Эти слова близки к позиции Василия и многих других византийских авторов того времени; в ней нет ничего необычного. Однако совершенно по-другому Григорий относился к философии. В Академии он изучал философию только по учебникам, поэтому в философских учениях разбирался, по-видимому, плохо. Большинство его упоминаний об античной философии относятся к популярным анекдотам об ее представителях. Григорий резко отвергает значимость древнегреческой философии для христианства; его настроение созвучно ранним апологетам — Татиану, Ермию, Тертуллиану. В его словах звучит сарказм, подобный издевке Ермия в его «Осмеянии языческих философов»: «[Эмпедокл] думал сделаться богом и достигнуть блаженной участи, ринувшись в жерло горы сицилийской; но любимый башмак его, изверженный огнем, обнаружил, что не сделался Эмпедокл из человека богом, а оказался только по смерти человеком тщеславным»[74]. Тем не менее он активно использует в своих трудах слово «философия», вкладывая в него христианский смысл: «философия действительно возвышенная и простирающаяся в горнее»[75].