Азиатско-тихоокеанский пакт – заявление Китая об ограничении своих интересов АТ регионом

Он вернулся через полтора часа. Кутялкин успел и пожалеть, и передумать, и вновь убедиться в своей самоубийственной правоте.

– Ради такого идиота как ты я не стал пробивать, где твоя семья. Сам ищи, – Леший бросил на постель Зиг–Зауер[76] и GPS. Кутялкин проверил обойму – полная:

– Не боишься, что я всажу в тебя весь боезаряд?

– Всё еще обижаешься? Даже после того, как у тебя было два месяца на раздумья?

– Поэтому и обижаюсь.

– Если выстрелишь в меня, значит, не просидел семьдесят четыре дня в каменном мешке. Такое вот сослагательное наклонение.

Гриша включил GPS.

– Там карта Великобритании и Европы. Зарядки хватит дня на 2–3. Думаю – столько ты не проживешь. Иди на север – там можно выйти в хлебный Уэльс и выкрасть яхту.

– А зарядное устройство?

– Перетопчешься, – он бросил на колени Кутялкину шарф. – Здесь у нас клондайк для рыщущих поблизости доходяг. Будет лучше, если ты покинешь гарнизон без обременительной информации для размышлений. Завяжи глаза. Если тебя поймают где–нибудь поблизости, будут долго выпытывать планы этажей, сколько в гарнизоне людей, запасов. Как подобраться, что взорвать в первую очередь. За санитарной зоной пока вдоволь идиотов, надеящихся взять Стоунхаус штурмом.

Гриша повязал шарф. Напутствия Лешего все еще объединяли его с миром, где есть пища, мягкие постели, водопровод и электричество:

– Там всё по–настоящему, поэтому осмотрительно выбирай маршрут. Предупреждаю – не факт, что на месте прежней пустующей деревни не находится какое–нибудь братство картошки, ягнят и арбалетов. У тебя есть месяц, максимум полтора, чтобы найти семью – потом начнутся необратимые процессы. Уже сейчас предельная концентрация группировок. Сначала была мелкая грызня – поистребили всех одиночек, у которых есть что отнять. Теперь у каждого бандформирования минимум тысяча заточек и пугачей. Они постоянно передвигаются в борьбе за ресурсы. Повсеместно. Государства, сохранившие военные формирования, начнут противодействовать… До взаимоистребления. Так начнется великое переселение народов. Если к моменту, когда пена разбушуется в полную силу и станет бесповоротно кровавой, не отыщешь детей, шансы найти их сократятся в разы.

Потом они долго топали по гулким пролетам этажей, ехали в бесшумном лифте, шли по щебечущему парку, по скрипящему гравию. Кутялкин чувствовал тени веток, перебегающие по лицу. Леший молчал. Гриша решил было порасспросить о новых королях новой Великобритании (имена могли пригодиться), потом решил – ничего кроме интуиции и сомнительных бойцовских качеств ему не поможет.

Когда Кутялкин стянул шарф, они оказались у огромных зеленых ворот, в разные стороны от которых тянулась трехметровая стена с колючей проволокой. Видеокамеры чуть ли не через каждый метр. Рядом с Лешим торчат два пехотинца (все время бесшумно двигались рядом?) с таким же как у ограды каменным выражением. И сказочная погода – сухо, тепло, легкий бриз с моря.

Впереди до горизонта тянулось поле – камни, трава, кусты как пучки волос на плешивой голове:

– Санитарная зона. Два километра простреливаются одним пулеметом, – похвастался Леший. – Дальше твой новый безумный–безумный–безумный мир. Даю тебе тридцать секунд, чтобы передумать.

– Не боишься меня отпускать? Вдруг мы победим?

Леший искренне заржал. Окончательно расслабился? Достойно принимал проигранную партию?

– Ты так ничего и не понял, мой недалекий друг. Если вы победите, то это будете уже не вы, – подавил хохоток. – А мы! Мы просто станем вами. Ступай. Нам необходимы агрессивные и умные противники. Иначе закиснем.

Кутялкин повернулся и сделал шаг в этот трижды безумный. «Если остановит, значит, так и не поверил, что я уйду. Значит, боится проигрыша».

– Ты можешь пожить еще полчаса, – остановил его Раковский. – Поживи чуть-чуть у ворот. Я выдам тебе сопровождении.

«Ловушка?»

– МИ–6 мало интересуют непарные особи, – туманно пояснил Леший и вместе с пехотинцами скрылся за воротами. Кутялкин до рези в глазах вглядывался в перелесок впереди, стараясь рассмотреть охотников за головами. «Там, где движение – там смерть».

Праздничные осенние деревья легкомысленно шумели о том, что смерти не было, нет и не будет. Робкая северная растительность ловко скрывала первые признаки увядания. Солнце, запамятовавшее о неизбежной зиме, поддерживало наивную беспечность британской природы.

Загрузка...