Развиртуализация. Часть первая

Уничтожение авиацией гуманитарного каравана из Южной Америки

Проснувшись, помнил произошедшее накануне отрывочно. Приходилось заново собирать мозаику мироздания и надеяться, что придумает такие вопросы Лешему, которые прояснят чехарду, начавшуюся до того, как за Кутялкиным и Кох захлопнулась железная дверь хранилища 10Z.

Прежде чем вернуться к газетным заголовкам, Гриша заворожено наблюдал за дрейфом авианосца, который ночью пришел почти под окна Стоунхауса. На палубе суетились, взлетали вертолеты, несколько раз выстрелили орудия. Миротворческая операция?

Кутялкин вернулся к другой, не менее важной загадке – что послужило детонатором мирового кризиса.

Судя по содержанию газет, Кутялкин еще не вошел в Остоженскую цитадель, а пресса уже стала раскручивать всевозможные сенсации – очередной вброс относительно нелигитимности линии Макмагона и конференции в Симле в 1913—1914 гг.[67], об английских концессиях в Сибири[68].

Всплыли неизвестные ранее факты о сделке британской колониальной администрации и индуистскими махараджами по продаже княжества Кашмир. Первые полосы газет за день до начала акции Кутялкина и Кох в Оксфорде пестрели цитатами, ссылками, прямой речью историков.

Насколько можно было судить по сумбуру передовиц, в мире началась цепная реакция, очередной виток войны компроматов[69], но в более острой, прицельной, безжалостной форме. Из многочисленных, порою таинственных рукавов вытаскивались и публиковались неизвестные ранее замшелые документы – договоры, соглашения, протоколы, записи бесед, воспоминания современников, кулуарная перебранка глав государств.

Новые документы о Холокосте, о нападении на Перл–Харбор, о Венском конгрессе, документы–документики–черновики о войнах 17–20 веков. Викиликс на этом фоне выглядел детсадовцем в компании Чикатило и Потрошителя.

Складывалось ощущение, что основные мировые игроки долгое время напряженно сидели за карточным столом и предпочитали болтать, а не играть в карты. Потом – бац, и начался сброс козырей.

Война компроматов велась по всем направлениям, перерастая в горячую полемику и претензии дипломатических служб. США к Мексике, Мексики к Испании, Испании к Португалии, Португалии к Марокко, Марокко к Ливии, Ливии к Израилю, Израиля к Ирану и т.д.

Буквально за несколько дней всплыло столько исторического навоза, словно его веками копили аккурат до того дня, как Кутялкин застрянет в хранилище 10Z. Развиртуализация исторических событий органично переросла в раскрытие тайн многих межгосударственных сделок, территориальных уступок, финансовой подоплеки экономических событий последних лет.

Последовавшие чудовищные факты о манипуляциях статистической отчетностью в США, Великобритании и Евросоюзе, о балансе ФРС на фоне вскрытых язв истории выглядели по–рядовому и совершенно не катастрофически, если бы не…

«ОСА оказался прав, утверждая, что нынешняя цивилизация менее устойчива, чем во времена Римской империи. Как воздушный шарик – стоит сделать укольчик, и его начинает носить из стороны в сторону».

Кутялкин забрался в потроха толстых газет – на пятый день заточения в 10Z из них пропала экономическая информация. О колебании валют, цене на нефть, биржевых индексах и инфляции можно было судить только по заявлениям политиков. Прямая речь заполонили первые страницы –прогнозы, как разовьется очередной виток кризиса, привычные экспертные мнения в духе «ситуация под контролем» и всё чаще обвинения правительств и руководителей других стран в неосмотрительной политике и прочая, и прочая.

Если бы Гриша не читал между строк, он бы так ничего и не понял. Он процедил эзоповские выкладки журналистов и прозрел – цепную реакцию банкротств, обрушение финансовых, логистических, топливных пирамид, пустеющие полки магазинов, многократное сокращение грузовых и пассажирских перевозок, акты гражданского неповиновения, забастовки, народные волнения. Инфраструктура экономик крошилась в агонии финансовой системы. В горячих точках мира начались вооруженные столкновения.

На 30–ый день его изоляции газеты перестали публиковать сводки о разрыве дипломатических отношений между ранее дружественными странами. Многоголовое, многорукое политическое чудовище стало издавать со страниц газет менее невнятные, но очевидно все более скорбные звуки.

Война!

Кутялкин не хотел верить. Он до последнего надеялся, что человечество минует горькая чаша Третьей Мировой. При этом втайне Григорий Александрович признавал – только война вновь откроет в человеке бездну затертых, опустившихся на самое дно души, скукожившихся благородных чувств. Война заменит пробуксовывающий механизм несправедливости, отделивший людей не только друг от друга, но и от самих себя[70].

Чтение прервало появление морского пехотинца. Он бесшумно возник на пороге, оставил на тумбе у входа коробку «British Airways» (издевка?) с завтраком, кивнул, растворился. Под диетическую кашу хроника крушения цивилизации стала усваиваться быстрее.

Кутялкин увлекся расследованием настолько, что забыл – в этот кровавый кошмар вот–вот предстоит вернуться. Или нет?

Он чуть не свалился на пол, когда на тумбочке запиликал мобильный телефон, наконец поймавший сеть. Гриша коршуном бросился к нему и стал набирать Шнягу.