Развиртуализация. Часть первая

Провал политики создания особых пограничных зон, препятствующих перемещению гражданского населения

Редкие воспоминания Кох скудны и неинформативны. Лишь однажды на его расспросы она не пустилась в шутки–отговорки, а призналась:

– Я рассчитывала, что переговоры с SAS из этого хранилища станут моей звездной ролью. Их будут транслировать все телеканалы мира. Даже интонацию репетировала: «Стоять суки! – неожиданного вскричала она, – У меня в руках письмо Эразма, мать его, Роттердамского к Томассу, сссуке, Мору. Еще шаг – и оно обратиться в пепел. Мне всегда нравились пламенные речи борцов за минуту до того, как они падают нашпигованные пулями.

Несколько раз она рассказывала о несравненном удовольствии, которое доставляет риск расстаться с жизнью.

– Самоубийство – лучшее, не изменяющее сознание, бесплатное средство для извлечения радости. Только решившись умереть, можно испытать неподдельное счастье. Когда угроза миновала. Даже идиотский раунд в русскую рулетку гарантирует несколько дней незамутненной похмельем эйфории.

Но чаще всего она рассуждала о том, что происходит снаружи:

– Всё, что происходит здесь, с точностью до мелочей повторяется наверху. Ведь взаимоотношения людей с миром точно такие же, что и с отдельным человеком. Пробуешь его понемногу, и вроде всё в порядке. Но если надолго оказаться в комнате даже с записным ангелом или охренительно разнообразной реальностью, она очень быстро и довольно болезненно переполнит тебя. До горлышка, до макушки. Выворачивать начнет, как бы человечен, миролюбив, великодушен ни был этот условный пуся-ангел. Допустим и близок тебе, и хорош, но терпеть его, прощать, подстраиваться получится только в том случае, если он органически соответствует твоему нутру. Мир перестал быть органически приемлем большинству из нас. В лучшем случае он остается барабанной установкой маньяка меломана, которому нужна богатая палитра звуков. Но он долбится в то, что осталось от прежних музыкальных инструментов, а прежнего разнообразия мелодий нет.