Все началось с терема на берегу Москвы-реки, собственно на Пречистенской набережной, до начала XX столетия не имевшей жилой застройки. Красивейшая излучина реки была занята складами, сооружениями производственного назначения, фабриками. Иван Евменьевич Цветков первым присмотрел здесь себе место для художественной галереи. Внутреннюю планировку будущего музея коллекционер берет на себя, фасад ему рисует В.М. Васнецов. В едином стиле выдерживаются интерьеры всех двенадцати музейных зал, мебель, осветительные приборы. В 1907 г. музей был закончен и открыт для посещения москвичами.
Но еще во время строительства музей посещает инженер-путеец П.Н. Перцов. Петр Николаевич приходит в восторг от расположения дома и самой идеи воплощения в материале древнерусского стиля. Со своей стороны, Цветков ловит гостя на слове: если Перцов готов в стилистическом отношении последовать его примеру, он готов сосватать ему еще более красивый участок по соседству. Петр Николаевич дает согласие и при деятельном посредничестве Цветкова приобретает угловой участок набережной за немалую по тем временам сумму в 70 000 рублей. Домовладение было уже застроено безобразным трехэтажным кирпичным корпусом, тем интереснее представляется ему задача преобразовать сложившийся ансамбль по своему вкусу. Петр Николаевич человек нового времени. Он превосходный инженер, проложивший по России не одну тысячу километров железных дорог, редкий организатор, к тому же умеющий делать деньги, но и пользоваться ими не только для себя — прежде всего для интересов России. Он не исключает для себя участия в политике — в 1905 г. П.Н. Перцов входит в Центральный комитет партии «Союз 17 октября», баллотируется в первую Государственную думу. И в тоже время, случайно попав в Туапсе, сразу оценивает возможности этого богатейшего края и принимается за меры, необходимые для его развития.
Было очевидно, что ставшая монополистом Владикавказская железная дорога, поддерживаемая министром финансов Коковцевым, эксплуатирует и никак не думает о перспективах края. Перцов берет концессию на строительство первой народной дороги и порта в Туапсе. Но на его пути оказывается тот же министр финансов, благодаря влиянию которого Перцов не получает необходимой для выпуска акций концессии банковской ссуды.
Поиски ссуды приводят Перцова в Англию. Ему предлагается законная и на редкость выгодная сделка, но ставящая русскую дорогу в зависимость от иностранных акционеров. За 1 миллион 200 тысяч рублей золотом, которые предоставлялись инженеру, акции должны были распространяться в Англии. Точка зрения Перцова: все акции должны принадлежать жителям края. Он категорически отказывается от подобных условий, и тогда на помощь ему приходит молодой Путилов.
Увлекшись идеей дома на Пречистенской набережной, Перцов ищет объективно лучшего для города и для себя решения. Он объявляет закрытый конкурс на проект «доходного дома» в русском стиле, к участию в котором приглашает художников А.М. Васнецова и С.В. Малютина, архитектора А.И. Дидерихса и архитектора-художника Л.М. Браиловского. Условием конкурса было, чтобы дом «отвечал духу и преданиям Москвы и требованиям современности». Мало того. Вместе с городским архитектором Н.К. Жуковым Петр Николаевич, для нормировки проектирования, заранее предлагает план дома, соотнесенный с необычным по плану участком земли. Первая премия определялась в восемьсот, вторая — в пятьсот рублей. А заказчик оставлял за собой право построить любой из отмеченных проектов. В жюри конкурса вошли В.М. Васнецов, В.И. Суриков, В.Д. Поленов, Ф.О. Шехтель, И.А. Иванов-Шиц и др.
Жюри присудило первую премию А.М. Васнецову, вторую — С.В. Малютину, но Перцов не удовлетворился подобным решением. Васнецовский вариант показался ему шаблонным, малютинский, в стиле московского ампира, не отвечал первоначальному замыслу. И все же Петр Николаевич готов предложить именно Малютину его проект, когда находит среди первоначальных вариантов художника тот, который признает совершенно идеальным.
Смысл проекта С.В. Малютина заключался в том, что на уже существовавшем трехэтажном кирпичном здании он предполагал возвести четвертый этаж с большими окнами комнат-студий для художников. По набережной к нему пристраивался четырехэтажный особняк, а со стороны Курсового переулка, как писал в своих «Воспоминаниях» П.Н. Перцов, «особый отлетный корпус со стильно разработанным главным подъездом, богато покрытым майоликовой живописью. Все здание завершалось высокими отдельно разработанными крышами, а стены и фронтоны дома были богато украшены пестрой майоликой». В качестве исполнителей майоликового убранства были привлечены объединенные в артель «Мурава» выпускники Строгановского училища, которым работы по перцовскому дому принесли известность и множество заказов.
Перцов писал: «Я лично руководил всеми работами и входил во все детали постройки, целыми днями носясь по всем этажам и не оставлял без личного надзора ни одного места работ. Все работы велись одновременно, и через четыре с небольшим месяца после начала работ постройка была закончена... в одиннадцатимесячный срок были закончены решительно все работы, и с апреля месяца (1907) квартиры были объявлены к сдаче». Как признавался владелец, он преследовал две основные цели: «солидность устройства и удовлетворение требований эстетики». Во всем доме не было деревянных перекрытий, переборки делались из двух рядов — вертикальных и горизонтальных алебастровых, изготовляемых на особых станках досок.
Квартира хозяев имела особый подъезд со стороны набережной, располагалась на трех этажах, а в подвальном помещении под ней одно время располагался, по словам Перцова, «кружок артистов Московского Художественного театра под названием «Летучая мышь», устраивавший свои закрытые интимные собрания по ночам, по окончании спектаклей. Душой этих собраний был Н.Ф. Балиев, организовавший позднее свою труппу для публичных выступлений «Летучей мыши», ставшую вскоре столь популярной в Москве». Само же по себе подвальное помещение было переделано Перцовым под зал для молодежи — в семье росли пятеро детей.
События Октября, по счастью, обошли Перцова стороной. Заканчивая в 1924 г. свои воспоминания, он написал: «Я не могу не благодарить Создателя, что он уберег меня от самого ужасного — угрызений совести — и сохранил еще во мне на 67-м году моей жизни радость бытия и веру, что придут, пусть после нас, лучшие дни, когда наступит действительное равенство между людьми и ничьи интересы не будут приноситься в жертву ни классам, ни партиям».
Петр Николаевич прожил еще тринадцать лет. Похоронил нежно любимую жену. Лишился детей, но не отправился вместе с ними в эмиграцию, считая себя не вправе отойти от судьбы своей России.