Развиртуализация. Часть первая

День гнева – бомбардировки стран Большого Котла

«Хранитель Рыбы» – как раз такое волчье логово, о котором предупреждал Леший. Маленький городок, забитый беженцами, скудные запасы продовольствия, боевые отряды, делающие набеги на окрестных баранов и безумных пилигримов. И тем, и другим – вертел в жопу. Или на засолку. О каких еще гастрономических причудах умалчивает английская периодическая печать? На что мы с Кох надеялись?! Записные идиоты! Местные бригады плотно контролируют окрестные дороги, делают запасы, набивают амбары на зиму, собирают всё, что может пригодиться в неминуемом противостоянии против себе подобных в будущей войне всех против всех. За утлое суденышко здесь требуют не душу, сотню раз перезаложенную, давно заархивированную в детях, а десятка два полноценных жизней», – все эти соображения молнией блеснули в сознании Кутялкина, оставив паленый привкус безысходности.

Вокруг стояли мрачные серые лица чужаков. Пришельцев с другой планеты, из другого мира, появление которого Кох и Кутялкин не застали.

Пять человек. Осунувшиеся, угрюмые, молчаливые. Жиденькие неухоженные бородки, колючие глазки, движения расчетливые, экономные; потрепанная, потертая одежда – хаки, джинсы. Три штурмовые винтовки[78], охотничье ружье, гришин Зиг–Зауэр.

Грише и Кох обмотали руки скотчем – хороший знак? Сразу не убьют? Кох попыталась что–то спросить самого юного гунна, старательно крутившего ленту вокруг её запястий. Тот, не задумавшись–не прислушавшись, сунул кулаком ей в лицо. Опухшая губа брызнула кровью. Девичья охота общаться быстро прошла.

Едва заметной тропкой их конвоировали на вершину утеса и через вересковый кустарник провели к ближайшему лесочку. Когда они оказались под невысокими вязами, рыжий главарь шайки указал на топоры и пилу на одном из многочисленных свежих пней.

– У вас есть выбор, – тихо, словно себе проговорил Лис. – Пока вы рубите деревья, вы живете. Останавливаетесь – мы вас убиваем (You stop – we kill). Если сразу откажетесь, мы скормим вас нашим собакам. Если продержитесь хотя бы час, умрете легко.

«В этой ситуации меня здорово обнадеживает, – мысли Кутялкина продирались сквозь внезапную, но мучительную головную боль. – Что у нас есть выбор. Как с эдакой трещащей черепушкой производить лесозаготовки? Почему мне не кажутся неожиданными радикальные предложения амигос?».

– Можете просто рубить деревья, – спокойно пояснял главарь. «Однозначно, это не первая его лекция». – Можете разделывать их на поленья, – рыжий развел руками, показывая максимальную длину полена.

«Отлично – выбор у нас есть», – час назад Гриша предполагал, что понимает мир, который сгущается вокруг, но каждый новый миг доказывал, насколько незрелы его прежние опасения. Сейчас он осторожно заключил – «страшной правды вокруг гораздо больше, чем может осилить мой разум».

– Как только кто–нибудь из вас остановится – мы убьем его, – повторил рыжий. Увидев, что Кох хочет что–то сказать (не хочу ишачить?), пояснил. – Если кто–то готов умереть сейчас, just say it.

Наталия осеклась. Лицо Лиса горестно скукожилось, словно он захотел собрать в щепотку нос, рот и брови. Посолить–поперчить предложенные пленникам перспективы?

– Прежде чем умереть, Вы можете сообщить сведения, которые помогут мне и моим друзьям продержаться в городе лишних два–три дня (Before you die. You can say something. To help us fight for Fishguard). Если заинтересовать нас не удастся, вы опять–таки умрете.

Примерно такой литературный перевод сделал Гриша отрывистым вздохам рыжего. Во время длинной незажигательной речи Кутялкин отчетливо понял – здесь не блефуют. Любой из этих головорезов, не задумываясь, шагнет вперед и снесет скворечник любому из пленников – аккуратно, чтобы не забрызгаться кровью, расчетливо, чтобы максимально сократить агонию. Такая вопиющая жестокость произойдет потому, что мир сбросил неудобную библейскую чешую. Никто не считается с прежними гуманными соображениями. Или ты, или я.

Скомандовав сознанию свернуться кольцами и подремать, Гриша взял топор и направился к самому толстому дереву. Три тоненьких вяза он оставил девушке. Засыпая, шевельнулась равнодушная мысль – «если бы ЭТО произошло до нашего заточения, я даже не подумал бы уступить Кох позицию попроще. Тупо рубил бы первый попавшийся ствол».

Кутялкин апатично ответил себе вялой сентенцией: «Всё потому, что до подвала я был жалким обсосом. Вышел оттуда получеловеком. Теперь, когда я, наконец, набираю настоящий вес, вот–вот пойдут финальные титры».