Москва - столица

ХРАМ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ

Мысль о нем родилась в день, когда на нашей земле не осталось последнего наполеоновского солдата, — мысль о храме-памятнике. 25 декабря 1812 г. Рождество. Впереди предстоял путь до Парижа, десятки тяжелейших сражений, но Россия была уже свободна. Первые благодарственные молебны за избавление «от нашествия галлов и с ними двунадесяти языков» — православная церковь продолжает их служить до наших дней, сразу после рождественской обедни, подобно службам Дмитриевой родительской субботы — в память воинов, павших на Куликовом поле.

Сооружением храмов испокон веков отмечались ратные дела — достаточно обратиться к Василию Блаженному на Красной площади. Каждая из его церковок отмечает одну из успешных битв такого важного для Московского государства Казанского похода. Но на этот раз речь шла не о традиции. Мысль о рукотворном памятнике счастливейшему дню официальные историки приписывали Александру I. На деле ее подскажет в те же дни дежурный генерал Первой армии Петр Андреевич Кикин в письме государственному секретарю А.С. Шишкову.

О Кикине можно рассказывать много. Опытный военачальник, участник турецкой войны, для Пушкина он добрый знакомец, член «Беседы любителей русской словестности». Для живописцев Карла Брюллова и Александра Иванова он человек, которому они обязаны многолетним итальянским пенсионерством — Академия художеств отказала в этом праве своим лучшим ученикам за их независимый нрав. Чтобы противостоять «императорскому заведению» в поддержке «истинных талантов», Петр Андреевич участвовал в основании Общества поощрения художников и стал первым его председателем. И кто знает, как сложилась бы судьба Московского училища живописи, ваяния и зодчества, если бы легший в его основу Московский художественный класс не поддержал П.А. Кикин. В своем письме дежурный генерал говорил о необходимости сооружения народного храма, посвященного не конкретному церковному празднику, но великому символу.

Да, идея носилась в воздухе, иначе не нашла бы столь бурного и всеобщего отклика. В особом манифесте о сооружении Храма Христа Спасителя стояли слова, что должен он быть сооружен «в сохранение вечной памяти того беспримерного усердия, верности и любви к отечеству, какими в те трудные времена превознес себя народ русский». Поток пожертвований — фамильные драгоценности, образа, деньги — хлынет сразу после появления манифеста. Именно поэтому о заказе не могло быть и речи. К участию в объявленном конкурсе допускались художники всех стран и народов. Срок исполнения проекта назначался двухлетний. В 1816 г. руководители конкурса получили возможность осмотреть около 20 представленных проектов. Среди авторов были Воронихин и успешно работавший в Петербурге итальянский зодчий Джакомо Кваренги, будущий строитель московского Большого театра Михайлов. Тем не менее выбор пал на самого молодого участника — Александра Лаврентьевича Витберга, который был выпускником Академии художеств по классу живописи исторической и основами архитектуры овладел лишь за время работы над конкурсным проектом.

Его пытались представлять самоучкой и объясняли неудачу витберговского проекта дилетантством. Александр Лаврентьевич несомненно был дилетантом в строительном деле, раз категорически отказался от веками складывавшейся системы подрядов, легко и быстро обогащавшей за счет государства подрядчиков, и раз вкладывал слишком сложное символическое и философское содержание в задуманное сооружение.

Отбывавший вместе с ним ссылку в Вятке А.И. Герцен напишет: «Наша встреча была важна, вы были Вергилий, взявшийся вести Данта, сбившегося с дороги». Не менее восторженно отзовется о зодчем Огарев: «Когда Александр с вами прощался, он хотел поцеловать у вас руку, как у отца. Артист и друг моего Александра, и я склоняю перед вами колени. Ваше творение велико, и любовь ваша велика».

Витберговский храм должен был стоять на горе, занимая весь ее склон. Александр I предложил для строительства Швивую горку — место, занятое сегодня высотным зданием на Котельнической набережной, Аракчеев — район Симонова монастыря. Витберг остановил свой выбор на Воробьевых горах. Спустя много лет А.П. Чехов скажет: «Кто хочет понять Россию, должен посмотреть отсюда на Москву». Храм должен был начинаться с набережной, в 150 метрах от которой проектировалась лестница стометровой ширины. Проходя 5 уступов, она вела до половины горы, где закладывался нижний храм, возвышавшийся до вершины горы и имевший З0-метровую высоту. Над ним на склоне располагался верхний храм. Общая высота ансамбля от подошвы до верхней точки венчающего креста составляла 231 метр, переходя на наши измерения — 77-этажный дом. Сорок восемь колоколов, подобранных в четыре гармонических аккорда, должны были быть слышны во всем городе.

Историческое изображение торжества, происходившего при заложении Храма Христа Спасителя на Воробьевых горах 12 сентября 1817 г. Гравюра А. Афанасьева

Одной из самых сложных задач в условиях Воробьевых гор оставался подбор и доставка строительного материала. Витберг сам разыскивает залежи мрамора в двух подмосковных деревнях — Ладыгине и Григорове — рядом с имением Герцена Васильевское. Английский техник Мурзай строит единственную в России «водоподъемную машину для поднятия водяного столба на 32-саженную высоту» — т. е. на 70 с лишним метров. Возникает необходимость открытия судоходства на Москве-реке, тем более что речь шла не только о каменоломнях в ее собственном верховье, но и о финском граните. Впервые после смерти Петра I встает вопрос о соединении водным путем верховьев Москвы и Волги.

В свое время Петр наметил 6 систем с каналами и шлюзами, из которых была осуществлена одна Вышневолоцкая, соединившая Волгу с Балтикой. Он обратил внимание на благоприятное географическое положение Дубно-Сестринской системы, но только в связи с проектом Витберга решено было продолжить Тихвинскую систему до Москвы. Между рекой Сестрой, притоком впадающей в Волгу Дубны, и притоком Москвы-реки Истрой строится канал с 33 шлюзами в габаритах Тихвинской системы — речь шла о едином водном пути между Петербургом и Москвой. Подпором Сестры в шлюзованной ее части становится специальное водохранилище Подсолнечное, известное в наше время под именем Сенежского озера. Пропускная способность системы была достаточно велика — 3 тысячи судов в год, хотя грузоподъемность последних оставалась незначительной: баржи, снабжавшие Витбергов храм, поднимали до 35 тонн груза. Тридцать шестой номер «Московских ведомостей» за 1823 г. торжественно сообщал о небывалом событии — открытии москворецкого судоходства.

К. Тон. Главный фасад храма Христа Спасителя. 1832 г. Проект

Версия, принятая историками, — Витберг не справился со сложнейшей отчетностью по строительству, не сумел противостоять ловким дельцам, упорно стремившимся к привычным барышам. 16 апреля 1827 г. Комиссия по сооружению Храма Христа Спасителя была закрыта. Подвергнутый унизительному следствию и лишенный всего своего состояния и имущества архитектор сослан в Вятку. И все-таки главная, если не единственная, причина прекращения строительства — нежелание нового императора продолжать дело, начатое его предшественником. Достаточно, что в память брата Николай I воздвигнет на Дворцовой площади Петербурга Александровскую колонну, перестройка центра исторической Москвы должна быть связана с его собственным именем.

Витберговский храм останется на бумаге, но народная память не забудет о нем. Это для него так щедро жертвовались народные средства, и это на его месте Московская городская управа поставит в 1912 г. памятное сооружение, сохранившееся для нас как место клятвы Герцена и Огарева.

Новое строительство основывалось на новых принципах. Николай I сам определил его место — вблизи Кремля. Единолично — безо всяких конкурсов! — решил вопрос об архитекторе. Им стал Константин Андреевич Тон. Известная аналогия с Витбергом — Тон еще не проявил себя как профессиональный зодчий. Ученик Воронихина, он после окончания Академии художеств получил право на пенсионерскую поездку в Италию, где занялся изучением памятников античности и раннехристианских церквей. Им были выполнены проекты возобновления храма Фортуны в Пренесте и дворца цезарей на Палатинском холме. Последний проект обратил на себя внимание Николая I. В 1828 г. молодой архитектор причисляется к императорскому Кабинету, а по возвращении через год в Петербург получает заказ на переделку ряда помещений в здании Академии художеств.

Одной из лучших тоновских работ стала превосходная Академическая набережная с привезенными из Египта сфинксами. Одновременно Николай передает вопрос о московском Храме Христа Спасителя академии и выражает категорическое желание, чтобы им занимался Тон.

Два проекта разделило 10 с небольшим лет, но эти годы слишком много значили для нашей истории. Высочайший подъем патриотизма на гребне победы в Отечественной войне, образование декабристских обществ и — события на Сенатской площади, трагедия, пережитая русским обществом, в ряду которой стояла и гибель Грибоедова. Николай I обращается к диктату в отношении культурной и художественной жизни России, тем более в отношении храма-памятника. Храм будет проектироваться и строиться на протяжении полувека — от июльской революции во Франции до Парижской коммуны, от возникновения общества «Молодая Италия» до года разгрома «Народной воли». Николай I стремился к созданию символа самодержавия, для русского же общества в выраставшем храме по-прежнему воплощались те чувства и надежды, которые объединяли народ в Отечественной войне, — великое противостояние, далеко не всеми в наши годы осознанное.

Старые снимки и открытки, сохранившие вид храма-памятника, говорят о нем и много и мало. Много — потому что позволяют представить, как он выглядел. Мало — потому что не дают возможности представить, воспринять его вместе с городом. И пожалуй, только картина Н.Е. Маковского «Иллюминация Москвы» 1881 г. возрождает живую картину тех далеких дней. В нашей памяти стерлось даже то обстоятельство, что первые электрические фонари на московских улицах появились около храма — 32 фонаря, которым давала ток первая московская электростанция, построенная на противоположном берегу реки, на бывшем Винно-соляном дворе. Позже огни вспыхнули на Каменном мосту и Кремлевской набережной. Все, что происходило с храмом, становилось событием в московской жизни.

История, воплощенная в камне... Простой равноконечный крест в плане. Выступы в углах, образующих порталы. Одинаковые фасады. Одинаковые, в 15 ступеней, широчайшие крыльца у каждого портала: их площадь составляла почти половину общей площади храма. Темно-красный и пестрый полированный гранит на крыльцах и облицовке фундамента. Могучие, по 3 на каждом фасаде, двери — литые, бронзовые с внутренней стороной из резного дуба. Вес средних достигал 13 тонн каждая, боковых — З тонн. И сразу за ними летопись величайших дней, прожитых народом, в так называемом коридоре — пространстве между внешними стенами и четырьмя основными несущими столбами — высеченные тексты. На мраморных белых досках, начиная с левой стороны западных дверей, давалось описание всех событий Отечественной войны и имена павших офицеров.

...Объявление от 13 июня 1812 г. о вторжении неприятеля в пределы Российской империи. Армия была готова к военным действиям, но в роковой день 12 июня через Березину на нашу землю вступили 450 тысяч солдат в сопровождении 1200 полевых орудий и 10 тысяч провиантских повозок. Сомнений не могло быть — армия нуждалась в поддержке народа. Александр I должен был обратиться памятью к временам ополчения Минина и Пожарского.

...Воззвание от 6 июля 1812 г. к народу русскому и к Москве об ополчении: «Да найдет неприятель на каждом шаге верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами. Да встретит он в каждом дворянине Пожарского; в каждом духовном — Палицына, в каждом гражданине — Минина». Это после воззвания за каких-нибудь полчаса было собрано на собрании представителей московского дворянства и купечества несколько миллионов рублей, и первым половину своего состояния пожертвовал городской голова Куманин.

На Тверской, в доме главнокомандующего (нынешняя мэрия), Комитет для приема ополченцев записывал лиц всех сословий, среди них всех 215 студентов так называемого срочного выпуска Московского университета. В местах народных увеселений близ Новоспасского и Андроньевского монастырей, в специальных павильонах лежали на столах книги пунцового бархата, около которых выстраивались очереди спешивших записаться добровольцев — волонтеров. Первым ополченцем в полной форме явился к главнокомандующему писатель С.Н. Глинка, за ним историк К.Ф. Калайдович.

Дальше в храме шли в хронологическом порядке описания всех сражений, бывших в пределах России в 1812 г. (71 сражение). Напротив алтаря — благодарственные манифесты русскому народу и русскому дворянству в связи с изгнанием неприятеля за пределы государства. Напротив самого почитаемого — горнего места манифест о построении храма: «Да простоит сей храм многие веки, и да курится в нем... кадило благодарности позднейших родов, вместе с любовию и подражанием к делам их предков». Его окружали по сторонам благодарственный манифест городу Москве и манифест об учреждении медали 1812 г. Дела предков — о них говорили описания 87 сражений русской армии за границей. Этот летописный ряд замыкался с правой стороны западных дверей манифестами о взятии Парижа, низложении Наполеона и о воцарении мира в Европе.

Вид храма Христа Спасителя в Москве по рисунку Журавлева. 1862 г.

Роспись стен и оформление главного иконостаса храма Христа Спасителя. Эскиз К. Тона. Рисовал академик С. Дмитриев

Слов нет, строительство отличалось медлительностью, но такая медлительность в отношении храма имела свое слишком серьезное оправдание — виртуозное мастерство и тщательность выполнения всех, без исключения, работ. Специалисты едины в своем мнении: достичь их сегодня невозможно, ведь строили на века и строили с пониманием смысла памятника.

Горельеф «Преподобный Сергий благословляет на битву Дмитрия Донского и дает ему иноков Пересвета и Ослябю». Скульптор А. Логановский

К концу 1839 г. была вынута из котлована 21 тысяча кубометров земли, выложена сплошная каменная масса основания. В течение 1839—1853 гг. велась кладка кирпичных стен, куполов и внешняя облицовка. До 1857 г. установлены металлические части крыши и куполов и одновременно построены леса внутри — начались штукатурные и облицовочные работы стен и пола. В 1859 г. были сняты наружные леса, а годом позже начаты росписи и внутренняя художественная отделка.

Художники — их было множество, и каких! В восторженных отзывах очевидцев о красоте внутренней отделки нет ни малейшего преувеличения. Обычно называются имена В.И. Сурикова, В.М. Васнецова, Г.И. Семирадского — они и в самом деле знакомы нам по музеям. Об одних стало принятым умалчивать, потому что они преимущественно занимались церковной живописью, — профессора Академии художеств А.Т. Марков, В.П. Верещагин, М.Н. Васильев, П.В. Басин или автор поражавшего воображение современников «Медного змия» Ф.А. Бруни. О других не говорилось, потому что не представлялось возможным связывать храм Христа Спасителя с теми, кто принимал участие в академическом «бунте 13-ти», вошел в созданную И.Н. Крамским Артель, а дальше и в Товарищество передвижных художественных выставок.

Между тем сам И.Н. Крамской сделал для А.Т. Маркова около 50 рисунков с натуры для росписи купола и расписывал тот же купол вместе с Н.А. Кошелевым и К.Б. Венигом, автором исторических полотен «Последние минуты Дмитрия Самозванца» и «Царь Иван Васильевич Грозный и его мамка». В храме работали «артельщики» А.И. Корзухин — кто не знает его «Поминок на сельском кладбище», «В монастырской гостинице», «Перед исповедью»! — и Фирс Журавлев, оставшийся в истории нашего искусства картинами «Перед венцом» и «Поминки». Здесь создал лучшие образцы своей живописи Г.С. Седов, автор полотен «Иван Грозный и Василиса Мелентьевна», «Иван Грозный и Малюта Скуратов», и Кирилл Горбунов. Больше 30 образов было написано носившим титул придворного живописца Т.А. Неффом, немногим меньше К.Е. Маковским. Кстати, запрестольный образ «Тайная вечеря» принадлежал кисти Г.И. Семирадского.

Открытие памятника императору Александру III перед храмом Христа Спасителя. 1912 г.

Скульптурные работы были несколько сдвинуты во времени, потому что значительная часть их находилась на наружных стенах, — они велись с 1846 до 1863 г. Тридцать три рельефа А.В. Логановского, чьи работы привлекли внимание А. С. Пушкина и отмечены его четверостишием «На статую мальчика, играющего в бабки». Добрый знакомец поэта Федор Толстой, скульптор и медальер, автор медальонов, посвященных 1812 г., и дверей храма-памятника. Подобно Логановскому, трудившийся над рельефами скульптор и один из первых русских историков искусства Н. А. Рамазанов, написавший в своих «Материалах для истории художеств в России»: «Долг наш хотя бы теперь не дать замереть преданиям о наших стариках». Современники восхищаются его бюстами И.А. Крылова, А.Н. Островского, М.С. Щепкина, Федора Толстого, И.И. Панаева. Снимает он и посмертную маску Н.В. Гоголя, которая позволяет ему сделать портрет писателя.

О работах мастеров для Храма Христа стало не принятым говорить еще и потому, что в них видели главным образом способ заработать большие деньги, особенно трудно достававшиеся молодым. Тем неожиданнее оказываются факты. Не приобрел здесь состояния М.А. Чижов, автор известных скульптур «Крестьянин в беде» и «Татьяна». Осталась в самых затруднительных материальных обстоятельствах семья Н.А. Рамазанова, умершего через 4 года по окончании работ от простуды, полученной в Манеже, где он готовил выставку для Румянцевского музея. В том же году Академии художеств пришлось хоронить за свой счет П.К. Клодта, создателя конных групп на Аничковом мосту Петербурга и памятника И.А. Крылову в Летнем саду. «Он бескорыстен, чист душой, скромен и только от других узнает, что его работы достойны хвалы и уважения», напишет о нем еще при жизни художника критик Н.И. Греч. П.К. Клодт открывает тайну своих товарищей по искусству: работа для Храма Христа была для каждого из них приобщением «к великому памятнику народного долга и любви к родной земле».

Вид из окна Практической академии на Воспитательный дом и храм Христа Спасителя. Фото Н.М. Щапова. 1899 г.

В годы Первой мировой войны рождается идея создания во Всехсвятском — нынешнем поселке Сокол — кладбища-памятника для погибших на фронте солдат и сестер милосердия. На 11,5 десятинах векового парка Маврокордато, в Песочном переулке, проектируется ансамбль церкви с примыкающими к ней галереями. В одной из галерей должны были разместиться материалы о ходе войны, в другой — на вечное хранение военные трофеи. В феврале 1915 г. кладбище было открыто, и на нем, рядом с временной часовней, произведены первые погребения. Среди них — героически погибшей 19-летней сестры милосердия 1-го Сибирского отряда Всероссийского союза городов О.И. Шишмаревой, студентов Московского университета, воспитанников московского Алексеевского военного училища.

Но скольких можно было довезти до Москвы! Для большинства прах близких оставался на неведомых полях. И стихийно сложившийся обычай — в Москву приезжали со всех концов, чтобы, отслужив панихиду в Храме Христа Спасителя, на его же стенах написать родное имя. От руки. Как получится. Фамилия, год рождения и день гибели, иногда слова прощального привета. Никто не запрещал, не препятствовал. Все понимали — в этом храме не могло быть иначе. Семьдесят с лишним лет мы не говорили об обычае, который впоследствии заменил огонь Вечной славы у могилы Неизвестного солдата.

В храме, который возведен сегодня из железобетонных конструкций, нет вдохновенного труда ремесленников и художников, старательно подбиравшегося со всей России материала, подлинников живописи и скульптуры. Новая церковь может стать только памятником нашего желания, но не способности воссоздать прошлое.