Москва - столица

АДОНИС ИЗ ГОЛЛАНДИИ

...Мною овладело желание увидеть чужие страны, народы и нравы в такой степени, что я решился немедленно же исполнить данное мною обещание читателю в предисловии к первому путешествию, совершить новое путешествие чрез Московию в Индию и Персию...

Корнелис де Брюин. 1711

Без малого сто лет эта книга служила пособием для каждого направляющегося в Россию — купца, дипломата, ученого, тем более путешественника. С нее начинали знакомство с далекой и загадочной страной. По ней изучали русский быт, привычки, обряды, кухню, манеру одеваться и убирать жилье, отмечать церковные праздники. Она рассказывала о климатических условиях и о том, с какими людьми предстоит столкнуться, как найти с ними общий язык.

В 1711 г. в Амстердаме вышло «Путешествие чрез Московию в Персию и Индию» голландского путешественника Корнелиса де Брюина. Через несколько лет необычный труд был переведен едва ли не на все европейские языки. Необычный — потому что, помимо очень добросовестного и очень благожелательного по отношению к русским характера изложения, в него входили 320 изображений с натуры. Огромные — до двух метров в длину — выполненные по зарисовкам автора гравюры открывали перед читателем виды русских городов, отдельных зданий, бытовые сценки вплоть до зарисовок почему-либо заинтересовавших путешественника растений. Впрочем, и сам автор представлялся для своего времени человеком достаточно необычным.

Летучий Голландец — это имя он получит, когда перейдет порог своих сорока лет. В годы молодости во многих странах его знают как Адониса из Голландии. Превосходное образование, острый и живой ум, несомненный талант художника делали Корнелиса де Брюина желанным гостем самых изысканных салонов, а романтическая внешность — предметом восторга многих женских сердец. Отсутствие богатства ему заменял редкий дар портретиста. Пускаясь в поездку без гроша в кармане, он был уверен, что найдет заказчиков в любом месте, где решит остановиться.

Голландия последних лет жизни Рембрандта. Де Брюину было десять лет, когда не стало великого живописца. Первые уроки живописи мальчик берет у местного, ничем не примечательного художника в родной Гааге; двадцати двух лет отправляется в Италию, чтобы продолжить занятия в Риме. Молодой голландец делает заметные успехи, приобретает первых заказчиков, но неожиданно для всех прерывает удачно начатую карьеру и пускается в далекую и долгую поездку.

Через несколько лет де Брюин вернется в Италию — на этот раз в Венецию, чтобы снова стать учеником известного живописца Карла Лотто. Восемь лет ученичества, новые успехи в искусстве и — непонятный для окружающих отъезд в родную Гаагу. Следующие пять лет де Брюин проведет затворником, работая над книгой о своих путешествиях. Снабженная двумясотнями выполненных автором гравированных рисунков, она станет первым географическим бестселлером в мире, переведенным едва ли не на все европейские языки. Встреча с Петром I в лондонской мастерской Готфрида Кнеллера предрешает поездку в Россию.

Петр I рассматривает с голландскими мастерами модель корабля. Гравюра Ж. Мишеля с картины Г. Ваннера. 1858 г.

И вот первое впечатление путешественника от Московии — множество иностранцев. В Архангельске они обзавелись собственными домами. В огромном каменном Гостином дворе — «Палате» — хранятся и продаются товары и русских, и иностранных купцов. Де Брюин встречает голландских купцов и в Вологде — красивейшем, по его словам, городе России, с множеством каменных и деревянных церквей и собором, построенным итальянским зодчим. Не называя имени архитектора, де Брюин только отмечает, что им же построен один из соборов Московского Кремля. Вологодский архиепископ Афанасий привечает гостя, поражая голландца своей образованностью и пристрастием к искусству — в его палатах настоящий музей картин. Один из «знатнейших» городов Московии Ярославль, красавец Сергиев Посад, Ростов Великий — художник едва поспевает делать зарисовки и описания.

На второй день по приезде де Брюина в Москву здесь праздновался день Водосвятия. «В столичном городе Москве, на реке Яузе, подле самой стены Кремля, — пишет де Брюин, — во льду сделана была четырехугольная прорубь, каждая сторона которой была в 13 футов, а всего, следовательно, в окружности прорубь эта имела 52 фута. Прорубь по окраинам своим была обведена чрезвычайно красивой деревянной постройкой, имевшей в каждом углу такую же колонну, которую поддерживал род карниза, над которым видны были четыре филенки, расписанные дугами... Самую красивую часть этой постройки, на востоке реки, составляло изображение Крещения...».

Катание с ледяных гор на Масленой неделе в Москве. Раскрашенная гравюра по оригиналу Г. Делабарта. 1790-е гг.

Спустя несколько дней пришло известие о победе русских войск над шведским генералом Шлиппенбахом, чему и был посвящен совсем особый праздник — представление из живописных панно и иллюминаций. Де Брюину довелось повидать немало всякого рода праздников, но здесь иное: наглядный урок и пояснение зрителям, что, если еще не все благополучно складывается в войне со шведами, победят все же русская правда и русское оружие.

Не меньшее впечатление производит и музыка. Де Брюину ее приходится слышать повсюду — гобоистов, валторнистов, литаврщиков в военном строю и во время торжественных шествий, целые оркестры самых разнообразных инструментов вплоть до органа у Триумфальных ворот, на улицах и в домах, наконец, удивительное по стройности звучание певческих ансамблей. Без этого не обходился ни один праздник в Московии.

А разве можно себе представить что-нибудь великолепнее игры солнца на золоте московских куполов, когда смотришь на них с колокольни Ивана Великого! И тут же де Брюин сообщает, что всего в Москве церквей с часовнями считается 679, а монастырей 22 и что сам Иван Великий построен еще при Годунове, и это с него упал самый большой колокол, отлитый русскими мастерами.

Или вид Москвы с Воробьевых гор! Остается только удивляться размерам расположенного на них царского дворца, но такой размах домов быстро перестает удивлять голландца. Достаточно привести в качестве примера дом Лефорта на Яузе — громадное каменное здание «в итальянском вкусе» с превосходно обставленными комнатами и фантастическим количеством серебра. «Там стояли два громадные леопарда, на шейной цепи, с распростертыми лапами, опиравшимися на щиты с гербом, и все это было сделано из литого серебра. Потом большой серебряный глобус, лежащий на плечах Атласа из того же металла, и, сверх того, множество больших кружек и другой серебряной посуды». И в то же время строится колоссальное здание Арсенала в Кремле, а на Красной площади, напротив Никольских ворот, Комедийная хоромина — первый общедоступный городской театр. Труппа для него уже прибыла из Данцига и дает спектакли на первых порах в доме Лефорта.

Петр, оказывается, далеко не во всем считал возможным нарушать старый порядок, даже в отношении традиционной русской одежды. Другое дело, что, когда дошло до голландского языка, именно он предстал наилучшим переводчиком, бегло переводившим разговорную речь. Царь знаком с широким кругом научной литературы. Его замыслы настолько увлекательны, что де Брюин буквально теряет счет времени — свое путешествие в Персию он продолжит только через полтора года — при содействии Петра и после клятвенного обещания царю на обратном пути снова задержаться в России. «Моя жизнь не была бы полна, если бы я не увидел этой удивительнейшей страны» — признание де Брюина незадолго до его кончины.

Это оказалось совсем не просто — определить для себя Москву. Облик города, дома, сады, улицы — все отступает перед впечатлениями городской жизни, слишком многолюдной даже для европейца, слишком шумной и, конечно же, необычной.

Первое московское жилье де Брюина — в доме одного из прижившихся в Москве голландских купцов. Нахлынувшие толпы гостей — хозяину приходится выставлять столы на триста человек. И среди них сам царь.

Другой купеческий дом. Тоже столы на сотни человек. Де Брюин ждет случая быть официально представленным царю. Вдруг зашедший в комнату человек завязывает с ним беседу по-итальянски. Князю Трубецкому — а это именно он — достаточно знаком чужой язык. Появляется Петр, и разговор переходит на голландский. Даже на родном языке де Брюину отнюдь не просто отвечать на град вопросов спутников Петра о Египте, Каире, разливах Нила, портах Александрия и Александретта — последними особенно интересуется царская сестра принцесса Наталья Алексеевна.

Очень скоро предметом подлинного увлечения Летучего Голландца становится повседневная жизнь москвичей, причем самого среднего достатка, начиная от обычая оставлять в доме, из которого уезжаешь, хлеб и сено — пожелание благополучия новым жильцам, вплоть до манеры шить, надевая наперсток на указательный палец и придерживая полотнище ткани не коленями, а большими пальцами ног, или красить пасхальные яйца в самый любимый у русских «цвет голубой сливы».

Де Брюин без устали колесит по подмосковным дорогам, заглядывает на огороды, в сады, приценивается на торгах — сколько, почем, как на вкус. Он не прочь побывать и в погребах — что запасают, как и надолго ли хватает? В чем-то он даже не путешественник — обстоятельный и хозяйственный голландский бюргер.

Ягоды? Больше всего в подмосковных лесах костяники. Едят ее с медом, едят и с сахаром. Готовят из нее похожее на лимонад питье, которое особенно полезно при горячке: снижает жар. Много под Москвой земляники, но куда больше привозят на торги брусники. Эту ягоду готовят только впрок — заливают водой, подмешивают сахар или мед и употребляют как питье. Пожалуй, это основное, что приносят к столу московские леса. Остальное выращивается на огородах.

Когда появились плодовые деревья в московских дворах? Де Брюин видит Москву сплошным цветущим садом, но ведь заботились о них еще в XVI в. Знаменитый «Домострой» устанавливал особо дорогое наказание за воровство и поломку в садах и огородах: каждое подпорченное (не то что сломанное!) дерево — штраф в три рубля.

И словно предвидя недоуменные вопросы людей начала XXI столетия, де Брюин успевает отметить особенности московского климата. Так ли уж он разнится от нашего сегодняшнего?

«Месяц Апрель начался такою резкою теплотою, что лед и снег быстро исчезли. Река от такой внезапной перемены, продолжавшейся сутки, поднялась так высоко... Немецкая слобода затоплена была до того, что грязь доходила тут по брюхо лошадям...» Летом особой жары не случалось, а в конце сентября непременно выпадал первый снег. В начале октября наступали морозы, вскоре и надолго сменявшиеся дождями, так что, когда в середине ноября Яуза стала и на ней начали кататься на коньках, снега еще не было. И снова «под исход года время настало дождливое... Но в начале Генваря, с Новым годом, погода вдруг переменилась: сделалось ясно и настали жестокие морозы». И так повторялось из года в год.

День за днем де Брюин втягивается в круг придворной жизни. И спустя несколько недель — первый царский заказ. Петру срочно нужны портреты трех племянниц Иоанновен. Иоанна давно нет в живых, но царевны при случае могут превратиться в неплохой политический капитал. Их будущими браками Петр рассчитывает укрепить политические союзы России. Слов нет, хватало и своих живописцев. Но от де Брюина ждали полного соответствия европейским модам и вкусам — недаром он побывал при стольких дворах. Русские невесты ни в чем не должны были походить на провинциалок.

4 февраля 1702 г. Меншиков везет де Брюина в Измайлово, к матери царевен вдовой царице Прасковье Федоровне. Хоть и поглощенный сложным придворным церемониалом, де Брюин успевает все же заметить, что Измайловский дворец совсем обветшал, что царица Прасковья когда-то была хороша собой, а из дочерей красивее всех средняя, Анна Иоанновна, белокурая девочка с тонким румянцем на очень белом лице. Две другие сестры — черноглазые смуглянки. Отличаются «все три вообще обходительностью и приветливостью очаровательной». Подобной простоты обращения в монаршем доме объездивший пол-Европы путешественник и представить себе не мог.

Да, радушие и приветливость царицы и царевен поразительны. Да, простота обращения с художником Петра I невозможна для других коронованных особ в Европе. И все же ничто не может скрыть от де Брюина смысла существующей в Московии государственной системы.

«Что касается величия Русского двора, — приходит он к выводу, — то следует заметить, что Государь, правящий сам государством, есть монарх неограниченный над всеми своими народами; что он все делает по своему усмотрению, может располагать имуществом и жизнью всех своих подданных, от низших до самых высших; и, наконец, что всего удивительнее, его власть простирается даже на дела духовные, устроение и изменение богослужения по своей воле».

Де Брюин не торопится покидать Россию. Только 15 апреля 1705 г. он решается тронуться в дальнейший путь на Восток. За Коломенским, у села Мячково, где добывается камень, сделавший Москву «белокаменной», он садится на судно армянских купцов, чтобы по Оке и Волге спуститься к Астрахани.

И мелькают названия — Белоомут, Шапово, Дединово, Рязань, Касимов. Из этих мест одни будут отмечены дорожными происшествиями, другие запомнятся постройками, пейзажами, иные — простым отсчетом верст. Их виды со временем оживут на огромных великолепных гравюрах, выполненных Летучим Голландцем.

Прошло четыре года. Позади Персия, Индия, Ява, Борнео. Летом 1707 г. де Брюин снова в Астрахани, чтобы пройти теперь путь вверх по Волге. Но сейчас, уже не столько исследователь, сколько добрый знакомый, он от души радуется произошедшим переменам в облике Москвы.

Герб Российского государства

На Курьем торгу выросло здание аптеки, которая должна снабжать лекарствами всю русскую армию. Трудятся в ней восемь аптекарей, пятеро подмастерьев, сорок работников. Лечебные растения разводятся в двух садах в черте Москвы и к тому же собираются по всей стране вплоть до Сибири, куда готовится за ними специальная экспедиция.

На Яузе появилась городская больница, иначе — Странноприимный дом для больных и увечных, с двумя отделениями на восемьдесят шесть человек. Есть здесь своя большая аптека и соответственно один аптекарь, один медик и один хирург.

Рядом с больницей построена суконная фабрика с выписанными из Голландии специалистами. На берегу Москвы-реки около Новодевичьего монастыря начал работать стеклянный завод, где делают всякие зеркала до трех аршин с четвертью в высоту — без них не обходится парадное убранство ни одного зажиточного московского дома. Де Брюин видит, что исправлена Китайгородская стена, отремонтирован Кремль, а со слов москвичей ему становится известно, что в местном Печатном дворе появился латинский шрифт, выписанный из Голландии.

В городском театре на Красной площади — Комедийной хоромине — идут регулярные, пользующиеся большим успехом у горожан спектакли.

И еще — замечания по поводу массового характера строительства по всей Московии, не говоря о самой столице. «Относительно зданий ничто не показалось мне таким удивительным, как постройка домов, которые продаются на торгу совершенно готовые, так же как покои и отдельные комнаты. Дома эти строятся из бревен, сложенных и сплоченных вместе так, что их можно разобрать, перенести по частям куда угодно и потом опять сложить в очень короткое время».

В этом-то и кроется главная причина исключительно быстрого восстановления русских городов после частых и сильных пожаров.

Изучив столицу Московии и с грустью расставаясь с нею, де Брюин приходит к выводу: «Многие писатели полагают, что некогда город Москва был вдвое больше того, как он есть теперь. Но я, напротив, дознал, по самым точным исследованиям, что теперь Москва гораздо больше и обширнее того, чем была когда-нибудь прежде, и что в ней никогда не было такого множества каменных зданий, какое находится ныне и которое увеличивается почти ежедневно».

В феврале 1708 г. де Брюин окончательно прощается с Москвой. Это был канун произошедшей в 1709 г. Полтавской битвы.