Развиртуализация. Часть первая

87 минут до завершения пути

– Или хочешь привести себя в порядок перед встречей?

Вопрос был риторический. Гриша не ответил.

Тяжелое пыльное марево стояло над танковой колонной, ползущей на Запад. «Островец… Медсанчасть…. Олежек… Вот она высшая справедливость Андреева, о которой говорила Кох?».

ОСА что-то внушал Кутялкину, пока, придерживая за локоть, вел к Отшельнику.

– Впереди почти нет врагов. До самой Атлантики, – они синхронно подняли головы. Над Краковом на преступно низкой высоте прогремели три истребителя СУ-27. – Столкновения с нами не будет. Так, отдельные стычки типа краковских.

– Куда вы дели тех, кто готов сопротивляться? – Гриша попытался заглушить вопросом шум в голове «островец…у тебя родился вчера… придумывай имя…».

– Все они на боевом дежурстве. В рамках программы модернизации сил НАТО пушечное мясо типа эстонского спешно выведено в запас. Основная масса вооружения передана спецподразделениям. Они образовали свыше тридцати укрепрайонов со всеми возможными радостями – ПВО, четырехуровневые бомбоубежища, патрулирование береговых линий, системы подавления радиосигналов. Канада, Великобритания, Австралия. Мы туда не суемся.

– Когда мы прогуляемся по всем столицам, рассредоточимся, накормим голодных, спасем обиженных, эти спецы выползут наружу и вместе с недовольными гнидами всех мастей переварят нас. Перепишут историю. Оставшиеся педерасты и журналисты, которые сейчас таскают Моне из одних катакомб в другие, убедительно докажут, что русские – вандалы, все разрушившие, устроившие темные века. Тех, кто спасает от разрухи, голода и междоусобиц, забывают очень быстро. Все это повторяется, потому что мы не умеем воспитывать несуетливых очевидцев, жаждущих, готовых и способных донести правду.

Кутялкин вновь только промычал.

«Сколько раз ОСА декламировал эту агитку?».

Гриша с тревогой смотрел на покачивающиеся лопасти Отшельника. Ему казалось, что между ним и Островцом мириады неизвестных, непроходимых миров.

– Главное сражение впереди. Я хочу, чтобы после него и еще спустя пятьсот лет при слове «русские» не сводило скулы, люди не вздрагивали, им не хотелось плеваться как сейчас при слове вандалы, – ОСА помог Кутялкину забраться в вертолет, кивнул свои бойцам. – Я хочу, что при слове русские возникал священный, а еще лучше мистический ужас, желание вытянуться по струнке и никогда–никогда–никогда не думать о применении оружия.

«Почему они делают всё так медленно?», – Кутялкину казалось, что ОСА растягивает слова, а его подчиненные слишком вяло передвигаются вокруг вертолета. – Надо срочно подумать что-то о своей семье. О Шняге».

Думать о близких не получалось. Зона головного мозга, ответственного за память о них, все еще была недоступна.

– Прости меня, Саныч, – вновь извинился ОСА и добавил. – Двое суток на помывку. Потом жду тебя. Разведуправление северной группы войск. Ты же знаешь, только это настоящая жизнь – умереть за что–то, имеющее или имевшее смысл. Через десять дней мы будем там, где похоронена Кох. Обещаю. Поставим ей памятник.

«Еще одна высшая справедливость? Убрать неудобного для общества человека. При этом состричь все возможные бонусы. Потом лицемерно возвести покойника на пьедестал».

Двести пятьдесят километров. Островец. Медсанчасть.

ОСА говорил что-то еще, но Кутялкин уже лихорадочно рассчитывал. Сколько это времени? Вдруг это ловушка? Получится ли долететь без дозаправки? Как пройти от места посадки к больнице? А если вокруг не окажется никого русскоговорящего?

Прорвой пустяковых вопросов он отгораживал себя от действительно важного. Гриша боялся подумать: «Будут ли там другие бублики? Где они? Готов ли я показаться перед ними со всем своим багажом – хранилище, Фишгард, кровь и отчаяние? Как Шняга очутилась в расположениях Северного фронта? Андреев специально вывез её, чтобы торговаться, если я сломаюсь, если начну упрямиться насчет рукописей? Как долго ОСА и Леший будут бороться за мою душу? Может и не требовалось Развиртуализации? Может мир еще долго мог сносно существовать в своих иллюзиях?».

Гриша боялся подумать о том, что он боится подумать.

«И главное – почему он не спрашивает о главном?»

– Бумаги, – прохрипел, не выдержав, Кутялкин. Он достал из-за пазухи записи Кох. – Бумаги, – повторил он и протянул Андрееву стопку измятых засаленных листков. Почти на каждом из них темнели пятна крови.

ОСА долго смотрел на них, потом перевел взгляд в глаза Кутялкину, потом выражение его лица стало холодным и отстраненным.

– Оставь себе. Я уже получил государственные награды за успешное выполнение операции, – сказал он и добавил. – Вернешь, когда допишешь, всё, что было и всё, что будет.

Потом загрохотал двигатель Отшельника. ОСА махнул рукой и пошел в сторону магистрали, по которой двигалась техника. На Берлин. Снова на Берлин.