Развиртуализация. Часть первая

Борт №10793, 20 часов до паники на финансовых и товарных рынках

Недавно они споткнулись о вопрос, смогут ли выжить, если кого–то из бубликов не станет. Продадут квартиру? Уедут в другую страну? Лягут, будут смотреть в потолок, пока не обратятся мощами? Никаких исцеляющих вариантов. С едким животным ужасом Гриша и Шняга сообщили тишине спальни о своём бессилии жить, постигни их горе. Нет таких наркотиков, нет такой боли, которая затуманила бы могилу сына, появись та в груди. Ничто не перевесит, не вычерпает, не затмит.

Бублики – пища, фон, радость, свет, основной мотив их ежедневности. Улыбки и слезы, беспокойство о здоровье, благополучии, будущем – основные движущие силы.

Ромка был фантастически красив. Когда Кутялкин смотрел на него, то забывал обо всём на свете. Иногда Гриша задавался неудобным вопросом: «Неужели каждый родитель видит своего ребенка эдаким очаровашкой?». И тут же отвечал на него: «Не. Я же объективен. Я же вижу, насколько хорош мой бублик».

Позавчера Грише вновь предстояло быть строгим и опять объяснять Ромке многое, до чего тот пока не дотумкал – не брать чужие вещи, бескорыстно помогать маме… Кутялкин не удержался – обнял старшого за плечи, прижал к себе:

–Ты понимаешь, когда я думаю, что с тобой стряслась беда, мир становится черно–белым, плоским и неуютным. Выбрось и забудь. Голова кружится. Кислорода не хватает. Дышу через раз. Всё вокруг теряет смысл.

Бублик хлопал огромными зелеными глазами, улыбался щербатым ртом и не верил.

В детскую вполз Сенька. Ходить он уже научился, но пока предпочитал четвереньки. Молодой бублик по обыкновению уставился на Ромку. Внимательно, серьезно, пожевывая верхнюю губу. Как смелый кролик на доброго удава.

– Видишь, он смотрит на тебя как на бога, – шепнул Гриша. – Мы с мамой для него любимые источники разнообразных полезностей. А ты – бог.

– Я хочу, чтобы он думал, что я Аполлон, – скромно пожелал Ромка.

За одно подобное воспоминание Гриша мог отправиться прямиком в пекло. Когда в памяти набралось более сотни, Кутялкин почувствовал себя кем–то вроде супергероя. Его телесная оболочка хрупка – разбивается легче легкого. Суперсила же заключена в неразрушимом внутреннем содержании, образуемом счастливой памятью. Эту мощь можно как джина выпустить из заточения, она сомкнётся вокруг видимой реальности, и, если потребуется, отомстит всем, кто причинит семье боль.

С помощью двух-трёх воспоминаний Кутялкин справлялся почти с любым огорчением. На последней линии обороны пикировка с Наталией сразу показалась пустяком.

Во время очередного виража её претензий в духе: «Ты жалкий щелкунчик, твоё место на рудниках, а не со мной. Я бы таких как ты стерилизовала, эксплуатировала, потом потрошила на органы», Гриша широко улыбнулся и радостно кивнул головой, жонглируя в голове мыслью «как незатейливы и легки укольчики на пути к грандиозной цели переустройства мира».

«Вот бы так до финала сражения!», – робко понадеялся он.

– Чего, лыбишься, диплодок? Мечтаешь слинять в гальюн? Полировать свою шишечку? – ЯК-40 снижался. В иллюминаторах сияло Северное море.

– Нет, сладенькая. Я ликую от того, как яростно ты меня домогаешься. Все разговоры сводишь к межполовым инсинуациям.

– Всё? Пошутил? – внезапно разъярилась Кох. – Это в тебе как в книжке–раскрашке видно самое мерзкое – обычная ваша липкая похоть, желание удобнее её пристроить, позадирать нос, поиграть в д’Артаньяна. Я такому болоту даже дотронуться до себя не дам.

Наталия злилась по–настоящему. «Видимо сильно я её Родиной–матушкой задел. Прав был Андреев – это у неё Пунктик».

– Эк, тебя, мать, разобрало в отсутствии мужского внимания. Ты неинтересна моему Величеству, – соврал Гриша и вновь не сдержался. – Даже если у тебя поперек, а не вдоль.

– Скорее НАТО объявит о самоликвидации, чем я дам повод Вашему Ничтожеству надеяться на взаимность.

«Ну и хорошо», – подумал Гриша. В течение десяти лет совместной жизни со Шнягой он много раз оказывался на грани измены, но не переходил определенную черту, которая могла считаться физиологическим «дошёл до конца».

Гриша не предполагал, что спустя сутки у него появится масса возможностей сблизиться с этой ершистой змеёй. И поквитаться, и позлорадствовать, и поколебать её систему ценностей. А ещё позже – разрушить её иерархию человекообразных.