Прекращение электронных операций
Наталия ловко изогнула Кутялкина буквой S, притерлась в изгибы, перекинула руку Гриши через талию, устраиваясь удобнее, тыкнула попой ему в живот. Кутялкин не удержался, погладил её по бедру. Кох замерла, но промолчала и не отстранилась. Гриша стал действовать смелее. Когда его рука поднырнула под резинку спортивных штанов, Наталия вскочила как ужаленная, метнулась к выключателю. Кутялкин зажмурился от вспыхнувшего света. Девушка встала на колени перед импровизированным ложем и наклонилась к лицу сокамерника, словно желая поцеловать:
– Ты точно готов тратить силы на это? – спросила она. Ее волосы образовали шатер, в котором в невесомости плавали их лица. Никогда она не была так близко.
– Да.
Хотела сказать что–то еще. Передумала. Не отрываясь от его глаз, расстегнула молнию на кофте, надетой на голое тело, положила ладони на груди, помассировала, потёрла набухшие соски.
Кровь Гриши с бешеной скоростью понеслась по телу. Хотел вскочить, содрать с Наташи всё, что преграждало. Она опередила – раздевалась девушка быстрее любого солдата.
Только потом Наталия оторвала взгляд, развернулась спиной, перекинула через него одну ногу, постояла над Гришей, давая возможность оценить.
Девушка действовала выверенно, технологично, стараясь максимально быстро возбудить, точно надавить, предельно приятно сжать. Ни одного лишнего движения, ни одной лишней ноты. Экспрессом в рай.
Она ритмично приподнимала и опускала бедра, словно прямо перед его глазами, над бешено стучащим сердцем, а не ниже по течению крови, происходит таинство соития с его невидимой аурой. Словно не язык и губы, а влагалище сжимает, принимает и отпускает его, совершая десятки головокружительных прикосновений. Она постанывала так искренне, что смогла максимально сократить всю операцию.
Гриша придерживал ее, стараясь умерить пыл, продлить удовольствие, но Кох задрожала всем телом, охнула, и Кутялкина затопило теплом.
Она долго не выпускала его изо рта, не потеряв ничего из того, что он мог дать. Потом скользнула к нему и, задрав подбородок кверху, пробулькала:
– Делиться?
Гриша отказался, испуганно прикинув, какие бездны экспериментов ждут их на пути выживания.
Уже засыпая, он вновь принялся гладить её:
– Хватит уже меня лапать, – сонно предостерегла Наталия.
– Почему?
– Спать мешает, – шепнула она. – Бог хотел сочинить клитор, а придумал меня. Теперь я вся разбухаю, стоит ко мне прикоснуться. Если захочешь еще любви, просто скажи.
– Говорю, – откликнулся Кутялкин.
– Отлично. Единственно, я забыла тебя спросить – а как же Ромка, Сенька и их рогатая мама, по которым ты недавно стенал?
«Вот он разворот риторических фронтов, – Кутялкин живо почувствовал исходящее от Кох раздражение, – Мои бублики тут не причем. Они не имеют ничего общего с тем ужасом, который происходит с нами. Я всегда хотел отделить сыновей от выживания. Я не успел?».
В эту ночь он ничего не ответил Мальвине. Второго экспресса в рай не последовало.