Москва - столица

КУПЦЫ ИЗ КАСИМОВА

Капитал сам по себе не есть памятник человеку, его составившему. Однако во благовремении и с пользою употребленный, способен он споспешествовать делам, отечеству необходимым, и тем доставить владельцу своему благодарную память потомков.

Путеводитель по Москве. 1838

Еще в начале XX столетия их имя было хорошо знакомо москвичам. Кожевниковы — именитые купцы, фабриканты, торговцы колониальными товарами, владельцы гостиниц. На все их хватало, всем успевали заниматься — с размахом, с выгодой, но еще и радовать Москву. Кто как не Кожевниковы, начиная с пушкинских времен, устраивали концерты самых знаменитых певцов и музыкантов, открывая на них бесплатный вход всем желающим. По воскресеньям от Крестовской заставы в их родовое Свиблово тянулся нескончаемый поток москвичей. Кто мог — раскошеливался на извозчика, кто добирался пешком — в свибловском саду всем хватало места.

Основатель рода Иван Прокофьевич Кожевников родился в Касимове в первые годы правления Анны Иоанновны. По купечеству пошел, как и его отец. Торговал знаменитой мягчайшей касимовской кожей, изделия из которой сбывались преимущественно в южных областях России вплоть до Бессарабии. Имел фабричку, где шились на месте не менее известные касимовские тулупчики. В канун того, как родной город был велением Екатерины II записан в уездные — в 1777 г., перебрался с поднакопившимся капиталом в старую столицу и записался в московское купечество. Немало ему в том помогло и приданое жены Ксении Ивановны из торгового касимовского рода Чиликиных.

В Москве супруги устроились в собственном доме в Златоустовском переулке и на первых порах развернули широкую торговлю колониальными товарами. Переезжали вместе с сыном Петром Ивановичем, который, хоть ему было и под тридцать, своего дела еще не имел и состоял при отце. Особенно понравился москвичам ароматный кожевниковский чай. Пили его во всех дворянских домах, в том числе и у Пушкиных, Вяземских, Трубецких.

Петр Иванович лишился родителей в один год — 1793-й. С почетом похоронил на специально откупленной земле Миусского кладбища. А затем еще возвел над их могилами церковь Софии Премудрости Божией.

Но сыну прежнего размаха уже было мало. Капитал позволил ему сменить Златоустовский переулок на огромный земельный участок между нынешней Пушкинской площадью и Козицким переулком (Страстной бульвар, 4), между домовладениями статского советника, ближайшего друга баснописца И.А. Крылова, полковника И.И. Бенкендорфа (№ 6) и статс-секретаря Екатерины II Г.В. Козицкого — отсюда и название московского переулка. Удобный барский дом посередине двора был окружен обширными флигелями, но жить на дворянский манер П.И. Кожевников не захотел.

В одном из флигелей он устраивает богатую, со всяческими удобствами гостиницу. В то же время покупает подмосковное село Свиблово, но не ради усадьбы, а ради возможности развернуть в нем давно задуманное суконное производство. В 1802 г. он уже значится московским купцом первой гильдии, выполняет большие поставки на армию, а с началом Отечественной войны 1812 г. берет на себя бесплатное обмундирование ополченцев. В 1816 г. Москва с почетом хоронит купца-жертвователя в Новодевичьем монастыре. И здесь начинается новая глава в истории почтенного рода, немало удивившая москвичей.

После П.И. Кожевникова остаются его вдова Мария Петровна с детьми Иваном и Анной, и почти сразу затевается далеко не благополучный раздел наследства. Отказавшись от московского дома, Кожевников-третий перебирается на жительство в Свиблово. Возможно, одной из причин возникших семейных неурядиц послужили произошедшие с Кожевниковым-внуком перемены. Еще недавно робко сопровождавший отца на Бирже и в Гостином дворе — в неизменном тулупчике с кушаком, на тележке, заменявшей им обоим все виды экипажей, он вдруг превращается в одетого на европейский манер деятельного промышленника и к тому же мецената.

Петр Кожевников не просто построил в Свиблове суконную фабрику, но следовал последним западным образцам, выписав из Англии и оборудование, и мастеров. Для своих рабочих соорудил вместительные дома с разбитыми около них садиками. Все сделал, чтобы удержать специалистов на своем производстве и, судя по всему, добился цели.

Шерстопрядильная фабрика Кожевникова работала на сырье, поставлявшемся из Касимова, который издавна вывозил шерсть в Англию. Здесь же были сукноткацкая и суконная фабрики и самостоятельное аппретурное заведение. Особенно славилось тончайшее кожевниковское сукно, которое шло на мундиры, а отдельные сорта его использовались для бильярдов и письменных столов.

Иван Петрович-младший еще более усовершенствовал производство, докупил заграничных машин, но особенно заботился о том, чтобы «рабочие люди были веселы», — основное, как он считал, условие для добросовестной работы. Один из немногих заводчиков тех лет, он ввел бесплатную рабочую одежду — кумачовые рубахи и коломянковые порты, а также еду во время смены — миску черной — гречневой — каши с постным маслом. В субботу — «на шабаш» каждому отпускалась стопка водки. Когда в Свиблове устраивались концерты и праздники на открытом воздухе, рабочие с семьями могли также на них бывать— но обязательно надев при этом «чистую одежду».

«Было в этом, — писал один из современников, — более купеческого расчета, нежели человеколюбия и движения душевного. Однако же следует признать: рабочие кожевниковские и впрямь выглядели лучше, чем на остальных московских фабриках, местами своими дорожили и непременно добивались, чтобы переходили они их детям».

Кожевниковское производство еще при жизни Петра Ивановича приобретает славу образцового. Им интересуется сам Александр I и специально приезжает для знакомства в Свиблово, где по такому исключительному случаю вся дорога от Дмитровского тракта была обсажена свежевыкопанными березками, густо засыпана желтым песком, а выстроенные по обочинам рабочие были одеты в только что сшитые чуть не шелковые алые рубахи.

С не меньшей пышностью была встречена на свибловской фабрике и вдовствующая императрица Мария Федоровна, мать Александра I. Для нее Кожевников и вовсе не пожалел красного сукна, которое разложил от того же Дмитровского тракта до Свиблова. Императрица интересовалась преимущественно благотворительными и образовательными заведениями. Ей Кожевников смог показать содержавшуюся на его средства церковноприходскую школу, сиротский приют для детей рабочих и богадельню для их вдов. Впечатление на членов императорской семьи было произведено. Кожевникова наградили орденом Анны третьей степени. Кроме того, он имел чин коммерции советника.

Если великолепные приемы Кожевникова и вызывали подчас насмешки москвичей, зато концертные вечера в Свиблове пользовались исключительной популярностью.

У Кожевникова выступали и великий русский трагик Павел Мочалов, звезда московской казенной сцены, и его сестра — актриса Мария Франциева, и талантливая прима московского балета Акулина Медведева, неизменно привозившая с собой свою дочь, будущую выдающуюся актрису Московского Малого театра Н.М. Медведеву. Для Н.М. Медведевой написал ряд ролей в своих пьесах А.Н. Островский. Ее урокам обязана своими первыми успехами М.Н. Ермолова.

Но едва ли не самой большой радостью для слушателей были сольные концерты «русской Каталани», как называли современники цыганскую певицу Стешу — Степаниду Сидоровну Солдатову. «У нее, как у соловья, в горлышке звучат и переливаются тысячи колокольчиков», — напишет один из меломанов тех лет.

Выступала Стеша с необычным по составу ансамблем — скрипачом, гитаристом и тремя вторившими ей певицами. Совершенно своеобразной была и ее исполнительская манера. В некоторых романсах и песнях она выпевала только отдельные строки куплета, а то и вовсе лишь отдельные слова, придавая таким образом произведению особую эмоциональную окраску. Репертуар ее был огромен. В него входили русские, украинские и польские народные песни и множество романсов, главным образом современных авторов. В Москве говорили, будто Наполеон, оказавшись в русской столице, пожелал услышать прославленную цыганскую певицу; но Стеша до прихода французов уехала в Ярославль. Ее специально приезжала слушать итальянская певица Каталани и, растроганная великолепным исполнением романса на слова Мерзлякова «Жизнь — смертным тяжелое бремя, страдание — участь людей...», сделала цыганке подарок: то ли бриллиантовый перстень, то ли дорогую шаль с собственного плеча. Этот поразивший воображение москвичей эпизод остался жить в пушкинских строках, обращенных к Зинаиде Волконской. Посылая «царице муз и красоты» свою поэму «Цыганы», поэт просил прослушать ее так же благосклонно,

Но это внешняя, как бы обращенная к публике сторона жизни артистки. Была и другая сторона: неизлечимая болезнь (Стеша и умерла молодой — от горловой чахотки); незадавшаяся жизнь дочери Ольги. Кожевников знал об этом и как мог старался облегчить участь обеих, посылая им деньги и подарки.

Ольга часто пела дуэты с матерью. Состояла она в том же цыганском хоре Ильи Соколова, куда так охотно приезжал Пушкин. Дружила с приятельницей поэта Танюшей Демьяновой, позднее была выкуплена у хора влюбившимся в нее П.В. Нащокиным.

Пушкин останавливался у Нащокина в годы близости друга с О.А. Солдатовой, стал крестным отцом их дочери. У поэта складываются с О.А. Солдатовой самые добрые отношения, тем не менее он одним из первых поддержит П.В. Нащокина в его намерении оставить Ольгу и жениться на В.А. Нагаевой. После состоявшегося разрыва и свадьбы приятеля Пушкин напишет ему: «Желал бы я взглянуть на твою семейственную жизнь и ею порадоваться. Ведь и я тут участвовал, и я имел влияние на решительный переворот твоей жизни». И снова через третье лицо И.П. Кожевников передаст Ольге с двумя детьми немалую сумму — в «незабвенную память матушки, которая осчастливливала нас в Свиблове своим ангельским пением».

Происходили обычно свибловские музыкальные вечера, принесшие такую широкую популярность цыганским певицам, в специальном дощатом театре площадью около двухсот квадратных метров. Для гуляний же предназначалась длинная густо обсаженная цветами аллея, где зажигались транспаранты с инициалами выступавших исполнителей и пускались замысловатые — «кожевниковские» фейерверки.

Между тем, живя в Свиблове, И.П. Кожевников не переставал заботиться и о московском доме. Гостиница здесь постоянно улучшалась, пользовалась хорошей славой и процветала. Именно в ней — в «Виктории» — трижды останавливался в своей жизни Л.Н. Толстой. Первый раз — в феврале 1878 г. Месяцем раньше писатель начал собирать материалы о николаевском времени для задуманного романа о декабристах. Второй раз он жил здесь в январе 1879 г., когда уже были написаны первые главы романа: приезд в Москву ее героев — семьи Лабазовых. Но тогда же приходит решение отказаться от темы. В третий раз Л.Н. Толстой остановился в «Виктории» в мае 1881 г.— после своего письма Александру III о событиях 1 марта 1881 г., когда он просил о помиловании цареубийцы. Кстати, это последнее его пребывание в московских гостиницах. Чуть позже он приобретет дом в Долгохамовническом переулке.

Старое домовладение перестало существовать в 1890-х гг., проданное внучатыми племянниками И.П. Кожевникова светлейшему князю К.А. Горчакову, который в 1900 г. возводит на его месте огромное (и ныне существующее) здание по проекту архитектора И.Ф. Мейснера.

Развитие промышленности во второй половине XIX в. резко меняло уклад жизни России, ломало многие традиции. И.П. Кожевников стал быстро терять былую силу. Гуляния в Свиблове еще какое-то время продолжались, но уже без финансового участия владельца. Судьба «Вишневого сада» постигла Свиблово задолго до появления чеховской пьесы. Сам И.П. Кожевников умер в 1889 г. и был похоронен все на том же Миусском кладбище, под еще раз обновленной им церковью Софии.