Развиртуализация. Часть первая

Бодлианская библиотека, час до паники на финансовых и товарных рынках

– России не будет, пока мы сами себе её не объясним, – Гриша сразу же надавил на больной наташин мозоль. – Ты ведь тоже не в курсе, почему и зачем там, у нас, от Москвы до самых до окраин, происходит то, что происходит? – «Надо быть максимально иносказательным». – Вслух мы многое говорим. Интуитивно разное покалывает – утопленные белогвардейцы, замученные красные, генетики, народовольцы. От этого часто гадко и печально. То мы захлебываемся в ощущениях собственной второсортности. То внушаем себе, что мы – как все, при этом лелея богоносца внутри. – Кутялкин редко, но метко умел быть красноречивым. – Нам давно неуютно в своей истории – даже если неуютность эта проистекает от величия и непостижимости прошлого. Никому никогда не удастся собрать в своей голове собственную страну, осознать, если в ней полно того, что не простить-не понять. Вдруг хранилище – это шанс поставить точку? Хотя бы между 19–ым и 20–ым веками.

– Думаешь, мы войдем в архив и всё изменится? Парочка туманных документов? Еще одна жалкая попытка залепить раны?!

– Ты будешь пытаться и пытаться вновь. Пока не пробьешь нужные стены, – «что я говорю?!» – Гриша зажмурился, заклиная угадать хотя бы несколько нужных нот. – Там у нас слишком много неотмщенной крови. Нельзя допустить гипотетическую вероятность, что в это море упадет еще одна капля.

– Всё понимаю, Григалександрович. Ноги не идут. Еще в Москве почувствовала – в библиотеке со мной произойдет гораздо худшее, чем три года назад. Поскольку отвратительнее того кошмара я ничего представить не могу, значит с нами случится просто вселенская бяка. Я не выдержу. Такой недоносок как Вы тем более.

– Я наблюдаю здесь только одного недоноска. Сопливого, заикающегося, предавшего идеалы.

Девушка зыркнула глазищами словно оплеуху влепила. В этот момент Кутялкин впервые восхитился Наталией. Он увидел – «гадюка» готова оптом отдать все свои семь жизней. Кох только начинала обретать объем, набирать вес в гришином пространстве. Скоро этот умозрительный процесс разовьет фантастическую скорость.

– Осторожнее, Янтарная Вишенка[49]. За три года Андреев бросил меня на пять очень неприятных заданий. Процент выживших оказался гораздо ниже пятидесяти.

– Поэтому ты в штаны напустила?

– Не бери на понт. Ты правда считаешь, что какая–нибудь затерянная рукопись поможет разобраться, кто виноват и что нам со всем этим делать?

– Надеюсь.

– И ты готов умереть за это?

– Я готов умереть за свою семью.

– Пойдем, сладенький, потешим старуху смерть.