Бессердечный принц. Раскол

Глава 11. Ольга

Я никогда не любила Петропавловскую крепость. Один вид укрепленных стен и шпиля собора, что взирал на людей с высоты птичьего полета, навевал тоску.

Будучи ребенком, я наслушалась множество историй о жестокости местной охраны и полицаев. Как имперские солдаты дубинками гнали оппозиционеров, как расстреливали без суда и следствия у ржаво-кирпичных стен. Большинство из них, конечно, от дедушки: в прошлом лейтенанта Российского императорского флота. Много лет он служил на линкоре «Севастополь», а форма с нашитыми золотыми галунами долгое время являлась достоянием нашей семьи. До тех пор, пока дедушка не предал свои идеалы и не перешел на сторону «Красной зари».

Объяснение было простым: мы стали неугодны родной стране. Всех тех, кто служил ей верой и правдой. Гонения на носителей хаоса начались не только среди гражданских, но и военных. Попытки погасить очаги революции после неудавшегося переворота в 1917 году вылились в массовые казни и аресты.

Посмотрев на руки, я несильно сжала колени. Мне, как внучке революционера с проклятым даром, сам Всевышний повелел умереть за стенками Петропавловской крепости. При желании никакие побеги, смена фамилии много лет назад и княжеский титул бы не помогли. Но еще я знала, что ни имперцы, ни оппозиционеры о людях не думали. Никогда.

«Красная заря» предала нашу семью, и полицаи пришли по наводке от дедушкиных «друзей». А молодой парнишка в форме, тот самый враг, шепнул мне, прячущейся под кроватью в спальне: «Молчи, что бы ни услышала. Потом беги отсюда как можно дальше».

Родителей и деда забрали по обвинению в государственной измене, а мне пришлось целый час гасить в груди рыдания. Я не узнала ни имени молодого полицая, ни звания, он остался где-то в размытых обрывках воспоминаний. Тихий, низкий голос, убеждающий меня не шевелиться, затем четкий ответ без запинки на вопрос командующего об остальных членах семьи: «Здесь чисто, в спальне никого нет».

— Проезжайте! — я вздрогнула и вынырнула из болота собственных мыслей, когда охранник пропустил нас. Автомобиль неспешно тронулся и медленно проплыл через Петровские ворота, отчего дышать стало чуть легче.

Первый досмотр окончен, значит, дальше тюрьма.

— Княгиня, к бастиону машину не пропустят, — водитель неуверенно взглянул на меня в зеркале заднего вида.

— Я дойду пешком, Ваня. Спасибо, — сухой ответ устроил волкодлака.

Желтый взор с вертикальным зрачком загорелся, затем погас, едва мы остановились на разрешенном месте для парковки автомобилей. Несколько черных машин с имперскими гербами стояли в ряд, будто дожидаясь команды или сигнала тревоги. При виде затемненных окон у меня внутри все скрутило, наружу попросился съеденный наспех десерт.

Ненавижу Петропавловскую крепость.

— Подожду вас, — бросил на прощание Иван, и я покосилась на него. В полумраке салона виднелась только нижняя часть лица, покрытая угольно-черной щетиной. — Приказ его высочества.

А я-то все гадала, почему опять сменился водитель? Ваня, кажется, служил во дворце.

— Когда успел?

— Всегда был. В случае нападения велено сменить вашу охрану и водителей, чтобы избежать жертв.

Не удержавшись, я хмыкнула, после чего выбралась на улицу. Сырой ветер метнул в лицо горсть колючих снежинок, из-за чего пришлось закрыться воротником и несколько минут потратить на осмотр территории. Ничего не изменилось: все те же здания, все такие же угрюмые лица бродящих туда-сюда работников и охраны.

— Извините! — окликнула я первого попавшегося мужчину. Ветер сбил с лысой макушки капюшон, и я охнула от удивления.

Черт потер покрасневшую от холода щеку, шмыгнул носом-пяточком, наклонил голову, продемонстрировав крохотные рожки. Как будто собирался лягнуть, но на деле ничего дурного не совершил. Из-под снега показалось копыто, когда черт переступил с ноги на ногу, хлестнул по грязному комбинезону украшенный кисточкой хвост.

— Чево изволите, барыня? — недружелюбно буркнула нечисть.

— Э-э-э, — я растерялась, — ты здесь работаешь?

Давно не видела чертей, не шибко-то их жаловали в столице. Как ни крути, а память у народа хорошая, люди на сказках росли.

— Канеш работаю! — огрызнулся черт и побагровел пуще прежнего. — Или, по-вашему, только царские кацапы пашють, дэ?

Он тряхнул козлиной бородкой, глазки сузились до щелочек, за которыми пылал настоящий демонический котел. Хвост вильнул в сторону и застыл, как бы прислушиваясь к реакции хозяина на меня.

— Тогда я позову охранника, — протянула я, прекрасно зная, что с чертями легко не договориться.

Вредные, обидчивые до жути. Оттого и не любили работодатели этот вид нечисти: проще взять в офис какого-нибудь анчутку или терпеть воющих на луну оборотней, чем перевоспитывать черта. Сами себе на уме, могли и напакостить при случае.

Правда, в моем случае упоминание охраны сработало на ура.

— Це шо за намеки? Шо я барыню не відведу? — мигом прекратил топтать копытами дорожку черт и поскакал ко мне. Набросил капюшон, затем застегнул пуховик, чтобы снег не забирался под рабочую форму.

— Куда, барыня?

Может же нормально разговаривать.

— К Трубецкому бастиону. Тюрьма, — сказала я.

Черт вздрогнул, втянул голову в плечи и с опаской покосился на меня.

— Неча там делать, барыня, —— пробурчал он, но смиренно двинулся в нужном направлении. — Проклятое место, гниль да мертвые. А кто жив — тот недолхо на свете задержится.

— Шагай, хвостатый, не болтай. Откуда, кстати?

— Так с Галиции. На заработки приехал: где получил место, там и служу. Вакула, кстати, звать.

— Значит, на клятой земле деньги зарабатываешь?

Вакула отшатнулся, отчего я невольно хохотнула. Какой пугливый, а столько норову было минуту назад.

— Вы чево, барыня? — подавился возмущением он. Стукнул в грудь рукой, чтобы я не сомневалась в его намерениях. — Да це вы шо. Какие кляти…

— Успокойся, пошутила я.

Моего юмора Вакула не оценил, надул щеки и дальше пошел молча. Несколько минут я наблюдала за ним исподтишка, ловила взгляды, полные любопытства, а про себя веселилась. Все-таки чертовскую натуру ничто не исправить: до жути им все интересно.

— А чево вам в тюрьме-то понадобилось, барыня? — не удержался от вопроса Вакула, когда впереди замаячил бастион.

— К девушке пришла, — ответила я. — Видел? Рыженькая такая, сегодня привезли после ареста.

— Не-а, — мотнул головой Вакула, затем взглянул на меня из-за капюшона со всей серьезностью. — Вы сильно не болтайте, барыня. И дар спрячьте.

— Что?

Я запнулась, но мне повезло. Неловко взмахнув руками, я удержала равновесие и не рухнула носом в сугроб.

— Шо, шо, — проворчал Вакула, бегло оглянувшись — Фонит от вас хаосом. У нас, чертей, нюх получше штучек царских ищеек. Вздумает кто проверить, проблем не оберетесь. Шли бы подобру-поздорову, некого тут спасать. Сюда будущие покойники попадают. Пеплом отца нашего, Сатаны, клянусь.

***

Вакула сбежал, как только мы добрались до ворот бастиона. Один из охранников с недовольством покосился на черта, отчего тот еще шустрее засеменил копытами по снегу в сторону неприметного здания. Мне оставалось беспомощно смотреть ему в спину и ждать, пока закончится унизительная процедура проверки.

Стало не по себе, я нащупала холодный металл под тонким слоем ткани. Браслет сработал как надо, никаких аномалий у меня не выявили. Когда охранник поднес черную коробочку к указательному пальцу, внезапная тяжесть оттянула руку, и мышцы задеревенели. На целую минуту я приросла к подъездной дорожке, пока острый кончик не пронзил мою кожу.

Один укол, крохотный укус насекомого. Совсем не больно. Хотя в первый раз мне казалось, как будто из меня высосали литра два. Потом несколько дней кружилась голова.

«Практически все магометры инвазивны. Достаточно капли, чтобы прибор оценил уровень хаоса в твоем организме», — сказал Алексей, когда я впервые прошла процедуру «отбора». Тогда я испугалась Боткина, который появился в дверях его кабинета.

А теперь? Иглы меня не страшили, зато последствия в случае обнаружения — очень даже.

Датчики промолчали, когда капля крови из проколотого пальца упала на тестер. Ни желтый, ни красный уровень — я внимательно следила за приборчиком, похожего на те, что измерял количество сахара в крови.

Всего-то крохотная коробочка, а сколько бы принесла проблем?

— Проходите, княгиня! — зычно отозвался охранник и отошел в сторону, как бы приглашая меня войти.

Внутри Трубецкой бастион ничем не отличался от десятка зданий крепости: все тот же ржаво-коричневый кирпич, напоминавший засохшую кровь, и решетки на окнах. Много решеток. Ты еще не дошел до тюрьмы, а уже оказался в ее стенах.

— Княгиня!

Первым мне навстречу поспешил перевертыш. Еще не до конца оформившиеся хищные черты обладали юношеской мягкостью, которую перечеркивала безликая форма стражника и запуганный взгляд. За спиной маячил, судя по отъевшемуся виду, заведующий тюрьмой. Подгоняя криками остальных охранников, он нервно оглянулся на меня, стащил фуражку и поклонился.

— Княгиня, нам доложили о вашем приезде.

Вот как. Или оперативно работали мальчишки у ворот, или сюда дозвонился Алексей.

— Вы знаете цель моего визита, — я не спрашивала, скорее, утверждала.

Переглянувшись с перевертышем, заведующий, представившись Иваном Романовичем Комаровым, пробормотал:

— Его превосходительство, командир специального корпуса жандармов, сейчас внутри. Он занимается допросом обвиняемой, но сообщил, что вы пожелали ее увидеть с разрешения его императорского высочества.

Ага, Владик доложился, как только получил по шапке сверху.

— Где сейчас Владислав Владимирович? — уточнила я и перевела взгляд на перевертыша.

Парнишка встал по стойке смирно, затем громко отчитался:

— Его превосходительство на втором уровне!

Я покачнулась, мысли побежали вперед. Второй уровень — это стандартная камера для допросов заключенных. Никаких пыток, физического насилия. Все разговоры записывались, общение между арестованным и следователем велось в соответствии с законами о правах осужденных.

В идеале. На деле же жандармы не брезговали подключать к разговорам менталистов, применяли угрозы, а порой и пытки. Все это, пока поверенные бегали по инстанциям для получения разрешения на встречу со своими клиентами.

— Рябов! — зашипел на мальца Иван Романович. — Ты сегодня больно разговорчив!

— Виноват, ваше благородие, — опустил русую голову Рябов.

— Проводите меня туда, — я кивнула на здание тюрьмы. Дожидаться, пока мужчины разберутся друг с другом, я не собиралась.

— Но, ваше сиятельство…

Чужой страх нитями опутал мои пальцы, я спешно подхватила их, точно шерсть и несколько раз обернула вокруг. После нападения слабость и боль отдавались в теле, однако крохотной искры хватило, чтобы перенаправить потоки эмоций. Так паника сменилась покоем, а ужас перед вышестоящим руководством — равнодушием. Конечно, я действовала аккуратно, всего лишь немного сплела из разбросанных клочков вполне читаемый рисунок.

На лице Ивана Романовича расцвела улыбка, плечи расслабились. Он добродушно хлопнул удивленного Рябова по спине и сказал:

— Отведи княгиню, хлопец.

— Ваше благородие, — изумился Рябов.

— Живее, не заставляй барыню ждать! — стоило мне отпустить нити, как причудливое плетение расплелось и раздражение вернулось к Ивану Романовичу.

— Идемте, — по-прежнему косясь на своего командира, Рябов пошел вперед.

Рисково, очень рисково. Меня буквально шатало, перед глазами поплыли серые круги. Браслет нагрелся, как бы в отместку за безалаберное отношение к собственной безопасности. Будь здесь Алексей, меня бы наверняка наказали. Лишили бы средств к существованию, отобрали завод или что-то из имущества.

Нельзя перечить цесаревичу и пренебрегать его приказами. Уж сколько было случаев, когда я по дурости показывала своеволие. Однажды я взбрыкнула после очередного приема, за что сразу же поплатилась. Всего-то нашла фотографию юной и прекрасной принцессы Вильгельмины из Австро-Венгрии.

***

Подобные снимки пачками присылали консулы иностранных государств в надежде, что наследник российского престола наконец остепенится. Желательно с той, которая принесет в страну «правильную» повестку запада. Но почему-то именно Вильгельмина и ее робкая улыбка вызвали раздражение: то ли девичьим румянцем, которого я давно лишилась, то ли пронзительным синим взором. Или во всем виновата дурацкая шутка Алексея про полные губы и свежесть девичьего тела.

Он стоял близко, я ощущала знакомый аромат древесины, влажной травы и хвои. Всего пара сантиметров между нами, а чудилось, будто мы на разных берегах Невы.

— Женишься на австрийской принцессе, я уйду, — по коже пробежали мурашки, когда холодные пальцы несильно сжали горло.

Взгляд Алексея обжигал, я будто провалилась под лед. Страшно, лёгкие наполнялись водой, и дышать с каждым разом становилось все труднее. Он опустил ресницы, затем чуть-чуть склонил голову набок. На плечи давила толща воды, тяжёлые одежды тянули на самое дно.

Убивающее молчание длилось недолго, однако потрепало мне нервы и потерзало душу скрытым страхом перед цесаревичем.

— Ну попробуй, — усмехнулся Алексей, — заодно проверишь, как далеко простираются границы моего терпения. Только помни, что у поводка ограниченная длина. А ошейник на твоей прелестной шейке из украшения легко превратится в удавку.

— Это угроза?

Ответа не последовало, но я и так его знала.

***

Воспоминания сменились ярко-жёлтыми пятнами от электрических ламп. По мере того как мы спускались ниже, прохладный сухой воздух сменился спертостью и затхлостью. Воняло старым подвалом, мхом, застойной водой, а каждый миллиметр этого места опутывала паутина боли, ужаса, унижения и… смерти.

— Аккуратнее, порожек, — предупредил меня Рябов.

Сухая ладонь нашла мою руку, затем пальцы крепко сжали кисть и удержали от падения. Покосившись на обнажившийся край браслета, Рябов тактично промолчал. Он сразу заметил царскую чеканку и учуял мощь артефакта звериным нутром.

— Давно ты служишь? — спросила я невпопад, просто для поддержания мнимой безопасности.

Заштукатуренные стены давили, полукруглые арки и отсутствие окон нагоняли депрессию. Не хотела бы я сюда попасть. Никогда.

— Нет, ваше сиятельство, — качнул головой Рябов. — Перевели из училища...

Где-то вдалеке раздался истошный крик, я вцепилась в рукав темной формы и застыла. Вопль повторился раз, другой, затем стих. Ощущение липкого кошмара, который окутал меня с головы до ног, усилилось. На лицах многочисленных охранников не промелькнуло даже сочувствия, они оставались спокойны и неподвижны, словно каменные изваяния. Никто не отреагировал на удаленные стоны, не спросил, куда мы так спешно двигались с Рябовым.

Карточка-пропуск, документы, краткий отчет кто и с каким визитом пожаловал — все, что потребовалось для входа в лифт на нижние этажи.

— Вам лучше закрыть уши, княгиня, — посоветовал мне Рябов.

В тишине кабины, куда не проникали звуки извне, стало как-то спокойнее.

— Общественность в курсе подобных выходок охраны? — сухо поинтересовалась я.

— Простите, княгиня. Не могу знать.

Ясно, понятно. Закройте рот, ваше сиятельство. Замелькали цифры на табло, а у меня в ушах все еще гремели вопли несчастного. Сцепив пальцы в замок перед собой, я прикрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. А когда прозвенел долгожданный колокольчик над головой и створки распахнулись, передо мной встал Влад Ящинский собственной персоной.

Форма была испачкана кровью.