел принять православие и был должным образом за свое желание вознагражден. После крещения великий князь выдал за него замуж свою сестру, а во время Псковского похода не только оставил местоблюстителем великокняжеского престола в Москве, но и назначил в завещании наследником. Для государственных интересов брак с сестрой великого князя был очень выгоден. Царевич Петр, как стали называть Кайдакула, считался одним из возможных претендентов на казанский престол. Обязанный своим благополучием Василию III, царевич Петр не мог ему изменить и вступить в переговоры с ненавидевшим «ново-крещена» боярством.

Пока под рукой оставался Петр, великокняжеская чета могла не тревожиться насчет собственных детей. Но преждевременная смерть татарского царевича все меняет. Василию III необходим наследник. Двадцать с лишним прожитых с Соломонией лет не оставляли надежды на появление потомства. Снова поднимают голоса сторонники развода великого князя с бесплодной княгиней, хотя сама она винит в семейных неудачах одного Василия. Соломонии и в голову не приходит, что боярам важны не ее дети, а возможность лишить великого князя ее умной и верной поддержки.

Для Василия нет тайн в подобных расчетах. И он колеблется, откладывает окончательное решение, не испытывает уверенности в его правильности. Если бы знать, если бы угадать... Развод с Соломонией означал ссору с другой частью московского боярства. Чтобы противостоять новым врагам, следовало опереться на достойных союзников. И великий князь находит их в лице литовских князей Глинских, известных всей Европе своей воинственностью, ратным мастерством и связями с коронованными особами. Брак с их родственницей означал династическое соединение с западнорусскими землями.

Внешнеполитических соображений было множество. Укрепить обращенный против великого князя литовского Сигизмунда русско-молдавский союз. Возобновить борьбу за наследие ханов Золотой Орды — Глинские вели свой род от ханов Большой Орды и самого чингизида Ахмата. Не последнее место занимала и мысль о более успешных переговорах со Священной Римской империей — император Максимилиан покровительствовал Михаилу Глинскому, который, в свою очередь, мог бы стать влиятельным и надежным опекуном еще не родившегося, но уже задуманного наследника Василия III. Теперь выбор московского князя остановился на княжне Елене Глинской.

И все же нерешительность не проходила. В мае 1524 г. в Москве начинается спешное строительство нового — Смоленского Новодевичьего монастыря. Обетного, потому что великий князь дал обет заложить его в случае успешного похода в смоленские земли. И скорее всего предназначавшегося для жительства отрешенной от мужа Соломонии. Ради быстроты строительства и неусыпного наблюдения за ним из Суздаля вызывается настоятельница суздальского Покровского монастыря с 18 монахинями. И хотя работы приближаются к концу, в 1524 г. Василий III еще совершает обычную осеннюю поездку по своим землям с Соломонией. Весной следующего года строительство закончилось, и почти одновременно великую княгиню постригли в монахини.

До последней минуты не верила Соломония перемене в своей судьбе, помыслить не могла о коварстве мужа, надеялась кого-то в чем-то убедить, хотя бы избежать монашеского клобука. Современник Ивана Грозного — князь Курбский так и будет писать, что Василий III постриг свою первую жену «не хотящу и не мыслящу ей о том». И напрасно кричала великая княгиня о насилии и предательстве под сводами Рождественского собора, который и сегодня стоит в стенах Рождественского монастыря, у самой Трубной площади. Напрасно срывала силой надеваемое на нее монашеское одеяние, билась в смертной тоске о каменные плиты под ударами плетей присутствовавших при насильственном постриге бояр.

Пир Василия III в селе Коломенское с митрополитом и боярами после освящения церкви Вознесения. Миниатюра Лицевого летописного свода. XVI в.

Пострижение Соломонии Сабуровой. Миниатюра Лицевого летописного свода

За непокорство и строптивость не увидела больше Соломония Москвы — Василий III не решился поместить ее в Новодевичьем монастыре. Он выбирает для нее далекий Каргополь, где ей придется пробыть 5 лет, чтобы понять бессмысленность всяких надежд.

Только после рождения первенца в новой семье ее мужа — будущего Ивана Грозного — перевезли Соломонию Сабурову, теперь уже старицу Софию, в суздальский Покровский монастырь, под начало той самой настоятельницы, что наблюдала за строительством московского Новодевичьего монастыря.

Такая жестокость — в характере Василия III. Словно забыв о недавних колебаниях, о прожитых в ладу и мире годах, он считает достаточным для расчета с Соломонией вкладом в монастырь то, что «пожаловал старицу Софию в Суздале своим селом Вышеславским... до ее живота» — пожизненно.

Может, и можно было по тем временам откупиться селом от собственной совести, но приобрести спокойствия великому князю не удалось. Может быть, не об одном насилии и вероломстве мужа кричала Соломония под сводами Рождественского собора. Может, пало и другое слово, взбудоражившее умы современников. Беременность великой княгини — слух о ней мгновенно расходится повсюду. Была пострижена с плодом в чреве, будущей матерью — утверждала народная молва, и оказалось, Василий III не смог пренебречь разговорами. Где там!

Он посылает для дознания доверенных дьяков Меньшого Путятина и Третьяка Ракова, жестоко расправляется даже с женщинами, которые утверждали, что слышали подобное признание от самой Соломонии. А было их две — жена казначея Юрия Малова да жена постельничего Якова Мансурова, который по самой должности своей обязан знать все теремные да дворцовые события и толки. Ведь ведал постельничий не одной княжеской рухлядью, как называлась вся одежда, но и самой безопасностью княжеской, «блюдя живот» своего князя во дворце весь день, да и в ночное время. Мансурову, чтобы отказалась публично от своих слов, чтобы забыла о них на веки вечные, подвергли бичеванию.

Помогли ли крутые меры? Скорее наоборот — убедили народ в справедливости слухов. Иначе чего бы боялся князь, чего бы так лютовал? Но и на этом слухи не кончились. Толковали люди, будто родила Соломония-София сына, нарекла Георгием и отдала на сохранение и воспитание верным друзьям, а чтобы не искал великий князь опасного для новой своей жены младенца, распустила слух о смерти новорожденного и даже погребла со всеми церковными обрядами... куклу. Историки повторяли легенду, не придавая ей серьезного значения, пока в 1934 г. при уничтожении находившейся под собором суздальского монастыря усыпальницы не было обнаружено рядом с гробницей Соломонии детское захоронение. Только внутри вместо останков младенца оказалась... кукла в дорогой детской рубашечке и шитом жемчугом свивальнике.

Что можно сказать после этого о предании, по которому Иван Грозный всю жизнь охотился за братом Георгием, превратившимся, по утверждению другой легенды, в знаменитого разбойника Кудеяра-атамана, русского Робина Гуда, беспощадного к богатым и милосердного к бедным. Никуда не уйти и от того, что затребовал Грозный к себе следственное дело о беременности Соломонии, долгое время держал у себя, пока в конце концов собственноручно не уничтожил. А народная молва по-прежнему обращалась к образу справедливого и непобедимого мстителя за все свои обиды.

Другое дело — Глинские. Была у молодой великой княгини молодость. Была редкая красота. Было здоровье, если думать о наследнике. Но был — вещь в Москве неслыханная — и милсердечный друг, которого Елена чуть не сразу после замужества ввела во дворец. Иван Федорович Овчина-Телепнев и сам прижился в теремах, и ввел в них свою сестру Аграфену Челяднину мамкой к родившемуся у княгини первенцу — Грозному.

Москва настороженно наблюдала и ждала беды. Родила княгиня будущего Грозного в день апостолов Варфоломея и Тита. Юродивый Дометиан так и предсказал: «Родится Тит — широкий ум». Только обстоятельства рождения оказались самыми страшными. По словам составителя Новгородского свода от 1539 г., «внезапу бысть гром страшен зело (очень) и блистание молнину бывшу по всей области державы их, яко основание земли поколебатися; и мнози (многие) по окрестным градом начата дивитися таковому страшному грому». Рождение через год младшего брата Грозного — Юрия никакими приметами отмечено не было. Ребенок же оказался «несмыслен и прост (глуп) и на все добро не строен (не способен)». Слабоумие его определилось почти от рождения.

А еще через год не стало 54-летнего великого князя Василия III, и снова при обстоятельствах, поразивших народное воображение.

Лето 1538 г. было отмечено сильнейшим ураганом и засухой — до сентября не выпало ни капли дождя. По словам летописца, «леса выгореша и болота водные высохша... мгла толь бе велика, якоже и птиць вблизи не узрит, а птици на землю падаху». Четвертого июня появилась «звезда с долгим хвостом», стоявшая в небе несколько ночей. Девятнадцатого августа произошло солнечное затмение — «солнце гибло третьего часа дни». В сентябре же Москву залила кровь — казнили многих москвичей, смолян, костромичей, вологжан, ярославцев и других за подделку монет.

На великий московский праздник — день Сергия Радонежского великий князь с семьей отправился, по обычаю, к Троице, а оттуда на «свою потеху» — охоту в село Озерецкое на Волоке. Здесь и «явися у него мала болячка на левой стране на стегне на згибе, близ нужного места, в булавочную голову, верху же у нее несть же, а сама багрова». Василий Иванович и думать не хотел прервать задуманную поездку, побывал в Нахабине, Фуникове, Волоколамске, селе Колпь. Лечился все время похода, но в Колпи болезнь взяла верх. Пришлось задержаться здесь на две недели, а когда решено было тронуться в путь на Волок, «понесоша его на носилках дети боярские пеши и княжата на себе» — слуги оказались недостойны нести такую ношу.

Поездка великого князя Василия Ивановича на охоту. XVI в.

Только в середине ноября на специально приспособленной повозке, с частыми остановками великого князя повезли в столицу. Чтобы не пугать москвичей видом больного, два дня готовили его в Воробьеве к въезду в город. Двадцать третьего ноября доставили, наконец, в Кремль. А в ночь с 3 на 4 декабря Василия III не стало. Исчезла и духовная, которую составлял великий князь во время болезни...

Москва не сомневалась, что перейдет правление в руки братьев Глинских, пока «не войдет в возраст» трехлетний Иван Грозный. Вышло иначе. Властной рукой великая княгиня перехватила кормило власти. Брат Василия III, князь Юрий Иванович, оказался в тюрьме. Андрей Иванович Шуйский, возмущавший против правительства помещиков и детей боярских, — тоже. Знатнейшие вельможи Семен Вельский и Ляцкий бежали от возможной расправы в Литву. Не пощадила Елена и собственного дядю: за первое же сказанное против Овчины-Телепнева слово бросила в кремлевскую темницу. Но и самому Овчине-Телепневу воли не дала. Распоряжаться, может, и позволяла, но каждый приказ проверяла, каждый готова была отменить.

Любила ли княгиня своих детей? Думала ли о них? Известно, что Грозный вспоминал одну мамку, за нее в свои 8 лет просил бояр, когда не стало в 1538 г. родной матери. Всю жизнь забыть не мог, как сапоги боярские целовал. Не помогло. Елену Васильевну Глинскую, по убеждению современников, отравили. Овчину-Телепнева уморили голодом в тюрьме. Мамка Аграфена Челяднина была пострижена в Каргополе. Жизнь мальчишке-царю сохранило не чудо — расчеты боярских партий.

Из такого же расчета братья Михаил и Юрий Глинские, забыв нанесенные им племянницей обиды, помогли внучатому племяннику вступить на престол. 16 января 1547 г. состоялось первое на русской земле венчание на царство. Титул царя делал Ивана IV Васильевича равным по чину императору, иначе говоря — ставил выше европейских королей. Тем самым Москва становилась «царствующим градом», а все государство — Российским царством.

В эти первые годы своего правления Иван IV становится отцом: в 1552 г. появляется на свет его первенец царевич Дмитрий. Иван со своей юной супругой Анастасией Романовной, царевичем «и со всеми князьями и з бояры» отправляется на богомолье молиться честным угодникам «о мире, и о тишине, и о устроении земстем (государственном благополучии)».

Дорога лежала в Кирилло-Белозерский монастырь. Но вернулась царская чета без сына. И самое непонятное — разные источники по-разному объясняют гибель царевича. Для одних младенец утонул в Шексне, выскользнув на палубе из рук няньки. Для других умер от «зельной» болезни. Убитые горем родители посетили на обратном пути Никитский монастырь невдалеке от Александровой слободы, нынешнего города Александрова, сетовали игумену на свою потерю и получили утешение.

В милютинских четиях минеях за май помещена «Повесть о свершении (создании) большия церкви Никитского монастыря» в Переяславле-Залесском, где приводятся подробности этого события. Царь ночевал в монастыре «на своем царьском дворе», и с этой ночи царица зачала. Тридцатого марта следующего года родила Анастасия Романовна сына, «которому наречено имя Иоанн Лествичник».

Но родительская радость часто омрачалась недугами ребенка. Здоровьем младенец не отличался. Через два месяца после рождения заболел царевич «зельною болезнию», от которой его спасли мощи святого Никиты. «Но на второе лето случися паки (еще) царевичу Ивану немощь». На этот раз младенца удается вылечить освященной водой от мощей святого Никиты. В благодарность родители дают обет восстановить Никитский монастырь, отстраивают в нем каменные церкви, стены, вносят большой колокол. Плащаницу (покрывало) на гроб святого Никиты вышивает собственноручно царица.

И вот переданное современником горе и переживания родителей. «Царь и царица в вящей (сильной) печали зряще (видят) отрачата своего зельне страждуще. Иоанн же царевич некою боярынею носим бе на руках. Царь же и царица руце (руки) простирающи ко образу создателя бога и пречистой его матери пресвятей богородице, и к великим угодникам божиим, и тепло вопиюще, и умильно моляще, и слезы испущающе, поне бы малу ослабу улучити (чтобы малое облегчение получить) отроче своему от зельныя его болезни. И окрест стояще ближний приятели государевы, мужие и жены, вси моляще и слезу испущающе, не токмо царевича видяще, зле болезнуема (тяжело больного), но и благоверного царя с царицей в велицей печали и скорби...»

Поместная конница времен Ивана Грозного

Без малого 14 лет супружеской жизни Грозного, и внезапная кончина царицы Анастасии. Грозный не сомневался: от яда. Зародившееся подозрение оправдывало жестокость расправ при дворе. Впрочем, царь умело воспользовался возможностью избавиться сразу от всех былых советчиков, в которых больше не испытывал нужды. Иван Васильевич стремился к самодержавию. Ровно через год в теремах появится новая царица Мария Алегуковна Черкасская, дочь кабардинского князя Темир-Гуки-Темрюка. И вместе с ней ее брат, страшный своей жестокостью Кострюк-Момстрюк, оставшийся в народных сказаниях. Ему Грозный поручит руководство впервые образованной опричниной. Долгое время Москва хранила память о Момстрюке в названии Момстрюкова — Мерзляковского переулка, у Никитских ворот.

Приехавший в Москву с королевскими грамотами и подарками 20 августа 1561 г. английский посол Дженкинсон не мог получить приема у царя. По его словам, «его высочество, будучи очень занят делами и готовясь вступить в брак с одной знатной черкешенкой магометанской веры, издал приказ, чтобы ни один иностранец — посланник или иной — не появлялся перед ним в течение некоторого времени с дальнейшим строжайшим подтверждением, чтобы в течение трех дней, пока будут продолжаться торжества, городские ворота были заперты и чтобы ни один иностранец и ни один местный житель (за исключением некоторых приближенных царя) не выходил из своего дома во время празднеств. Причина сего распоряжения до сего времени остается неизвестной».

Коронационное кресло русских царей в Успенском соборе

Причина не выяснилась и впоследствии. В водовороте дворцовых перемен забылось, что у новобрачного два сына и что наследнику — царевичу Ивану Ивановичу всего 7 лет. Правда, его будущему не угрожало ничто. У царицы Марьи год за годом рождались тут же умиравшие дочери, а у последующих жен царя вообще не было детей, кроме последней царицы — Марии Нагой.

Характер наследника, его положение — о них трудно судить. Русские летописи и документы почти не упоминают будущего самодержца. Иноземцы ограничиваются согласным утверждением, что это повторение отца и в нраве, и в пороках. Портрет же Грозного очень выразительно рисует его современник — князь И. М. Катырев-Ростовский в законченной в 1626 г. «Повести книги сея от прежних лет».

«Царь Иван образом нелепым (некрасивым), очи имея серы, нос протягновен (длинный), покляп; возрастом (ростом) велик бяше (очень), сухо тело имея, плещи имея высоки, груди широки, мышцы толсты; муж чудного рассуждения, в науке книжного почитания доволен и многоречив зело (очень), ко ополчению дерзостен (воинственен) и за свое отечество стоятель (защитник). На рабы, от бога данны ему, велми (чрезвычайно) жестокосерд, на пролитие крови и на убиение дерзостен велми и неумолим; множество народу от мала и до велика при царстве своем погуби и многия грады свои поплени... Той же царь Иван многая и благая сотвори, воинство велми любяще и требующая им от сокровищ своих нескудно подавше. Таков бе царь Иван».

Царевич Иван сопровождает отца в походах, принимает по его поручению послов, но не приобретает с годами никакой самостоятельности. За этим Иван Грозный следит очень ревниво, как и за тем, чтобы не обзавелся сын своими детьми.

Один из самых тяжелых для Московского государства — 1571 г. Голод. Моровая язва. Чума. Нашествие на Москву Девлет-Гирея. Погибшие в огне Занеглименье, Китай-город, частью Кремль. Перемены с опричниной: казнь главнокомандующего опричным войском — брата незадолго перед тем скончавшейся царицы Марьи Темрюковны — Момстрюка, в крещении Михаила Черкасского, и других начальников. Начало войны со Швецией. И наперекор судьбе пышнейший выбор царской невесты. На суд Грозного в Александрову слободу было привезено полторы тысячи девиц.

Правда, выбор царской невесты состоялся загодя. Свахи — жена Малюты Скуратова и дочь царского любимца, будущая царица Мария Григорьевна Годунова, урожденная Скуратова. Дружки — сам Малюта и его зять Борис Годунов. Все вместе сумели они убедить Грозного жениться на их родственнице Марфе Собакиной.

Заодно, для полноты торжества, Грозный решает женить наследника и нескольких царедворцев. Царевичу предназначается Евдокия Сабурова, тоже из рода Годуновых. Судьба оказывается неблагосклонной к обеим новобрачным. Марфа Собакина умирает через несколько дней после венчания, Евдокия Сабурова через несколько месяцев ссылается свекром в монастырь. Ей предстояло провести почти полвека в стенах московского Ивановского, что в Старых садех (садах), у Солянки, монастыря.

В том же монастыре окажется и вторая, насильно постриженная, супруга царевича Ивана Ивановича — Прасковья Михайловна из рода Соловых. Грозный сам выбрал ее для сына, сам и сослал сначала на Белоозеро, где ее насильственно постригли в монахини, позже во Владимир. Прожила царевна Прасковья так же долго, как ее предшественница, умерла с ней в один год, так же была впоследствии похоронена в Вознесенском монастыре Кремля — усыпальнице великих княгинь и цариц.

Третья жена досталась царевичу, когда Грозный взял во дворец Марию Нагую. Теремный век Елены Шереметьевой стал еще более коротким. Часть современников видела в ней причину гнева Грозного и его ссоры с сыном. Впрочем, летописцы молчали или ограничивались простым упоминанием о смерти царевича в Александровой слободе, как оно было написано и на могильной его плите.

Исключение составляли псковичи. Это автор Псковской летописи один решился написать: «Глаголют нецыи (некоторые), яко сына своего царевича Ивана того ради остием (острым концом посоха) поколол, что ему учал (начал) говорить о выручении града Пскова». Будто просил отца направить его во главе русского войска в помощь осажденному польским королем Стефаном Баторием Пскову. В историю с невесткой и гневом на нее поверить трудно — слишком мало придавали значения и отец, и сын появлявшимся в их жизни женщинам. Полководческие же мечты 27-летнего царевича понятны. Он до конца своих дней помнил, что считался с 1568 г. претендентом на польскую корону. В 25 лет попытался утвердить себя хоть бы в книжной премудрости — написал «Житие святого Антония», плохую переделку сочинения старца Ионы. И только честолюбие сына могло вызвать безудержный гнев самодержца.

19 ноября 1581 г. — ранение сына. И очередной взрыв отчаянного страха. В православии нет большего греха, чем детоубийство. Грозный, как покаяние в содеянном, признал невинно убиенными всех жертв опричнины, приказал немедленно составить синодик — список с именами казненных и начать их поминать «с сокрушением». Хотел отказаться от престола. И пытался сохранить жизнь царевичу. Врачи, знахари, ведуны, колдуньи — все советы исполнялись, и ничто не могло помочь. Даже самое последнее средство — сырое тесто, которым обкладывалось тело раненого. Есть в нем жизненные силы, тесто станет подниматься, а вместе с ним и больной, опадет — надеяться не на что. Тесто опало. Через несколько дней царевича не стало.

За телом сына пошел Грозный из Александровой слободы, где случилась беда, к Троице, где доверил свою страшную тайну трем монахам — «плакал и рыдал» и «призвал к себе келаря старца Евстафия да старца Варсонофия Иоакимова, да тут же духовник стоял его архимандрит Феодосии, только трое их...». Евстафий, в миру Евфимий Дмитриевич Головкин, 30 лет управлял хозяйством Троице-Сергиева монастыря и к тому же оставил по себе память как талантливый иконописец. В лавре хранятся написанные им икона Сергия Радонежского и складень «Явление Богоматери Сергию». После смерти царя Федора Иоанновича — и его пережил старец — состоял Евстафий членом Земской думы, избравшей на царство Бориса Годунова. Корень Грозного прервался, окончательно истребило его убийство царевича Дмитрия. Сына Елены Глинской не стало, как и сына Соломонии Сабуровой: законного царя, как и легендарного Кудеяра-атамана.