Развиртуализация. Часть первая

Формирование ополченцев и добровольных воинских подразделений в тысячах полисах Европы

Здесь была уйма времени. Щедро рассыпано в каждом углу. Хватило бы, чтобы всё-всё-всё обсудить – неспеша, с чувством и расстановкой, невозможной в прежней жизни. Вывернуть прежний мир шиворот-навыворот, снисходительно вернуть прежние формы, разрезать, склеить, додумать до самого донышка – и его, и себя, и себя в нём. Но говорить о чем-то кроме того, что составляет жизнь в этих четырех стенах, не хотелось. Не получалось.

Как они не старались, всё, что их окружало, стремительно деградировало. Плохо выветривался затхлый запах. Одежда превратилась в тряпки. Грязные лохмотья не выбрасывали из–за того, что в хранилище было прохладно.

Частички извести, которую они выскребали между камней, серым налетом оседали на вещи, впивались в кожу. Кожа покрылась сыпью, воспаленными пятнами. Тела, несмотря на гигиенические процедуры, стали остро и неприятно пахнуть. Привыкнуть к этому было невозможно.

–Ты веришь, что в пяти метрах над нами гудит Оксфорд? Зеваки прогуливаются по улицам, хохочут студенты? Чистый летний воздух. Птички?

– Почеши яички. Чушь. Нет ничего этого. Только я, Пушкин, Ленин и разбитое стекло. Точнее, я да вонючий хомячок, да несколько килограмм интерьера – вот и вся Вселенная. С этого дня объявляю табу на любые разговоры о мифологических просторах за пределами нашего каземата.

– Не дождешься.

– Бунт на корабле?

– Тебе не кажется, что ЭТО уже не корабль, а смрадное дырявое корыто. Мы давно идем ко дну. И речь только о том, насколько изящно нам удастся захлебнуться.

Наталия гневно вскинула голову:

– О бубликах ты уже забыл? – Кутялкин ничего не ответил. – Чтобы я больше не слышала капризов! Ты дал обещание выжить. Тебе придется сдержать его.