Москва - столица

УЛИЦА БОЯРЫНИ МОРОЗОВОЙ

Кто не знает знаменитой суриковской «Боярыни Морозовой»? А знакома ли кому-нибудь улица, которой картина обязана своим рождением? Не потому только, что в годы работы над холстом художник жил именно на ней. Куда важнее то множество подробностей, которые были подсказаны Сурикову ею, — от тающего в морозной дымке пейзажа до примостившейся среди дворов церковки и полозьев саней на свежевыпавшем снегу.

Долгоруковская — Каляевская — рассказа о ней не найти ни в одном самом подробном путеводителе. Просто одна из напряженных транспортных артерий Москвы, ничем не сумевшая привлечь историков архитектуры и не ставшая предметом изучения историков культуры. Рядовая застройка, как теперь принято говорить, которую, кажется, нет нужды хранить.

Кажется, а в действительности...

Все начиналось с дороги. С дороги, что вела от московского Кремля к городу Дмитрову. Рождение города было далеко не обычным, а дальнейшая история его — очень важной для будущей русской столицы. В 1154 г., через семь лет после первого летописного упоминания о Москве, Юрий Долгорукий собирал дань — «полюдье» в долине реки Яхромы. И здесь у сопровождавшей мужа княгини родился сын Всеволод, получивший со временем прозвище Большое гнездо и названный в крещении Дмитрием. В честь княжича и был назван заложенный на памятном месте город, который тесно связан с Москвой и вошел в топонимику столицы: Большая Дмитровка, Малая Дмитровка, Долгоруковская и Новослободская, еще сто лет назад составлявшие единую Новослободскую улицу. Название последней пошло от Новой Дмитровской слободы, объединившейся в середине XVII столетия с соседней Сущевской. Многолюдьем обе слободы не отличались — приходилось на них в 1653 г. всего 149 дворов. Жители занимались торговлей и ладили телеги, как в Дмитрове выпасали коней для царских конюшен. От того времени сохранилась построенная в XVII в. церковь Николы, «что под вязками», достроенная в 1904 г. трапезной и колокольней (Долгоруковская ул., 23).

В 1877 г. растянувшаяся на две версты Новослободская улица была переименована в честь московского губернатора В.А. Долгорукова. Причиной тому стали не столько его хлопоты о благоустройстве города, сколько участие в организации обществ Красного Креста во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг.

Однако спустя десять с небольшим лет, при регулировании планов Москвы, название Долгоруковской было сохранено только за отрезком от Садового кольца до Селезневки. Остальной части улицы возвращено имя Новослободской. В 1919 г. Долгоруковская получила название Каляевской — в честь И. П. Каляева, убившего бомбой великого князя Сергея Александровича в феврале 1905 г.

Улица горела в пожаре 1812 г., а в 1858 г. Александр Дюма-отец, направляясь в сад «Эльдорадо», где Москва устраивала в его честь пышнейшее торжество — «Ночь графа Монте-Кристо», отметил понравившуюся ему уютную улицу из небольших домов, за которыми скрывались скромные зеленые дворики.

Не потому ли начнут отдавать ей предпочтение перед другими, более богатыми районами художники и работавшая интеллигенция?

По-своему Долгоруковская отличалась немалыми удобствами. В восьмидесятых годах XIX века по ней прошла конка, а в 1899 г. вместе с окончанием строительства Савеловского вокзала проложена первая в Москве трамвайная линия, соединившая нынешнюю Пушкинскую площадь с Бутырской заставой. Кстати, впервые москвичи увидели электричество именно в этих местах. Газетное объявление по поводу программы «Ночь графа Монте-Кристо» сообщало: «На пруду при освещении электричества будет исполнена серенада на гондолах тирольскими певцами и инструментальной музыкой».

Суриков выберет квартиру на Долгоруковской (№ 18) в 1884 г., сразу по окончании «Меншикова в Березове». Три года жизни — время работы над новым полотном. На этот раз это была «Боярыня Морозова». Художник не искал ни особых удобств, ни тем более высоких заработков. Сама работа была единственным счастьем и смыслом жизни.

«...Его скромная мастерская на Долгоруковской улице была недостаточно светла и недостаточно просторна для работы над большими полотнами, — вспоминал театральный художник А.Я. Головин. — Василий Иванович занимал две небольшие квартиры, расположенные рядом, и когда писал свою «Боярыню Морозову», он поставил огромное полотно на площадке и передвигал его то в одну дверь, то в другую, по мере хода работы».

Многие из натурных этюдов писались прямо на улице — уж очень красивой и тихой казалась здесь зима без ветра, в лиловатой дымке ранних вечеров.

«Мы на Долгоруковской жили, — рассказывал Суриков. — Там в переулке всегда были глубокие сугробы, и ухабы, и розвальней много. Я все за розвальнями ходил, смотрел, как они след оставляют... Как снег глубокий выпадает, попросишь на дворе на розвальнях проехать, чтобы снег развалило, а потом начнешь колею писать... И переулки все искал, смотрел; и крыши, где высокие. А церковь-то в глубине картины — это Николы, что на Долгоруковской».

Городской родильный дом на Миусской площади. 1903-1906 гг.

В. Суриков. Этюд к картине «Боярыня Морозова»

Картина была показана на XV Передвижной выставке в 1887 г. И, как всегда после окончания большой работы, художник сменил квартиру, чтобы через несколько лет вернуться в полюбившиеся места. Теперь ему надо было справиться со своим горем — смертью жены, попытаться в привычной обстановке обрести душевное равновесие. Весной 1891 г. Суриков въезжает в дом № 17, в конце того же года переезжает через улицу — в дом № 18. Это начало его работы над «Покорением Сибири Ермаком» и завершение великолепных портретов сибирских красавиц — Т.К. Доможиловой и Е.А. Рачковской.

Знал ли Константин Коровин, что становился соседом Сурикова? Во всяком случае, в том же 1884 г. он, закончив Московское училище живописи, ваяния и зодчества, перебирается из полуподвала на Селезневке на Долгоруковскую. Это была старая мечта, которую наконец-то удалось осуществить. Здесь же у него будет жить и приехавший в Москву из Киева М.А. Врубель.

«Дядя Антон, по моей просьбе, был у Миши и вчера сообщил, что Миша здоров, невредим и весел, — пишет в декабре 1889 г. отец Врубеля. — Сошелся с прежними своими товарищами художниками: Серовым и Коровиным, и на днях сообща открывают мастерскую (Сущевская часть, по Долгоруковской улице...)».

Сведения эти не были вполне точными. Мастерская принадлежала К. Коровину. Врубель вообще никакими средствами не располагал.

По ночам в мастерской примерзало к спине одеяло — даже чугунную, пристроенную посередине комнаты печурку не всегда было чем топить. Еды часто хватало только, чтобы подкармливать мышь, каждый вечер появлявшуюся у коровинского мольберта. Ванной служил большой красный таз, ставившийся поближе к печке, душем — губка, которую упорно каждый день выжимал себе на затылок Врубель. Он же берется для экономии готовить — печь на той же печурке яйца, но они лопаются — повод для безудержного веселья Коровина. И только дворник выступает время от времени спасителем, устраивая грошовые заказы на именинные поздравительные ленты, для которых Врубель придумывает фантастические по красоте орнаменты и шрифты.

«Демоническая эпоха» в жизни Врубеля и К. Коровина, как скажет один из их знакомых, потому что оба они увлечены образом Демона. Именно здесь Врубель напишет первый вариант своей знаменитой картины, которую удастся выставить только спустя 12 лет. На некоторое время художник оставит Долгоруковскую, чтобы снова вернуться в коровинскую мастерскую.

«В это лето мы, я и Михаил Александрович, как-то со всеми поссорились, — станет вспоминать Коровин. — Нужда схватила нас в свои когти, и мы целые дни сидели в мастерской. Иногда ходили в Петровско-Разумовское, где много говорили, а потому не скучали и были довольны смехом, который не покидал нас, дружбой и исключительно новизной. Но жилось тяжко...».

Рядом с другом Врубель переживет и очень тяжкий для него провал своих панно, созданных для павильона отдела живописи Всероссийской выставки 1896 г. в Нижнем Новгороде, — «Принцесса Греза» и «Микула Селянинович». На взрыв возмущения врубелевской живописью Коровин ответит записью:

«Критика наша за малым исключением занимается колебанием треножника артиста, совершенно выражая собой страшную психологию унтера Пришибеева... Авторы этих памфлетов сердятся на создание художника, боясь, что художник лучше других видит всю мелкую душонку их бытия».

Горькие воспоминания не помешают К. Коровину после триумфального участия во Всемирной парижской выставке 1900 г. снять квартиру именно на Долгоруковской. Мастерской художник связан не был, потому что за всю свою жизнь в Москве ее не имел, удовлетворяясь для работы обыкновенной жилой комнатой. В только построенном доме № 17 купчихи Ковригиной он напишет один из лучших своих портретов — Н.Д. Чичагова, блистательный по свободной маэстрии и предельно точный по душевной характеристике одаренного и жизнелюбивого музыканта, картины «Весной», «Деревня», находящийся в Третьяковской галерее «Ручей». Это время возобновления Коровиным в Большом театре «Руслана и Людмилы» и «Манфреда».

В первые годы существования Русской частной оперы Долгоруковская становится своего рода общей квартирой для большинства артистов труппы. На квартире у Т.В. Любатович (№ 36) идут репетиции, разбираются партитуры, проходятся отдельные партии. Здесь же во дворе поселится перешедший в Частную оперу Ф.И. Шаляпин — так было легче войти в необычную атмосферу этого театра. Шаляпин останется здесь и после перехода в Большой театр. Тем же адресом помечена им высланная в ноябре 1989 г. телеграмма В.В. Стасову: «Вчера пел первый раз необычайное творение Пушкина и Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери» с большим успехом очень счастлив...».

Бутырская тюрьма

Годы, проведенные на Долгоруковской, для В.В. Маяковского — один из напряженнейших периодов его жизни. После первого ареста сестра перевозит всю семью на лето в Петровско-Разумовское, но конфликт с хозяевами, недовольными неблагонадежными жильцами, заставляет раньше времени вернуться в город. Долгоруковская, дом Бутюгиной, квартира 38 (в нынешней нумерации домовладение № 33). Маяковский усиленно занимается революционной деятельностью. Второй раз его арестовывают 18 января 1909 г. и через месяц без предъявления обвинения выпускают. Но тут же вся семья втягивается в подготовку побега группы политкаторжанок из женской Новинской тюрьмы. У Маяковских дома шьются платья для беглянок, смолится канат. В момент побега Володя подает условные сигналы с соседней колокольни. Его матери один из организаторов побега передает главную улику — ключ, который Маяковские бросят в пруд Петровско-Разумовского.

Женщинам удалось скрыться, но все участники их освобождения были арестованы, в том числе Маяковский, находившийся в то время у И.И. Морчадзе. На вопрос пристава о его имени и причине появления у хозяина он ответит каламбуром, вызвавшим взрыв хохота товарищей: «Я, Владимир Маяковский, пришел сюда по рисовальной части, отчего я, пристав Мещанской части, нахожу, что Владимир Маяковский виноват отчасти, а посему надо разорвать его на части».

В январе 1910 г. его освободят из бутырской «одиночки» под гласный надзор полиции. Сохранился рассказ Н. Асеева о том, как Маяковский сразу после освобождения побежал осматривать Москву.

«Денег на трамвай не было. Теплого пальто не было, было одно только огромное, непревзойденное и неукротимое желание снова увидеть и услышать город, жизнь, многолюдство, шум, звонки конки, свет фонарей. И вот в куцей куртке и налипших снегом безгалошных ботинках шестнадцатилетний Владимир Владимирович Маяковский совершает свою первую послетюремную прогулку по Москве, по кольцу Садовых».

Архитектор Р. Клейн. Кинотеатр «Колизей» на Чистопрудном бульваре. В настоящее время в этом здании размещается театр «Современник»

Кинотеатр «Колизей». Интерьер

Имена, события... Но — и архитектура, может быть, все дело в том, что мы еще не научились разбираться в зодчестве второй половины XIX—начала XX вв., и некоторым архитекторам просто незнакомы имена их товарищей по профессии. Они не ценились в курсах истории архитектуры, им не привыкли придавать значения и в натуре. А между тем на Долгоруковской это — Р.И. Клейн (дом № 27), автор здания Музея изобразительных искусств, старого ЦУМа, «Колизея» (театр «Современник), Бородинского моста; Ф.Н. Кольбе (№36), особняк Глебовых-Стрешневых-Шаховских — на Большой Никитской (19); В.В. Воейков, автор многочисленных доходных домов в центре города.

Кстати, построенный В.В. Воейковым дом № 29 — один из первых в Москве образцов кооперативного строительства, он принадлежал Долгоруковскому товариществу для строительства квартир. Своя особая страничка есть на Долгоруковской и у Б.В. Фрейденберга, выученика Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Это им вместе с архитектором Шестаковым сооружены дома №№ 18 и 20 по Петровке, составившие единственный в городе ансамбль переулка Петровские линии, дом № 10 по улице Знаменке, занятый Институтом государства и права АН СССР. И если на привычно воспринимаемых как заповедные улицах работы этих зодчих сохраняются и восстанавливаются, не пора ли отнестись к ним так же и на Долгоруковской улице.

Выбор, который мы делаем сегодня, предельно ответствен: расстаться ли с вехами истории на наших улицах под предлогом, что их мало и их надо проявлять, или наоборот — самым бережным образом сохранить и проявить их, чтобы в новом облике города прочитывались страницы его богатейшего культурного наследия.